В новом выпуске подкаста ведущие Зоя Светова и Вера Челищева говорят с Антоном Долиным, известным кинокритиком, ведущим канала «Радио Долин», говорят о судебных драмах, российских и американских. Вспоминают фильм Андрея Звягинцева «Левиафан», фильм Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин» и российский сиквел фильма Никиты Михалкова «12». Антон Долин объясняет, почему российские режиссеры не снимали судебных драм про настоящий российский суд и в чем разница между отношением американского и российского общества к правосудию. Долин рекомендует несколько новых судебных драм, которые произвели на него сильное впечатление, они скоро выходят на российские экраны.

Ведущие: Вера Челищева и Зоя Светова
Звук: Василий Александров
Обложка: Анна Жаворонкова
Голос за кадром: Анатолий Белый

Расшифровка

Зоя Светова. Всем привет. Это подкаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие. Я — журналист Зоя Светова.

Вера Челищева. И я — журналист Вера Челищева.

Зоя Светова. И сегодняшний наш гость — Антон Долин*, кинокритик, ведущий канала «Радио Долин» Человек, который, как мне кажется, знает о кино все или почти все. Добрый день, Антон.

Антон Долин. Добрый день. Это распространенное преувеличение. Мои столь широкие знания в кино на самом-то деле довольно-таки ограниченные. Я кино никогда не учился и в истории кинематографа плаваю довольно слабо.

Зоя Светова. Но я очень часто, когда выбираю, какой фильм посмотреть, читаю ваши рецензии, и, как правило, наши вкусы совпадают. Но сегодня мы вместе с Верой позволили себе такую, я бы сказала, вольность поговорить с Антоном о суде, но, конечно, о суде киношном, то есть о том, как режиссеры в разных странах и в России препарируют этот самый суд, то есть показывают основных действующих лиц, прокуроров, адвокатов, судей, присяжных. Я вот, например, очень люблю смотреть судебные драмы, ну и, конечно, много смотрю судебных сериалов. Мои любимые сериалы — «Хорошая жена», «Юристы Бостона» и другие. Все эти сериалы посвящены адвокатам и адвокатской работе. Но, конечно, есть великие судебные фильмы. У нас, как мне кажется, в России нет такого потока фильмов и судебных драм. В принципе на эту тему много снимают и у нас, но настоящих глубоких фильмов нет. И судья по-прежнему в России, кажется, неприкасаемая фигура.

Антон, скажите, вы смотрите судебные драмы? Если да, то какие, на ваш взгляд, стоит смотреть? И чем, по вашему мнению, западные судебные драмы отличаются от российских?

Антон Долин. Но сразу много вопросов. Отличаются они примерно всем. И я думаю, что любой человек, который хотя бы что-то из этого пробовал смотреть, знает, что это так. Но я скажу в маленькое оправдание России, хотя тут оправдываться незачем, жанры могут быть любыми. Могу сказать только, что любое сходство в этом жанре всегда будет поверхностным, как и любое сходство в области мелодрамы или комедии.

Некоторые вещи четко связаны с национальным культурным кодированием, и в случае с судебной драмой просто законы в России совершенно другие, чем, например, в Америке или в Англии.

А если копать глубже, конечно, отношение к закону у нас совершенно другое. Например, закон воспринимается в России до сих пор как нечто репрессивное — и воспринимался так почти всегда. Мы можем вспоминать не только Советский Союз, но и тексты, написанные классиками русской литературы.

То есть это давняя русская традиция. И представить себе того зрителя, среднестатистического зрителя, который пойдет в кино, считая и искренне веря в то, что вот как суд решит, так оно и есть, что суд существует для выяснения истины — наказания злодеев и оправдания хороших людей, — мне кажется, ни один человек в России в это не верит, и не так важно, либеральных взглядов он или правоконсервативных.

Ясно, что справедливость — это некая штука, не имеющая отношения к закону. А закон — некая штука, не имеющая отношения к юридической системе и к тому, как она функционирует. Это вообще все разные явления, не связанные друг с другом. Конечно, это объясняется семьюдесятью годами советской власти, где была очень специфическая юридическая система. И с одной стороны, она была полна эвфемизмов и лицемерия, а с другой стороны, она была направлена на подавление политического инакомыслия в самых разных формах, а криминальные и политические смешивались.

