О теориях Адама Смита в России узнают, как правило, не на уроках экономики, а на уроках литературы.
«…зато читал Адама Смита // И был глубокий эконом, // То есть умел судить о том, // Как государство богатеет, // И чем живет, и почему // Не нужно золота ему, // Когда простой продукт имеет. // Отец понять его не мог // И земли отдавал в залог»
Эти пушкинские строки из первой главы «Евгения Онегина» помнят все, но мало кто понимает — чем был замечателен человек, которого читал Онегин, и почему «простой продукт» может быть для государства важнее «золота»
Портрет политического экономиста и философа Адама Смита (1723–1790) кисти неизвестного художника, известный как «портрет Мьюра» по имени семьи, которой он когда-то принадлежал. Фото: Википедия
Поэт и экономист
«Пушкин охотнее всех других классов занимался в классе Куницына», — вспоминал друг поэта Иван Пущин. «Куницыну дань сердца и вина! // Он создал нас, он воспитал наш пламень, // Поставлен им краеугольный камень, // Им чистая лампада возжена».
Адъюнкт-профессор Александр Куницын, преподаватель политической экономии и финансового права в лицее, как раз и рассказывал лицеистам о новомодных теориях Адама Смита (1723–1790), одного из основоположников экономической теории как науки, автора очень популярной среди образованного класса книги «Исследование о природе и причинах богатства народов», опубликованной на русском языке в 1802–1806 гг. В работах Адама Смита, по которым учился Пушкин, политэкономия впервые представала как наука о национальной экономике в целом.
А в воображаемой дискуссии между Евгением Онегиным и его отцом Пушкин отразил теоретический конфликт между сторонниками идей Адама Смита и «меркантилистами» (от mercante — «торговец»).
Адам Смит видел благосостояние нации в товарном производстве (совокупном продукте) и подчеркивал фундаментальную роль труда в экономике:
«Не на золото и серебро, а только на труд первоначально были приобретены все богатства мира».
Меркантилисты же считали, что богатство государств — это золото и серебро (то есть деньги), а способ его получить — экспорт и реэкспорт, превышающие импорт.
Люди важнее денег
Смысл этой дискуссии очень хорошо объяснил экономист Дмитрий Травин в своей книге «Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара».
Дмитрий Травин. Фото: соцсети
«До выхода в свет «Богатства народов» экономика играла в жизни европейцев весьма своеобразную роль. Мы сегодня привыкли уже к тому, что государство должно заботиться о развитии хозяйства. А хозяйство это существует для удовлетворения потребностей человека. Человек же есть некая самоценность. Но в XVI–XVIII веках логика вещей была совершенно иной: человек существовал для того, чтобы функционировало хозяйство; хозяйство должно было давать максимально возможные поступления в казну; казна расходовалась ради укрепления державного величия; держава же представляла собой самоценность.
Подобная логика определяла смысл экономической политики. Она предполагала, естественно, что хозяйство должно активно развиваться, но не ради максимизации народного потребления (на которое монархи плевать хотели с высоты своих Тауэров и Бастилии), а ради накопления денег. Так называемое учение меркантилизма советовало не выпускать деньги из страны, но продавать побольше товаров ради увеличения золотого запаса. Бессмысленное с нашей современной точки зрения накопительство в глазах человека той эпохи, напротив, было делом чрезвычайно важным: ведь золото — это оружие и провиант для армии, увеличение числа наемников, а в конечном счете — расширение государственных границ.
До тех пор пока простой человек не заявлял о себе, о своих потребностях и о своем намерении жить полнокровной жизнью, меркантилистская политика представлялась власть имущим абсолютно естественной. Но времена сменились, идеи Просвещения стали распространяться во все более широких кругах, заговорило о своих правах третье сословие… и понадобилась принципиально иная теория. Теория, способная объяснить «Как государство богатеет, // И чем живет, и почему // Не нужно золота ему, // Когда простой продукт имеет».
Такую теорию и предложил Адам Смит.
Памятник Адаму Смиту в Эдинбурге. Фото: neverbutterfly / Википедия
Как писал профессор Пекинского университета Вейинг Чжан:
«самый важный вклад Адама Смита в экономическую мысль: в большом обществе незнакомцы, преследующие собственные интересы, могут сотрудничать, приносить пользу друг другу и находиться в гармонии благодаря рыночной системе, основанной на разделении труда. Отдельные люди могут получить выгоду, только оказывая услуги другим, в первую очередь — на рынке. Стремление к удовлетворению собственных интересов на рынке не является аморальным. Для Адама Смита рынок — это стихийно развивающийся, а не спроектированный порядок. Быстрое экономическое развитие Китая за последние четыре десятилетия — это победа идеи Адама Смита о рынке…»
Невидимая рука
В истории идей найдется немного фраз, которые привлекали ли бы к себе столько внимания и наделялись бы таким значением, как «невидимая рука» — центральная метафора экономической теории, которую связывают с именем Адама Смита. Как иронически замечал автор популярнейшего учебника экономики нобелевский лауреат Пол Самуэльсон,
«невидимая рука» — единственное, что по прошествии десятилетий выпускники университетов помнят из своего курса по экономике.
Это тем более поразительно, что в корпусе текстов Смита «рука» встречается лишь трижды: один раз в «Истории астрономии» (1796), один раз в «Теории нравственных чувств» (1757) и один раз в «Богатстве народов» (1776), причем во всех трех случаях Смит использует ее без каких-либо комментариев или намеков на ее важность для хода его рассуждений, объясняет ч.-к. РАН Ростислав Капелюшников в своей книге «Многорукий Адам Смит».
Ростислав Капелюшников. Фото: соцсети
«В масс-медиа фраза Смита чаще всего фигурирует как «невидимая рука рынка». На самом деле это позднейшая (некорректная) вставка, искажающая мысль Смита: рассуждая о «невидимой руке», он не приписывал ее ничему конкретному — ни рынку, про который в соответствующем месте даже не упоминается, ни чему-либо еще…
…Слово «рука» обозначает нечто, стоящее над людьми и направляющее их поведение к определенным целям; слово «невидимая» означает, что все происходит за их спиной, — они не осознают целей, достижению которых служат, и не имеют представления, какой силой они к этим целям влекутся.
Из-за «невидимости» этой силы последствия ее деятельности предстают как не входящие ни в чьи планы или расчеты. В результате «видимое» оказывается синонимом «преднамеренного», а «невидимое» синонимом «непреднамеренного».
Общий смысл этой идеи в свое время точно сформулировал другой шотландский мыслитель, Адам Фергюсон (1723–1816), писавший, что частная собственность и вообще любые политические институты являются «результатом человеческой деятельности, но не исполнения какого-либо человеческого замысла».
Адаму Смиту почти случайно удалось набрести на образное выражение, которому была суждена долгая жизнь, которое оказалось эвристически крайне продуктивным и которое прочно вошло в лексикон многих современных дисциплин — от экономики до философии науки. «Нет сомнений, что в истории идей его метафоре «невидимой руки» навсегда гарантировано самое почетное место» — такими словами Ростислав Капелюшников завершает свою книгу об Адаме Смите.
Могила Адама Смита в Эдинбурге. Фото: Scrabbleship1 / Википедия
Вместо эпилога
Про Адама Смита есть такая трогательная история. Как-то раз в Лондоне профессор Смит приехал в дом одного знатного человека. При появлении Смита многочисленные гости встали, не исключая самого премьер-министра Уильяма Питта-младшего. Профессор поднял руку и сказал: «Прошу садиться, господа».
На это премьер-министр Питт ответил: «Только после вас, доктор. Мы все здесь ваши ученики».
