В день выборов Стамбул выглядел как город, который покинули и политики, и избиратели. Улицы, еще вчера заполненные толпами, общественный транспорт, который накануне надо было штурмовать на вход и выход, непривычно опустели. Ни тебе жуткого визга тормозов местных сумасшедших водителей, ни базарного гомона повсюду, ни даже агитационных газелей кандидатов в президенты с огромными динамиками на крыше.

В день выборов оживленную жизнь вели только наглые чайки с Босфора, которые пикировали с серого, набухшего дождем, неба под ноги редким прохожим, отгоняя жирных вальяжных стамбульских голубей от корок дешевого и очень вкусного хлеба.

— Две недели назад, когда был первый тур, я проснулся, услышал эту тишину и впервые за все время, что я тут, испугался, — сказал мне мой друг чеченец, релоцировавшийся, а если точнее, бежавший в Турцию год назад.

Начитавшись перед выборами президента Турции самых разных комментариев и анализов, которые почти все сводились к мрачному прогнозу, что проигравшая сторона, кем бы она ни была, не сдастся без последнего и решающего боя и призовет сторонников на баррикады, я пошла на разведку. Видимо, стамбульская полиция те комментарии не читала, так как усиления в городе не наблюдалось.

А самым охраняемым объектом, который я увидела, было российское консульство на главной туристической улице Стамбула Истикляль. У его входа было такое количество вооруженных до зубов военных, что удивились бы жители города белгородского Шебекино.

Пока я искала признаки напророченной смуты, люди просто голосовали, а власти просто ждали, когда граждане закончат свое волеизъявление, чтобы приступить к подсчету голосов, который никто даже не собирался фальсифицировать. В общем, с точки зрения 45-летнего российского гражданина, которому ни разу за всю жизнь не удалось поучаствовать в честных выборах, но зато не раз приходилось писать, как нескучно эти нечестные выборы проходят, движухи явно не хватало.

О чем я репортаж-то буду писать? Эта мысль крутилась у меня в голове, когда я ела борек на Султанхмете, а потом бутерборд с выловленной из Босфора рыбой на Эминеню, пила кофе на Османбее и чай на Леванте. И только когда я съела огромный кусок бесподобного сливочного чизкейка напротив Галатской башни, ко мне пришло понимание всей прелести момента. Как же прекрасно, когда так скучно выбирают президента страны!

Застряли в лихих 90-х

Несмотря на все надежды мировой либеральной общественности на поражение Эрдогана, его победа во втором туре не вызывала никаких сомнений ни у кого из моих собеседников (при том, что ни один из них не был «эрдогановцем»). Моих собеседников отличала разная степень объективности в оценках как действующего президента Турции, так и оппозиции. Но даже те, кто критиковал Эрдогана буквально за все-все-все — даже они подтверждали, что за время его правления Турция разительно изменилась.

— Я приехала сюда в первый раз в 90-х, такой типичный российский челнок — за товаром на фабрику. И меня тут же задержали, потому что подумали, что я «русская Наташа», то есть проститутка. Было так противно, что я потом несколько месяцев не могла решиться и снова приехать. И только когда турецкая фирма оплатила мне билет, гостиницу и буквально уговорила, я приехала в Стамбул второй раз, — рассказывает Анжелика, которая переехала в Турцию с российского Кавказа. — Тут были хаос, грязь — и ощущение, что в ближайшей подворотне дадут по голове и ограбят. Хотя ограбили меня как раз в России, когда мою точку в итоге отжали конкуренты не без помощи силовиков.

Анжелика живет в Турции столько же, сколько правит Эрдоган. Она работала продавцом в магазине, потом вышла замуж за абхаза, эмигрировавшего в Турцию сразу после грузино-абхазской войны, сейчас занимается активисткой деятельностью в местной кавказской диаспоре. После начала СВО к ней наконец переехали из России дочь и внуки. И теперь Анжелика занимается их легализацией: детей устраивает в детский сад и в школу (частные, русские), а дочке делает ВНЖ.

Но ни разу Анжелика не употребила это слово, описывая турецкую реальность.

