Накануне, благодаря сведениям из открытых источников, стало известно, что в некоторых университетах страны начали методично изучать лекции и статьи преподавателей по истории на предмет критики властей — причем властей из прошлого. Проверяющие из министерств конспектируют работу преподавателей и смотрят, как они рассказывают о правителях России из разных эпох. По мнению проверяющих, критика любой власти в истории России недопустима, а спорные факты рекомендуется рассказывать без подробностей и анализа. Упор же в преподавании необходимо делать на героические страницы истории страны и ее «великие победы».
На самом деле, ничего нового нынешние министры не придумали. Каждая эпоха в истории России содержит в себе периоды, когда власти запрещали ругать себя и своих предшественников. Вне зависимости от политического режима правящая верхушка опасалась свободы слова и использовала цензуру как способ оградить себя от мнения общества, и наоборот — навязать нужное мнение. Почти всегда такая политика объяснялась необходимостью защиты традиционных ценностей (традиционных — по-своему — для каждого отдельного исторического периода).
Казнь за челобитную
Изначально государственная политика в России защищала интересы конкретных личностей с определенным статусом, но к моменту становления империи был составлен четкий раздел — оскорбление личности и критика власти вообще стали считаться совершенно разными преступлениями. А своего пика цензура и борьба с «клеветниками», вероятно, достигла в годы существования СССР.
«Соборное уложение». Художник Николай Некрасова. Иллюстрация из открытых источников / Wikimedia
Самые ранние упоминания о необходимости пресечения критики власти появились в официальных документах X-го века, и встречаются на протяжении XI–XII столетий. Правда, в этот период устная критика никак по закону не наказывалась — возмездие шло только за мнение с использованием кулаков или оружия. А вот с появлением Двинской уставной грамоты князя Василия Дмитриевича, в 1397 году, впервые возникает наказание за оскорбление боярина и его слуги. Ответственность за неуважение к представителям власти устанавливал и документ конца XV века — Митрополичье правосудие. В нем упоминались конкретные чины, которых нельзя было оскорблять: например, великий князь, тысячник, дьякон и другие, а наказание за оскорбление каралось отсечением головы.
В Судебнике 1550 года оскорбление представителей власти официально обозначили как «бесчестье». Потерпевшей стороной в таких делах теперь также могли выступать госслужащие, которые были наделены, как бы мы сейчас сказали, судебными, полицейскими и административными полномочиями.
А согласно Соборному уложению 1649 года, под суд можно было попасть уже и за клевету, или неправильно составленные челобитные. Мера ответственности за преступление выбиралась, исходя из сословного статуса виновного. Штрафы были очень большими, а если подсудимому было нечем платить, то его казнили.
Неприкосновенная персона
Больше, чем других российских монархов, заботило, что народ думает о власти, Петра I. При нем начала свою работу Тайная канцелярия — контора политического сыска, занимавшаяся, по большому счету, «наушничеством». В тот же период сформировался образ типичного «врага государства» — «преслушник указов и положенных законов». Любой проступок, совершенныйвопреки законодательству, рассматривался как предательство государственных интересов. В большинстве случаев обвиняемыми выступали не заговорщики и противники режима, а неаккуратные в своих высказываниях люди. Любые их суждения или байки, ставившие под сомнение деятельность Сената или государя, приводили к суду, оправдаться перед которым было практически невозможно.
Картина «Начальник Тайной канцелярии А. С. Ушаков допрашивает княжну Прасковью Юсупову». Художник: Николай Неврев. Иллюстрация из открытых источников / Wikimedia
Например, известная история подобного толка случилась в 1718 году, когда в немилость попал пленный швед Иоганн Старшинт. По словам свидетеля, он «ударил рукою по персоне Царского величества» на полотне по мотивам Полтавской битвы. Видавший царя воочию на поле боя военный утверждал, что Петра изобразили неправильно. «Государь при баталии был в сапогах, а на картине в чулках и чириках», — заявлял швед. Спустя два года следствия Старшинта приговорили к ссылке в Сибирь.
В целом
именно в XVIII веке защиту уважения к власти возвели в абсолют: не только «плохие» слова о государе могли привести к наказанию, но и неаккуратное обращение с монетами, на которых был изображен царь, или, допустим, небрежный отказ выпить за здоровье императора.
«Хулителей» монарха и государственных чиновников казнили, отправляли в Сибирь, карали кнутом, поднимали на дыбу, вырывали ноздри и применяли другие практики, характерные скорее для «Игры престолов», чем для светского государства в период Просвещения.
Гулливер как хулитель начальственных занятий
Следили государи и за тем, чтобы власти не критиковались в книгах. Так, императрица Анна Иоанновна запретила книгу о жизни Бирона из-за критических высказываний о России. Критикующие власть книги активно запрещались и при Екатерине II. Достаточно вспомнить историю труда Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», в котором писатель аллегорически критиковал российскую власть и ее методы функционирования под видом туристического справочника. Эта книга привела Радищева на плаху.
Казнь была отменена, но сам прецедент стал доходчивым сигналом для интеллигенции того времени. При Екатерине II заботу о защите государства от клеветников взяло на себя и духовенство — так, петербургский митрополит Гавриил, псковский епископ Иннокентий и архимандрит Платон считали, что екатерининские Наказы недостаточно строги по отношению к критикующим власть. Деятели церкви призвали защищать безопасность государя, как безопасность всей империи.
Павел I, который вроде бы не хотел повторять ошибки матери, тем не менее почти сразу осуществил реформу цензуры — все книги должны быть проверены на наличие уважения к власти.