Нельзя сказать, что Америка ничего подобного не знает. Когда мы смотрим фильм «Суд над Чикагской семеркой», мы тоже видим, что политическая мотивированность была чрезвычайно важна при вынесении судебных решений. Но в Америке зритель априори верит в нечто противоположное: в то, что суд — это такая инстанция, которая существует для выяснения истины и восстановления справедливости. И это — главное глобальное различие, которое можно победить, только перестроив общество. Но надо ли его побеждать? Это другой вопрос из области искусства.

То есть, может быть, нам нужно придумать и выработать (пока еще не существующий) свой, российский, оригинальный судебный жанр, в котором и прокуроры, и адвокат, и судья — все будут как бы злодеями и негодяями. А хорошим человеком будет, допустим, всегда только обвиняемый. Это вполне возможно себе представить. Но пока это не так.

Я не являюсь большим знатоком или поклонником этого жанра. Вы сказали про сериалы, но для меня это некий хоррор. Представить себе, что я смотрю больше полутора часов подряд сериал из жизни суда, процессов…

Я совершенно не эксперт в этой области, но, конечно, какое-то классическое американское кино судебное я видел, и некоторые американские судебные фильмы действительно вошли в историю. И в этой истории, я думаю, и останутся.

Зоя Светова. Спасибо большое. Очень интересно. Вы точно определили, конечно, различия между российским зрителем и американским. И да, действительно, у нас никто не верит, что в суде возможна справедливость.

Антон Долин. Но вместе с тем мне кажется, что в череде ресурсов, неиспользованных российским кино, буквально на первом месте находится судебная драма. Я представляю себе неснятые фильмы о «процессе Ходорковского*», о «процессе Pussy Riot», о «болотном деле», о «процессе Сенцова». Все эти истории могли бы превратиться в совершенно потрясающие фильмы, которые не только России, но и миру объяснили бы, что у нас вообще происходит и что у нас происходило. Но сегодня мы об этом даже мечтать не можем.

Зоя Светова. Я должна упомянуть, что Ходорковский — «иностранный агент». И все-таки справедливости ради давайте скажем, что был российский документальный фильм о деле Олега Сенцова. Его снял московский режиссер.

Антон Долин. Аскольд Куров. Но все-таки я думаю, что, разговаривая о жанре судебной драмы, мы не должны учитывать документальные картины. Их огромное количество, но это совершенно иной тип высказывания, он как бы вне жанровый, потому что рассказывает нам о реальности.

А история об Олеге Сенцове может быть превращена в притчу, если написать хороший сценарий. Но пока этого никто не сделал, пока это правдивая история-хоррор, история из нашей жизни. К слову, раз уж это важно для вашего подкаста, наверное, нужно добавить к этому, что я — тоже «иностранный агент».

Вера Челищева. Ах да, действительно, забыли.

Зоя Светова. Да, действительно, вы — «иностранный агент».

Вера Челищева. У меня такой вопрос. Мы очень давно ходим на судебные процессы в России — Зоя, конечно, дольше меня, а я хожу последние 15 лет. И как раз начиналось «дело ЮКОСа» — с «дела Ходорковского». И в общем-то мы представляем, как устроен российский суд. До мелочей, до деталей — в плане нарушений и в плане атмосферы. И мне всегда хотелось, чтобы кто-то из наших сильных российских режиссеров снял настоящий, не документальный, а художественный фильм о российском современном суде. Сейчас это практически невозможно.

Вот Андрей Звягинцев в «Левиафане» показал такой небольшой кусочек российского суда, похожего на настоящий. Когда в сцене в кабинете мэра, где собрались судья, прокурор, начальник полиции, и вот они все вместе решают, как проучить главного героя, которого играет Алексей Серебряков. Он в фильме шантажировал мэра компроматом. И вот эта сцена для многих стала потрясением.

А мы, журналисты, знали, что судья с прокурором, со следователем могут спокойно общаться и в совещательной комнате, и в кабинете у мэра. В принципе, это не было открытием, но было открытием, что это показал Андрей Звягинцев. И как там судья практически шепотом зачитывает приговор. Специально или не специально, но они всегда так читают приговор, чтобы никто ничего не понял.

Вот как вам кажется, Антон, тема суда для Звягинцева, насколько она важна? Потому что с его легкой руки российский суд некоторые стали называть «Левиафаном».