Как сказал другой мой собеседник, релоцировавшийся в Турцию после того, как Крым «стал нашим» («а для меня это стало последней каплей в решении уехать из России»): «В 90-е в Турции тоже был криминал, была страшная инфляция, постоянный политический кризис. Эрдоган, как и Путин, постоянно спрашивает турок: «Вы хотите возвращения в страшные 90-е?» В общем, 90-е были лихими и у нас, и у них. И даже выбирались мы из них в принципе одинаково. Но у турок получилось лучше, чем у нас…»

— В чем феномен Эрдогана? — объясняет мне исламовед Ринат Мухаметов, также переехавший из России в Турцию. — Он пришел к власти после долгого периода нестабильности, причину которой элиты, в общем-то, понимали. Страна как бы застыла в своем прошлом. В школах — буквально — день начинался с клятвы вождю (Ататюрку), который умер много лет назад. И этот культ не позволял Турции сделать шаг в XXI век. Из-за этого же культа и в силу жесткой секулярной модели, установленной Ататюрком, больше половины жителей страны не могли реализовать свои права, не отказавшись от своих религиозных принципов. В XX веке эта политика вывела Турцию на новый виток развития. В XXI же такая ситуация уже могла обернуться кризисом, как тот, с которым столкнулась Сирия и другие арабские режимы, не пережившие «арабскую весну». Ну и все понимали назревшую необходимость экономической либерализации, то есть отхода от госуправления и появления крупного частного бизнеса. На момент прихода Эрдогана к власти консенсус у элит по этому поводу был, а вот кандидата в реформаторы, который бы провел реформы, — такого смельчака из старой элиты не нашлось. Эрдоган взял на себя ответственность и сумел тогда и с элитой, и с военными договориться. Но только потому, что все они понимали: перемены необходимы. Именно поэтому военные по-серьезному никогда не пытались его свергнуть, хотя он позволил себе многое из того, за что его предшественников в XX веке не то что свергали, а даже казнили.

…Больше всего Анжелике, которая живет на азиатской, традиционно мусульманской стороне Стамбула, не нравится религиозная политика Эрдогана. Она атеистка, я бы даже сказала, воинствующая кемалистка (так в Турции называют поклонников Ататюрка). И поэтому женщины в хиджабах, которых еще в 90-е в Турции не пускали ни в какие госучреждения, ее страшно раздражают.

— Исламизация не доведет Турцию до добра! — шарашит Анжелика лозунгами, но объяснить, в чем конкретно выражается эта самая исламизация турецкого общества, у нее не получается.

Суды в Турции как были, так и остались светскими, образование — тоже. Есть школы с религиозным уклоном, раньше выпускники этих школ могли получить работу только по профилю (то есть в религиозной сфере). При Эрдогане они могут работать где угодно. Но одновременно, признает Анжелика, в Турции произошла общая реформа образования, повысившая грамотность населения, что особенно сказалось именно на положении девочек и женщин из традиционных религиозных семей (по сведениям экономиста Андрея Мовчана, одной из самых больших бюджетных статей Турции при Эрдогане всегда было именно образование, и если 10 лет назад 7% турок были неграмотными, а высшее образование было у 10%, то сейчас высшее образование есть у 19%, а неграмотных осталось лишь 4%. Среди женщин 10 лет назад высшее образование имели 9%, сейчас — 18%).

— Когда я еще работала в магазине, нас никогда не заставляли закрываться на пятничную молитву. Те работники, которые хотели, конечно, их начальник отпускал, но магазин не закрывали. А потом все точки вокруг нашей стали закрываться, ну и мы тоже. Я не считаю, что это нормально, — Анжелика наконец приводит пример «исламизации» из реальной жизни, но сама же понимает, что, в общем-то, это слабый аргумент.

Право выбирать будущее

У журналистов в Турции, особенно у журналистов, работающих на государственные медиа, поводов для нелюбви к правящему режиму гораздо больше, чем у атеистов. В рейтинге свободы прессы 2023 года, который составляют каждый год «Репортеры без границ», оценивая 180 стран, Турция занимает 165-е место, Россия — 164-е. То есть в России, в которой не осталось ни одного системного медиа, критикующего власти, уровень свободы слова, по мнению составителей этого рейтинга, даже повыше, чем в Турции, в которой есть и оппозиционные каналы, и оппозиционные газеты, и интернет-СМИ, не сводящиеся, как в России, только к телеграм-каналам.

Тем не менее оппозиция, у которой по избирательному закону есть неприкосновенные квоты для проведения кампании в государственных медиа, справедливо жалуется на тот факт, что в ходе последних выборов турецкие медиа уделили гораздо больше внимания правящей партии и действующему президенту.