В книге про Гулливера был найден существенный изъян: «Автор старается разные при дворах учреждения осмеивать, как, например, что прыгание на веревках производится токмо людьми великими».
Иллюстрация к «Путешествиям Гулливера» Томаса Мортена
Цензура как система
XIX век стал новым этапом в истории отношений власти и общества, когда цензура в России приобрела юридический статус и профессиональный характер. Власть в этот период уже осознала силу печати в рамках ее воздействия на общественное мнение. Поэтому за литературой стали следить гораздо пристальнее, ведь и там могла найтись критика власти.
Например, целую главу о защите власти и лично императора включало «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года. В ней указывалось, что недопустима никакая критика императорской особы. А главным идеологом контроля за тем, чтобы все это исполняли, стал министр народного просвещения Сергей Уваров.
Портрет Сергея Уварова. Художник Василий Голике. Иллюстрация из открытых источников / Wikimedia
Автор концепции «Самодержавие, православие, народность» строго следил за книгопечатанием и боролся с французской литературой, представлявшей угрозу для положительного образа монарха. Так, он запретил в России роман «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, в котором нашел нелестный политический подтекст.
Запрещались и другие книги, например, роман Александра Дюма «Учитель фехтования» демонстрировал читателям страницы декабристского восстания, и потому данное произведение в России не издавалось.
Интересно, что Николай I, хотя и был весьма жестким государем, сам в большинстве случаев прощал именно фигурантов дел о неуважении к императорской особе. Например, в январе 1826 года крестьянина, которого приговорили к пожизненной ссылке на каторгу за бранные слова в адрес государя, по просьбе императора освободили от наказания по резолюции: «Простить». Таких историй было немало. Милостивый государь, в последний момент прощающий подсудимых, — такой исторический «лубок» прекрасно работает на образ правителя и сейчас.
Именно при Николае I появилось Главное управление цензуры. Но к концу его правления цензурный аппарат справлялся с обязанностями из рук вон плохо из-за постоянных изменений, дополнений и уточнений. Различные события, происходившие в России и Европе в 60–70-х годах (например, Польское восстание или различные дела о «народовольцах»), не позволили сформировать какие-то конкретные критерии по отношению к допуску литературы в печать. Существенные ограничения последовали после убийства Александра II, и хотя в октябре 1905 года, согласно Манифесту, в России утверждалась свобода слова, строгая цензура все равно стояла на страже власти и полноценно вернулась на свое место к началу Первой мировой войны.
В начале XX века большая часть фигурантов дел об оскорблении императора и членов его семьи были крестьянами. Это неудивительно, ведь авторитет императора на фоне событий начала столетия падал, и это не могли не заметить в народе.
Николай II все чаще становился мишенью для критики. Практически любое действие монарха в совокупности с нищетой и суровыми рабочими условиями приводило к массовым недовольствам. По высказываниям, записанным в протоколах, можно проследить настроение народа: «Государь поздно хватился изготовлять снаряды, нужно было это делать раньше, а не торговать вином»; «Все вы мошенники и царь ваш мошенник, прибейте ему на лоб печать, что он мошенник»; «Царь наш, сукин сын, глупый, ничего не готовил к войне, а лишь ездил по монастырям»; «Хорош он, царь, продал Россию Германии и господам позволил укрепить землю»; и так далее.
Верные традициям
Надеждам многих сторонников революции на достижение свободы слова и печати благодаря смене государственного устройства не суждено было сбыться: уже на сессии ЦИК в ноябре 1917 года большевики объявили о закрытии буржуазных газет. Эта мера объяснялась необходимостью сместить капиталистов с трибуны общественного мнения. Вплоть до распада Советского Союза власть сохраняла в своих руках абсолютные полномочия в области цензуры и работы с критикой в литературе и СМИ.
Фото: Виктор Углик / ТАСС
В самые первые годы нахождения у власти советское правительство закрыло сотни газет, учредило Главное управление по делам литературы и издательств, началась кампания по изъятию из библиотек книг неугодных писателей и философов. Из публикуемых романов удалялись целые фрагменты, которые не нравились советской цензуре. Вектор борьбы у советской цензуры менялся в зависимости от того, какие события происходили в мире и стране. И в целом история советской цензуры достойна отдельного материала за счет обширности самой темы.
Даже во второй половине 1980-х, когда светил «Прожектор перестройки», а репрессивные механизмы власти вроде бы ослабли, граждане по-прежнему могли получить уголовные сроки за чтение литературы, в которой можно было бы найти нелестную критику власти.
При Михаиле Горбачеве, первом и последнем президенте СССР, были предприняты попытки в 1989 году (в тот самый год, когда партноменклатура пыталась отстоять свои позиции в том числе и на Съезде народных депутатов — прим. ред.) продвинуть поправки в Закон СССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления», которые запрещали оскорблять и дискредитировать государственные органы и высших чиновников.
Газеты на разных языках, 1909 год. Фото: центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга
Но, как мы видим сегодня, как можем наблюдать, исходя из 20 с небольшим лет истории «новой России», такие поправки все-таки смогли найти место в российском законодательстве и привели нас к нынешней действительности, когда критиковать власть все же нельзя. А судя по новостям, скоро придется забыть про критику и исторических деятелей.
Учтут ли нынешние блюстители общественного мнения ошибки предыдущих государственных строев, которые развалились не в последнюю очередь из-за цензурной политики и поиска «изменников» и «клеветников», — посмотрим в самом ближайшем будущем.