Антон Долин. Ну да, для российского государства, конечно, эта тема очень важна. Но вообще «Левиафан» — это фильм о беззаконии. И Андрей Звягинцев, которого иногда упрекают в том, что он очень монотонно снимает про одно и то же, он единственный раз в «Левиафане» об этом сделал кино. То есть его российское правосудие, или так называемое правосудие, мало интересует. Он в него, как и все мы, не верит. Но это картина конкретно о беспределе, где очень важно было показать, как все звенья власти в России оказываются частью этой системы подавления. Есть власть, мэр, есть священник, духовная власть, есть суд и есть милиция, непосредственные исполнители или полиция. Вот они все вместе осуществляют эту несложную задачу: взять и ни в чем не виноватого человека посадить в тюрьму на максимальный срок. Я когда писал статью о «Левиафане», я написал там (и мне нравится этот маленький образ), что когда камера нам дает зум на лице председателя суда, которая зачитывает обвинительный приговор, — это «Левиафан». Это же история такого огромного морского чудовища, рыбы, которая должна проглотить Иону, или проглотить Иова, или проглотить просто любого героя — в данном случае этого персонажа Серебрякова. И камера приближается к лицу этой судьи. (И это, как фильм ужасов — какие-нибудь «Челюсти» — о рыбе, которая к тебе приближается фронтально. Представьте себе: она ближе, ближе, ближе — и мы начинаем видеть настоящий размер этого чудовища…) В момент, когда она монотонно зачитывает текст приговора, мы начинаем видеть размер этого чудовища. Разумеется, это не женщина, которая в судебной мантии стоит. Вот вся эта система — то, как она работает.

Зоя Светова. Да, это очень сильный момент, я очень люблю именно этот кадр. А вот вы говорили, что люди любят смотреть судебные драмы, потому что это всегда притча. Я уже не помню, сколько лет назад, может быть, лет пятнадцать, был снят фильм Никиты Михалкова «12», и режиссер использовал сюжет американского фильма «12 разгневанных мужчин». И мне кажется, что для Михалкова не так важен суд присяжных, который в России появился после судебной реформы 90-х и который действительно выносил 20% оправдательных приговоров в самом начале своего существования. Но Михалкову, как мне кажется, неинтересна была сама процедура суда. Для него было важно воспеть российского офицера, который по сюжету фильма является старшиной присяжных. И вот он уговаривает присяжных оправдать этого чеченского мальчика. Там чеченского мальчика обвиняют в убийстве приемного отца, который тоже российский офицер. И он говорит о том, что давайте его оправдаем вообще, давайте возьмем над ним шефство. И мне показалось, что это не просто шефство над мальчиком, а как бы этот русский офицер — это Путин. Путин, который взял на себя заботу о России. Вот я так увидела этот фильм, потому что там вообще не было о суде присяжных. Там было очень неправильно сказано о том, что в российском суде присяжных должно быть единодушное решение. У нас в суде присяжных достаточно, если голоса разделятся шесть на шесть, напополам или если на один голос больше.

И этот фильм, который многим тогда понравился, мне совершенно не понравился. Мне интересно ваше мнение, как вы, Антон, к этому фильму относитесь?

Антон Долин. Его я, конечно, смотрел, но это ужасный фильм.

Это же фильм, который противоположен идее фильма Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин». В каком-то смысле «12 разгневанных мужчин» — это золотой стандарт судебной драмы. Я бы сказал, что это лучший судебный фильм всех времен и народов. Это фильм 1957 года по пьесе Реджинальда Роуза — дебют Сидни Люмета, выдающегося американского режиссера, который сделал много замечательных картин, и он победил на Берлинском фестивале. Интересная деталь: там специально снизу камера стоит, чтобы показывать, как потолок на них давит в этом помещении. При том, что все действие происходит в одной комнате, где заседают присяжные, фильм потрясающе снят. Вы знаете, кто снимал фильм?

Зоя Светова. Нет конечно.

Антон Долин. Эту великую американскую картину снимал Борис Кауфман, родной брат Дзиги Вертова, а именно — Кауфман, французский, а затем американский оператор, совершенно выдающийся человек, бывший уже не очень молодым, в общем. Может быть, это лучшая его картина. Так вот, идея «12 разгневанных мужчин» очень простая, потому что все присяжные уверены в том, что обвиняемый убил. У одного из присяжных есть сомнения, у него нет уверенности, что тот не убивал. Есть только подозрение, что система доказательств немножко шаткая, выстроена на предрассудках и на желании поскорее обвинить и разойтись по домам. И он начинает разговаривать с остальными.

И в процессе заседания он понемножку их переубеждает. В результате они выносят (такой спойлер) оправдательный приговор просто потому, что не нашли, что аргументы обвинения достаточно обоснованны. То есть они не узнали, кто был убийца на самом деле, они не выяснили со 100-процентной уверенностью, что подозреваемый не убивал. Они всего лишь поняли, что сомнений слишком много, чтобы рисковать отправкой, возможно, невиновного человека в тюрьму.

