«Берлинское восстание» 17 июня 1953
- Они были первыми
- Несбывшиеся планы Сталина и его наследников
- Советские танки как аргумент в пользу стабильности
Задержан участник массовых акций протеста 1953 года в Германии. Фото из открытых источников
Немецкий бунт — бессмысленный и беспощадный
В архивах сохранились дневниковые записи сотрудника университетской библиотеки Петера Брюна, который описал в деталях виденное им 17 июня в этой части Берлина. Вот некоторые выдержки.
Рассказывает Петер Брюн
«Уже приближался полдень, когда около полудюжины советских танков в боевом состоянии подкатили к Дому правительства под громкий вой массы демонстрантов. Теперь было ясно, что Советы вмешаются. Танки совершенно безжалостно прорывались сквозь толпы людей, и только по счастливой случайности никого не раздавили. Потом я увидел на броне одного из танков высокопоставленного советского офицера с широкими красными генеральскими лампасами на брюках. Вероятно, это был городской военный комендант Диброва. Он очень громко и зло кричал на людей, энергично жестикулируя. Трудно поверить, что кто-то понимал что-то из его слов или хотя бы мог расслышать их… Шум моторов и стук гусениц танков смешивались с какофонией многих тысяч голосов, криками, свистами и кричалками…»
«Большая группа людей, наверное, около сотни, плотно прижалась друг к другу и к стене. Они терпели довольно жестокие побои от демонстрантов. Я слышал, что это были госчиновники. Судя по всему, им был дан приказ покинуть здание. Видно было, как неохотно они его выполняли, чувствуя угрожающий настрой публики. Всякий раз, когда они оказывались вне защитного кордона Народной полиции, их избивали. Они почти не осмеливались сопротивляться, а только старались увернуться от ударов и прикрывать головы и лица сумками, зонтиками и поднятыми руками. Они столпились вдоль стены, как стадо испуганных животных. Я не считал правильным бить этих людей. Сам по себе факт, что человек состоит на государственной службе, еще не говорит о его политических убеждениях…»
«Советские танки проезжали на довольно большой скорости по многолюдной Лейпцигерштрассе к границе сектора на Потсдамерплац и обратно. Несколько раз. Иногда парами рядом друг с другом, чтобы перекрыть всю ширину улицы. Мы отошли от дороги к развалинам. Оттуда снова полетели камни. Я тоже не удержался и разбил несколько окон в восточном крыле соседнего министерства юстиции…»
Брюн чередует хронику событий со своими собственными комментариями, которые отражают точку зрения молодого интеллигента послевоенной ГДР. В какой-то степени левого, скептически относящегося к порядкам в Западной Германии и уж точно не испытывающего ностальгии по фашистской диктатуре.
«Я придерживаюсь мнения, что восточногерманские сообщения о западных агентах, якобы инсценировавших 17 июня, это заведомая ложь. Тем не менее справедливости ради должен упомянуть, что около полудня среди восставшего населения появилось несколько молодых парней, которые, судя по их внешнему виду, действительно пришли из западного сектора».
По словам Брюна, один из них вытащил из кармана небольшой сверток и резким движением вывалил из него на улицу облако листовок размером со спичечную этикетку.
Текст был из двух предложений: «Долой Москву! Долой большевизм!»
«Мы увидели в этом попытку дать нашему народному восстанию направление, которого мы не хотели. Восстание было направлено против Ульбрихта и против СЕПГ, которые скомпрометировали себя настолько, что их бросила даже советская оккупационная власть… Мы надеялись добиться повышения уровня жизни и ослабления политического террора… И надеялись, что Советы в будущем допустят единство свободной Германии, даже при скромных западных уступках. У нас не было иллюзий, что безоружный мятеж против оккупационной власти с самого начала не будет обречен на провал».
Пострадавший во время массовых протестных акций в Германии в 1953 году. Фото из открытых источников
Описание дальнейших событий подтверждает это убеждение немецкого интеллигента.