В фильме Михалкова все устроено так, что если ты хочешь оправдать, ты уж найди, кто убил, и докажи. А в результате, когда они решают, что юноша не виноват, то начинают продвигать идею о том, что давайте все равно проголосуем, что он виновен, отправим его в тюрьму, потому что на воле ему не жить, его убьют.

Это первая вещь, которая меня впечатлила. Вторая вещь, которая меня впечатлила: то, что председатель, которого играет Никита Михалков, он — офицер ФСБ, это очевидно, это эфэсбэшник, он не справедливость несет, он несет некое специальное милосердие. Вот эфэсбэшник — человек, который может решать, кому жить, кому умирать, кому в тюрьме, кому на воле. Именно этим он и занимается. И в конце, когда этот парень, которого они пытаются оправдать, будет на воле, он его типа усыновляет, забирает к себе.

То есть это такое прямое покровительство. Теперь ты мой, не «теперь ты свободный человек», а «теперь я за тебя отвечаю, я тебя забираю себе». Это очень неожиданная, скажем так, трактовка классического текста Реджинальда Роуза. Потому что все-таки формально основа для фильма Михалкова — это та самая пьеса, из которой родился замечательный фильм Люмета «12 разгневанных мужчин».

Зоя Светова. Ну да, поэтому я и говорю, что Михалкову вообще наплевать на суд присяжных. Потому что то, что вы сказали про американский фильм Люмета, это как раз идея суда присяжных, что присяжные не должны расследовать преступления. Если нет доказательств, они должны оправдать человека, и поэтому они его оправдывают. А в фильме Михалкова ровно наоборот. Там вообще не важно, просто он использовал как бы эту историю суда, чтобы вот этого эфэсбэшника показать, что он действительно покровитель, покровитель этого мальчика. Вот мне показалось, что он таким образом покровительствует России. Но может быть, это я уже додумала. Но вообще это, конечно, абсолютная фальшивка.

Вера Челищева. А у меня такой вопрос. Антон, вот вы каждый год ездите — и по несколько раз — на разные международные кинематографические фестивали, в частности, конечно, Канны, на «Оскар». А скажите, за последние годы там вообще побеждали в конкурсах фильмы о беззаконии, о беспределе, где упоминается суд? Ну, может, не упоминается, но наподобие «Левиафана». Если да, то какие? Можете рассказать, есть ли интерес у западной публики и у западных режиссеров к судебному кино, художественному кино о беззаконии?

Антон Долин. Мне кажется, это по-прежнему один из самых любимых жанров. Ничего не случилось с ним за эти последние пятьдесят с лишним лет. Я, если позволите, чуть-чуть копну в историю. Еще раз скажу, что я в истории не совсем большой мастак и знаток. Но вот факт, который в свое время меня очень впечатлил. В Америке проводили опрос по поводу главного злодея и главного положительного героя кинематографа XX века. Ну это было там, не знаю, 20 лет назад. И главным злодеем, по-моему, они выбрали Дарта Вейдера. Мне так кажется. Ну, в общем, был какой-то злодей, которого мы с вами могли бы угадать. Может быть, это был Ганнибал Лектор, но, кажется, это был Дарт Вейдер. Но меня потрясло, кого они выбрали главным положительным героем, и это был не Индиана Джонс. Как вы думаете, кого? Ну вот вы бы кого назвали? Кто главный положительный герой за все времена?

Зоя Светова. Не знаю, не решусь.

Вера Челищева. Я тоже как то задумалась.

Антон Долин. Ну навскидку, можно просто придумать кого-то. Ну ладно, не важно. Вот я вам скажу, что меня впечатлило. Главный положительный герой этого голосования (это не какие-то эксперты придумывали, это голосовали зрители!)… главный положительный герой — Аттикус Финч.

Зоя Светова. Да, конечно! Да-да-да. Я вчера как раз пересмотрела этот фильм, совершенно потрясающий фильм «Убить пересмешника».

Антон Долин. Да, это редкий случай, когда фильм Роберта Моргана — за счет, прежде всего, актерской работы Грегори Пека — можно считать, наверное, равновеликим гениальному роману Харпер Ли.

Он был снят сразу после выхода романа в 1962 году. Роман вышел в 1960-м, в 1961-м получил Пулитцеровскую премию. А фильм вышел прямо тут же, моментально.

Для тех, кто не смотрел или не читал, Аттикус Финч — это адвокат, который берется защищать афроамериканца, обвиненного в изнасиловании белой женщины. И очевидно, что все это шито белыми нитками. Но уверены в том, что его надо осудить, даже те, кто не уверен в его виновности. Ну и этот самоотверженный герой, который по сюжету является отцом героини, это тихий, спокойный американец, человек, который не дерется, не держит в своей руке меч или пистолет. Он не ковбой, он не космический какой-то авантюрист. Это обычный добропорядочный американец, который является в то же время адвокатом.

Понимаете, культура и нация, для которой адвокат — это главный положительный герой всех времен и народов, она не может от этого жанра отвернуться и о нем забыть. Другое дело, что появляются такие фильмы, как, например, «Суд над чикагской семеркой», которые показывают ущербность и пристрастности юридической системы. И вот это вот очень интересно.

Вот теперь я вернусь к вопросу, который вы задали: о том, что с новыми судебными драмами на фестивалях. Да, регулярно их показывают, регулярно награждают. И только что на Каннском фестивале, который вот закончился в конце мая, я посмотрел там две выдающиеся судебные драмы, кстати говоря, обе французские. Так что мы тоже неправы, считая, что судебные драмы — это только американское кино. Я вам навскидку могу назвать несколько замечательных фильмов судебных, которые сняты совершенно в других странах — и в Азии, и в Европе, совсем не только в Штатах. Вот фильм, который я видел там в конкурсе, который получил главный приз — «Золотую пальмовую ветвь» этого года, это фильм Жюстин Трие под названием «Траектория падения». Это неточный перевод, дословный перевод названия «Анатомия падения». Кстати говоря, в России ее выпустят. Тьфу-тьфу-тьфу!

Это картина, которая длится два с половиной часа, но оторваться невозможно. Она очень интересная, это история супружеской пары средних лет. Она — успешная писательница, а он — композитор и тоже писатель. У них сын подросток, допустим, 13 или 14 лет. Сын пережил травму, он частично потерял зрение. И супруги лишились работы. Профессия у обоих творческая. Они решили переехать в шале в Альпах, где провел свое детство муж. И фильм начинается с того, что муж гибнет, он падает из окна. То ли его выбросили, то ли он убился, то ли это несчастный случай. Совершенно не понятно, что произошло. И главной обвиняемой становится его жена, которая, вообще говоря, немка, и она даже французским не владеет. А это происходит во Франции. И вот начинается этот судебный процесс, на котором она должна доказать свою невиновность, а суд должен доказать, что она убийца.

Ребенок становится главным свидетелем в конечном счете. Это я начинаю уже раскрывать сюжет, но не буду этого делать. Фильм еще почти никто не видел. За пределами Канн точно никто не видел. Его даже во Франции еще не выпустили. Но это такие «Сцены супружеской жизни» Бергмана. Немножко. Но в зале суда. И Сандра Хеллер — прекраснейшая актриса. Возможно, вы ее видели, если вы смотрели замечательный немецкий фильм «Тони Эрдман». Вот там она прославилась. Но вот тут она в главной роли. Фантастически играет. Вообще прекрасная картина.

Другая картина меня, может быть, еще больше впечатлила, потому что я меньшего от нее ждал. Она открывала внеконкурсную двухнедельную программу режиссеров. Ну таким образом призов не получила, но и не должна была. Называется «Случай Гольдмана», или «Дело Гольдмана». Это реальное дело. Человек, который был таким немножко анархистом, который воевал, по-моему, на Кубе, а дальше он жил во Франции. И были какие-то налеты, ограбления, в которых он принимал участие. И, в частности, был налет на аптеку, где двух человек застрелили. И вот его, собственно говоря, приговорили за убийство этих людей, но он клянется, что он их не убивал. Да, допустим, он — анархист, он политический диссидент, да, он грабитель, но он не убийца. И он берется вместо адвоката сам себя защищать в суде. Точнее, у него есть адвокаты, но он все время у них перехватывает инициативу для того, чтобы защищаться.

И мне кажется, это просто прекрасная картина. То есть два с лишним часа мы наблюдали просто за людьми, разговаривающими в суде друг с другом по вопросам, которые нам совершенно не знакомы, если мы не французы определенного года рождения. И при этом это настолько увлекательно, интересно сделано, харизматично сыграно и прочее и прочее, что это потрясающее получается кино. Я был под очень сильным впечатлением, потому что настоящее мастерство судебной драмы — это когда ты вообще не в материале и не в контексте, и при этом тебе показывают фильм, действие которого происходит в одном помещении. И весь фильм — это говорильня, а ты при этом не можешь оторваться. Когда из этого удается сделать захватывающий саспенс, это высочайший полет.