«Наконец произошло то, что должно было произойти, — команда стрелять. К тому времени уже было объявлено чрезвычайное положение, но мы, конечно, об этом не знали. Вдруг застрочили пулеметы танков. Медленно, не прекращая стрельбу, они скатились по Лейпцигерштрассе в сторону Потсдамерплац. Я нырнул между развалинами, как только раздались первые выстрелы… Дойдя до края площади, увидел, как люди в панике, под обстрелом, бежали через нее в западный сектор. Им приходилось время от времени падать на землю. Некоторые не вставали и их уносили. Мне послышалось, что VP (Народная полиция) прочесывает завалы позади меня, и я тоже побежал. Удалось добраться целым и невредимым до западного сектора на Потсдамерштрассе. Но и там нельзя было застраховаться от огня советских танков. По указанию западноберлинского полицейского фургона с громкоговорителем, мы продвинулись дальше в западный сектор. Я видел, как раненых везли в госпиталь на машинах. Также в этом участвовал мотоцикл с коляской… Я попытался добраться в восточный сектор на метро со станции Gleisdreieck. Но поезда не ходили. Вместе с двумя женщинами, которые жили в восточном секторе и не осмелились идти одни, я добрался до станции Anhalter Bahnhof, а затем окольным путем до Унтер-ден-Линден. По пути слышал выстрелы как вблизи, так и вдалеке, видел патрульные машины».
А где властители дум?
Одновременно с библиотекарем Брюном те же события на Потсдамерплац наблюдал писатель Гюнтер Грасс. Он недавно поселился в Западном Берлине, и 17 июня вместе с будущей женой балериной Анной Шварц они стояли среди других зевак на западном краю площади и смотрели оттуда, как рабочие забрасывают камнями советские танки.
«Мы чувствовали могущество власти и бессилие людей так близко, что в память врезались взмахи рук, швырявших камни, и стук ударов о танковую броню», — вспоминал он.
В 1966 году в берлинском Шиллертеатере состоялась премьера его «немецкой трагедии» — «Плебеи репетируют восстание», созданной под впечатлением событий тринадцатилетней давности. Она стала его самой известной театральной пьесой.
«У восставших рабочих нет плана, они бесцельно носятся по кругу, а интеллектуалы, у которых всегда есть какой-то план, что способствует красноречию, терпят крах из-за своего высокомерия». «Насмотревшись вдоволь, мы ушли. Насилие отпугнуло нас… Во мне проснулся забытый страх. Танки были мне хорошо знакомы: «тридцатьчетверки», — писал бывший солдат Ваффен-СС и будущий нобелевский лауреат по литературе.
Принято считать, что Грасс критикует левого Бертольда Брехта и его театр «Берлинский ансамбль» за бездействие в ответ на восстание. Хотя Грасс предупреждал, что недопустимо рассматривать эту пьесу как антибрехтовскую, в ее главном персонаже Шефе отчетливо угадываются черты Брехта.
Советские танки на улицах Берлина во время протестных акций. Фото из открытых источников
Брехт в дни июньского восстания тоже был в Берлине и мог видеть колонны возмущенных рабочих, но о его реакции на события действительно не было слышно. Он был достаточно обласкан режимом и на следующий год после восстания даже получил Сталинскую премию. Но после смерти мэтра в 1956 году в его бумагах нашли неизвестное стихотворение под названием Die Loesung, что можно перевести и как «Решение», и как «Роспуск». Оно было опубликовано только 1959 году, да и то не в ГДР, а в западногерманской Die Welt. Приемлемого стихотворного перевода на русский я не нашел, поэтому привожу свой подстрочник:
После восстания 17 июня поручил
Секретарь правления Союза писателей
Распространить на Сталиналлее листовки,
В которых было написано, что народ
Утратил доверие правительства
И мог бы его вернуть, лишь удвоив свой труд.
Не проще бы было правительству
Распустить народ
И выбрать другой?
Молчание длиной в полвека
Так было не только со стихотворением Брехта. Обсуждение уроков восстания было в ГДР до конца ее существования почти табу, а подлинные документы держались под замком. Если берлинская часть восстания была достаточно широко описана в западной прессе, потому что граница между восточным и западным секторами была прозрачной, то о ситуации в остальной ГДР было известно значительно меньше.
Истинные масштабы и многообразный характер восстания прояснились только с публикацией архивов Штази и других ранее закрытых документов. К 50-летию восстания в 2003 году документы, свидетельства, фотографии и кинокадры были систематизированы и помогли создать объективную картину событий 17 июня 1953 года. Можно было точнее подсчитать число погибших и несправедливо приговоренных к смерти и тюремным срокам.
Только тогда была окончательно развеяна дымовая завеса пропагандистской лжи, которую Штази и СЕПГ десятилетиями создавали, чтобы представить народное восстание «попыткой фашистского переворота», инспирированной Западом.
Доступные сегодня документы рисуют картину восстания с широким участием населения ГДР. Помимо Восточного Берлина, где на улицы вышли примерно 150 тысяч демонстрантов, во всей ГДР в нем приняли участие почти миллион. Есть детальные описания выступлений в таких городах, как
- Галле (Заале),
- Лейпциг,
- Мерзебург,
- Магдебург,
- Потсдам,
- Росток,
- Дрезден,
- Эрфурт,
- Цвиккау,
- Хемниц,
- Котбус,
- Франкфурт (Одер),
- Гера,
- Биттерфельд,
- Герлиц,
- Йена,
- Дессау,
- Айзенах,
- Гота,
- Плауэн,
- Штральзунд.
В промышленных агломерациях восстание достигло более высокой степени организованности, чем в Восточном Берлине.
Акции протеста в Германии, 1953 год. Фото из открытых источников
Современные исследования показывают, что единого организованного восстания, протекавшего одинаково во всех местах, не было.
Спонтанные протесты возникали по разным сценариям, часто с местными требованиями, с разоблачением местных начальников.
В то время как берлинские строители требовали прежде всего отменить повышение норм выработки или снизить стоимость жизни, центральный забастовочный комитет Биттерфельда составил и телеграфировал правительству программу, которая среди прочего включала создание временного правительства из делегатов трудящихся, допуск деятельности основных общегерманских партий, свободные выборы, освобождение политзаключенных…
Галле на реке Заале — маленький городок, тем более по сравнению с Берлином. Но вокруг него много промышленных предприятий. На пике демонстрации 17 июня на его центральной площади собрались около 60 тысяч человек. На кадрах кинохроники — мужчина в белой рубашке воодушевленно машет собравшимся рукой. Это 40-летний Герберт Гольке, владелец цветочного магазина, избранный главой центрального забастовочного комитета. Потом он зачитывает требования бастующих к властям — экономические и политические. Демонстрация, которая началась утром на предприятиях под впечатлением вестей из Берлина, стремительно разрасталась.
Скандировали очень популярную тогда в ГДР речовку: «Козлиная бородка, живот и очки — это не воля народа!» Подразумеваются генсек СЕПГ Ульбрихт (козлиная бородка), президент Пик (живот) и премьер-министр Гротеволь (очки).
До митинга демонстранты, проходя по городу, попытались штурмовать тюрьму «Красный Бык» (Roter Ochsen), хотели сломать ворота грузовиком и освободить заключенных. Не получилось. В 14.15 начальник районного управления Народной полиции отдал приказ стрелять. Четверо демонстрантов расстреляны с вышки СИЗО. Другая толпа штурмовала женскую тюрьму на Кляйне Штайнштрассе. Там им удается прорваться и даже добиться у прокуратуры санкции на освобождение политзаключенных. Все 245 задержанных женщин освобождены без возбуждения уголовного дела.
В шесть часов вечера, когда идет митинг, в Галле ничего не работает: ни магазины, ни транспорт. На кадрах виден застрявший посреди толпы трамвай. Но в город уже вошли советские танки.
Оккупационные власти объявляют чрезвычайное положение. В конце митинга его участники поют «Дойчландлид» (нынешний гимн Германии). Танки медленно движутся по площади и разгоняют демонстрантов. Но и после местами на улицах собираются люди, раздаются выстрелы. Всего за день в Галле было убито семь повстанцев и прохожих (известны поименно).
На массовых акциях протеста в Германии 1953 года. Фото из открытых источников
Лишь около 23 часов районное руководство СЕПГ направило сообщение в Берлин: «После применения друзьями больших сил спокойствие в Галле в основном было восстановлено» («друзьями» на партийно-административном жаргоне ГДР называли советские оккупационные силы. — А. М.).
Всю хронику дня в Галле запечатлел оператор Альберт Аммер. На следующий день он был арестован и заключен в того же «Красного Быка», где отсидел за исполнение своего профессионального долга три года. Бобины с отснятым материалом хранились в секрете в архиве Штази 50 лет. Его молодая ассистентка Ютта-Регина Лау после этих съемок уволена с киностудии DEFA без предупреждения.
Среди освобожденных демонстрантами узниц женского следственного изолятора в Галле было странная женщина, которая называла себя Эрна Дорн. Она раньше рассказывала, что служила в СС надзирательницей в концлагере Равенсбрюк. На этом основании в мае ее приговорили к тюремному сроку за нацистские преступления и готовили к переводу в другую тюрьму. Освобождение демонстрантами стоило ей жизни. Миф о «командире СС» в беспорядках в Галле решающим образом сформировал представление многих граждан ГДР о восстании, а судебной системе срочно нужен был «нацистский след». Дорн приговорили к смертной казни. Президент Пик отклонил прошение о помиловании, и 40-летняя женщина была обезглавлена. Когда спустя много лет дело пересматривали, не нашли никаких доказательств преступлений в концлагере, кроме ее собственных показаний и сомнительного письма отцу из изолятора.