Зоя Светова. Спасибо большое, Антон. У меня еще был один вопрос, но вы уже на него ответили. Когда вы сказали, что российские режиссеры до сих пор не сняли таких глубоких фильмов про наш российский суд. А так много сюжетов. И «болотное дело» вспоминали многие, когда вышел этот фильм американский, о котором вы много сегодня говорили. «Суд над чикагской семеркой» — это фильм Аарона Соркина, совершенно замечательный фильм. И там на скамье подсудимых было семь участников беспорядков против войны во Вьетнаме. И говорили: тогда почему же нет наших фильмов? Понятно, что и тогда не могло этих фильмов быть. Но вы уже объяснили, по какой причине наши режиссеры ничего такого не могут снять. Ну, будем надеяться, что когда-нибудь кто-нибудь из них — может быть, те, которые сейчас уехали, — может быть, они что-нибудь снимут.

Антон Долин. Дело в том, что не только режиссеры. Это, конечно, так. Ну цензура, да? Мне кажется, зрители наши не верят ни в какие наши суды. Снять можно только про антисуд. А этого, конечно, нет.

Но вы знаете, я вспомнил, что в советское время у нас был на самом деле выдающийся режиссер, который делал судебные драмы. А почему-то это у нас выпало. Вадим Абдрашитов, сценарист Саша Миндадзе, он же работал секретарем в суде одно время. Их первые фильмы — знаменитые «Слово для защиты», «Поворот», отчасти даже «Охота на лис», а не об этом — «Остановился поезд». Там главный герой прокурор, его играет Олег Борисов, который ведет свое следствие. И заметьте, что от этой судебной темы Абдрашитов с Миндадзе отошли (как только начал разрушаться СССР, наступила перестройка, и они сняли «Парад планет», «Плюмбум») — этот жанр стал для них уже неактуален. Но они начинали и прославились именно в этом жанре.

Карл Теодор Дрейер снял, может быть, величайший вообще немой фильм. 1928 год — «Страсти Жанны д’Арк». Фильм о Жанне д'Арк он снял как судебный фильм. Там все действие — это процесс над Жанной д'Арк. И все, кто снимали фильм про Жанну д'Арк, после этого, включая Глеба Панфилова, они были под влиянием Дрейера, и они обязательно этот судебный процесс включали. Хотя то, как ей являются ангелы, как она ведет войска в Орлеан, как она командует королем, согласитесь — гораздо более зрелищно. Но тем не менее история кино про Жанну д'Арк началась с судебной драмы.

Но я вам назову еще один судебный фильм. Вы наверняка его как таковой не рассматриваете. Это «Расемон» Акиры Куросава. Ведь этот фильм о разных версиях правды, а он именно об этом. О субъективности взгляда. Это судебная драма. Именно в суде происходит расследование: что же произошло, кто убил самурая, изнасиловал его жену? Почему и по какой причине? Поэтому все вопросы об истине и о способах достижения. Кстати говоря, один из самых великих судебных фильмов во Франции так и называется «Истина». Это Анри Жорж Клузо, французский Хичкок, и в его фильме в роли обвиняемой женщины, совершившей убийство, снялась Брижит Бардо. Одна из лучших и самых серьезных ее ролей. Так что, в принципе, конечно, это огромная традиция. Она, безусловно, всемирная, а не только американская. Просто американцы превратили этот жанр в один из главных. Но и в этом им, конечно, равных нет.

Зоя Светова. Спасибо огромное, Антон. Очень интересно. Я записала для себя несколько фильмов. Теперь я думаю, что недели на две у меня будет что смотреть по вечерам.

Вера Челищева. Да, аналогично, очень интересно.

Антон Долин. Приятного просмотра.

Зоя Светова. Да, спасибо вам. А вы, дорогие наши слушатели, слушали подкаст «Совещательная комната». Мы говорили с кинокритиком Антоном Долиным о судебных драмах, о том, почему наши российские кинематографисты не сняли великих фильмов про современный российский суд. Снимут ли они их когда-нибудь? Это покажет время. А вы слушайте наш подкаст «Совещательная комната» на Apple Podcasts, на YouTube и на других платформах. Ставьте, пожалуйста, нам лайки, пишите комментарии. Всем пока!

*Внесен в реестр «иностранных агентов».