Пропаганда СЕПГ использовала ее дело, чтобы замазать грязью народное восстание как «попытку фашистского переворота».
В Магдебурге в демонстрациях 17 июня участвовали 50 тысяч. Город на Эльбе был центром тяжелого машиностроения с несколькими крупными заводами. Там повстанцы заняли несколько государственных учреждений, в том числе ратушу, районный комитет СЕПГ. Столкновения с силовиками были особенно жесткими, убито трое гражданских, двое полицейских и офицер Штази. Около полудня прибыли два советских танка, и солдаты начали подавлять восстание. Советская администрация образовала военные трибуналы с миссией строго наказать зачинщиков.
42-летний садовник Эрнст Йенрих приехал с сыном в город и, что называется, проходил мимо. Но из любопытства примкнул к толпе, которая штурмовала тюрьму. Как он сам потом признался, прихватил плохо лежавший полицейский карабин, два раза куда-то выстрелил и тут же сломал оружие. Его обвинили в убийстве одного из двух погибших охранников, что сам он категорически отрицал. Приговорили к пожизненному заключению, но Верховный суд, основываясь на показаниях свидетелей, заменил это смертным приговором. Доказательная база — ноль. Дальше стандартно: отклонение помилования президентом Пиком, исполнение в тюрьме Дрездена в пределах положенных для казни на гильотине нормативом трех секунд. В архиве есть заявление одного из присяжных, который осмелился выступить против применения высшей меры из-за недостатка доказательств. Правда, его подпись можно найти и на подлиннике вынесенного через несколько дней смертного приговора.
Власть боялась всего, что связано с 17 июня. Не могла же правящая партия первого германского государства рабочих и крестьян назвать этот стихийный бунт народным восстанием. И делала все, чтобы представить, по сути, политическое выступление как проклятый всеми фашизм и уголовку, жесточайшим образом карая назначенных виновных.
Советские танки на трамвайных путях. Фото из открытых источников
И это ей удавалось. Что нетрудно было в стране, почти все население которой, включая рабочих, еще восемь лет назад было охвачено фашистскими структурами или служило в гитлеровской армии, а поле оппозиции зачищено с 1933 года.
Хотя к 17 июня советские власти в основном взяли ситуацию под контроль, протесты продолжались и в последующие дни. Но шли на убыль. Во время восстания началась самая крупная волна арестов в истории ГДР. Она растянулась на несколько недель. К 6 июля 1953 года Штази и полиция арестовали около 10 000 человек. В последующие месяцы было добавлено еще 5000 человек. Штази продолжала выявлять и наказывать причастных. Годились любые поводы.
Вот пожелтевший клочок бумаги из архива спецслужбы, который агенты, а сначала, наверное, их добровольные помощники нашли на заводе в Гюстрове. На его основании окружное управление государственной безопасности 25 июля 1953 года выдало ордер на арест за «подрывную деятельность на рабочем месте» и «разжигание ненависти». Это даже не печатная листовка, а коряво написанная от руки речовка: «Козлиная бородка, живот и очки — это не воля народа!» Помните, про Ульбрихта, Пика и Гротеволя? Плюс приписка: «Долой правительство и СССР».
За эту записку рабочий получил 8 лет тюрьмы. Скан из архива / открытые источники
23-летний рабочий оставил эту бумажку у своего станка. Компьютеров и принтеров для размножения у него не было. Результат — восемь лет тюрьмы.
Как закалялась диктатура
По итогу, который подводит Федеральный центр политпросвещения ФРГ,
с 12 по 21 июня 1953 года более чем в 700 городах и населенных пунктах ГДР произошли народные восстания. Они были подавлены благодаря исключительной роли советских войск.
Войска, вступившие в 10 часов утра 17 июня в Берлин, а после полудня или к вечеру в другие города и районы ГДР, прежде всего демонстрировали присутствие, так как с появлением танков восстание быстро теряло импульс. Хотя они также создавали военные трибуналы, которые в первые часы вынесли и привели в исполнение несколько смертных приговоров, передав потом эту роль правоохранительным органам ГДР. Крупных нападений на советских военных не было. Численность войск, задействованных в подавлении, составила около 20 000 советских солдат и офицеров плюс 8000 человек из Казарменной народной полиции (так называлась предшественница Национальной народной армии ГДР).
Известно о 55 задокументированных смертях, связанных с восстанием. Среди них:
- 34 демонстранта и прохожие, которые погибли 17 июня или через пару дней от огнестрельных ранений, нанесенных полицейскими или советскими солдатами.
- Пять человек приговорены к расстрелу советскими военными трибуналами.
- Два смертных приговора вынесены и приведены в исполнение судебными органами ГДР.
- Четыре человека умерли в тюрьме,
- четверо арестованных участников восстания покончили жизнь самоубийством, находясь под стражей,
- один демонстрант умер от сердечного приступа во время штурма полицейского участка.
- Есть также свидетельства убийства пяти сотрудников сил безопасности ГДР.
В связи с восстанием судами ГДР было вынесено около 1800 приговоров. В последующий период повстанцы и само восстание были опорочены и криминализированы. В целом этот эпизод истории до самого воссоединения Германии стал в ГДР запретной темой в публичной сфере.
Западные державы и их спецслужбы проспали восстание, тем более не успели им «поруководить». Так же, как его проспали восточногерманские власти, не сумев предупредить.
11 ноября 1953 года руководитель службы госбезопасности Эрнст Вольвебер на центральном совещании признал это: «Нам еще не удалось, как это указано Политбюро, установить лиц, стоявших за путчем 17 июня, и его организаторов». Госбезопасность и не могла выполнить эту задачу, потому что не было таких «спонсоров» и «организаторов».
Но руководству СЕПГ надо было обосновать свою официальную позицию. Она заключалась в том, что протесты были попыткой фашистского переворота, организованного и контролируемого диверсантами и провокаторами с Запада. Вокруг этого была построена пропаганда теории заговора, нагнеталась шпиономания. 1 ноября объявлено о разоблачении и разгроме «агентурной сети западногерманского шпионского аппарата, находящейся на службе у американцев и возглавляемой бывшим гитлеровским генералом фон Геленом, а также и группы агентов американского CIC (Counter Intelligente Corps)». На обложке брошюры об этих разоблачениях — карикатура в духе советского журнала «Крокодил». Некий предатель пытается передать через шпионское устройство секретную информацию получателю в наушниках в военной форме США. Но мощная рука, предположительно Штази, перехватывает запястье «радиста». На рисунке надпись: «X 3265… молчит…»
Карикатура времен шпиономании в Германии, когда участников массовых протестов пытались представить приспешниками фашистов, действующих по указке Запада…
Сразу после восстания руководство СЕПГ подвергло критике Штази за то, что она не заметила признаков готовящегося «путча» и не знала, как адекватно реагировать. Правда, до лета 1953 года спецслужба еще только строила свои структуры. Кроме того, она сосредоточилась на преследовании «агентов» и «врагов», и систематического анализа настроений в стране еще не велось. Пленум ЦК СЕПГ 24–26 июля 1953 года на уроках июньского восстания определил дальнейшую историю ГДР. Сценарий был заимствован из советской модели. Для начала Ульбрихт воспользовался случаем, чтобы избавиться от некоторых своих неудобных соратников. Министр госбезопасности Цайссер и главный редактор Neues Deutschland Херрнштадт назначены козлами отпущения, исключены из Политбюро и освобождены от всех партийных постов.
Усилились репрессии против инакомыслящих и несистемной оппозиции. ГДР стала наиболее жестко организованным с немецким порядком и строгостью тоталитарным государством, даже по сравнению с другими членами социалистического лагеря, скажем, Венгрией, Чехословакией и Польшей. Даже по сравнению с СССР, познавшим оттепель в 1960-е. Знаю это по опыту участия в студенческих обменах с Гумбольдтовским университетом в 1969–1971 годах.
Наш комсомол был веселой игрой с условными правилами по сравнению с их FDJ. Откровенно разговаривать о политике и нравах решались только очень близкие друзья.
Чтобы исключить новое восстание, Штази в течение нескольких лет создала плотную сеть наблюдения и шпионажа. Ульбрихт окончательно пресек «голосование ногами» широких слоев населения, построив августе 1961 года Берлинскую стену. При этом поправил социальную политику в пользу рабочих тяжелой промышленности и строительной отрасли, повысив зарплату и премии. Говорят, социально-политическая ситуация в 1960–1961 годах была похожа на ситуацию 1952–1953 годов, и строительством Стены СЕПГ помешала ожидавшемуся новому восстанию.
И все же в 1989-м восставшие разрушили ее и добились требований 1953 года. Наверное, потому, что к Бранденбургским воротам и на Потсдамерплац не пришли советские танки…