Надо сказать, сам Эрдоган начинал свой политический путь, когда все средства массовой информации в Турции (тогда гораздо более свободные и независимые, чем сейчас) были против него. Но «Партии справедливости и развития» это не помешало прийти к власти, и постепенно они развернули медийную ситуацию в свою сторону, в том числе создав крупные частные проэрдогановские СМИ (примерно как «Фокс-ньюс» у республиканцев в США).

Насколько несвобода слова повлияла на сегодняшнюю избирательную кампанию? Однозначный ответ на этот вопрос дать сложно, потому что политические кампании в Турции все-таки проходят по старинке: кандидат, будь он хоть действующий президент, обязан обойти своих избирателей ножками и продемонстрировать железные голосовые связки, выступая на нескольких митингах за день. Во время одного из таких выступлений Эрдогану даже стало плохо…

В ночь с 15 на 16 июля 2016 года группа турецких военных попыталась совершить переворот, который стал первым неудачным военным переворотом в истории Турции. Неудачным он стал потому, что путчистов не поддержала большая часть армии, вся полиция и уж точно население страны.

Путчисты (или еще их называют «декабристами», в зависимости от убеждений) пытались взять штурмом место, в котором проводил свой отпуск Эрдоган с семьей. Они нанесли авиаудары с истребителей F-16 по президентском дворцу и парламенту в Анкаре, использовали танки, вертолеты и другую боевую технику, взяли под свой контроль аэропорты, мосты, телеканалы и проч. Переворот продлился меньше суток, всего в ходе него погибли 240 человек, 2200 были ранены. Подавляющее большинство путчистов — около 200 офицеров — в итоге сдались, но последовавшие репрессии затронули не только военных, а все слои общества.

Эрдоган обвинил в организации этого переворота своего бывшего соратника, живущего в США праповедника Фетуллаха Гюлена, создателя движения «Хизмет», которое больше похоже на секту. Отделения этого движения действовали не только в Турции, но, например, в России и странах СНГ (в России с 2012 года идеологию Гюлена начали запрещать и преследовать). В Турции гюленисты работают в самых разных отраслях, но больше всего их в образовании. И вот после декабря 2016 года всех последователей Гюлена во всех слоях турецкого общества — от военных до журналистов и правозащитников — начали безжалостно чистить, арестовывать, судить.

(Эрдоган поддержал эту инициативу: «Если закон о смертной казни пройдет через парламент, я его одобрю. Верю, что он пройдет»), но потом все-таки от этой темы ушли, так как на повестке тогда еще стояло вхождение Турции в Евросоюз.

Этот неудавшийся путч запустил в Турции много негативных процессов — именно после него произошел первый масштабный обвал лиры в правление Эрдогана, а сам Эрдоган стал жестко конфликтовать с США, которые отказались выдать Турции Гюлена, и затем с Европой.

Но сравнивая эту ситуацию с тем, что произошло с российским гражданским обществом за 2021–2022 годы, можно увидеть одно разительное отличие: такого страха и такой безнадежности, из-за которой из России иммигрировали сотни тысяч человек, тут точно нет. И самое главное: право свободно выбирать свое будущее у граждан Турции никто не отнимал.

Танцы на площади

…В 17 часов воскресенья выборы в Турции объявили состоявшимися, и начался подсчет голосов. Скорость, с которой их подсчитали, поразила многих. Но в том-то и дело, что мировую общественность никогда прежде просто не интересовали турецкие выборы. Иначе мы бы знали: в Турции всегда обрабатывают бюллетени быстро. Например, 14 мая, когда одновременно проходил первый президентский тур с тремя кандидатами и выборы в парламент, результаты появились уже через четыре часа. А 28 мая люди голосовали всего-то за двух кандидатов.

Уже в 19 часов непривычная тишина в Стамбуле взорвалась петардами и фейерверками, на дорогах внезапно оказались тысячи машин, как будто они упали с неба. Из этих багажников этих машин, из их окон, с их крыш неслась музыка, высовывались головы, ноги, попы и руки, размахивающие национальным флагом с белым полумесяцем и белой же звездой на алом фоне.

Огромная толпа (и я вместе с ней) направилась к штабу Эрдогана в стамбульском районе Фатих (в этом районе он победил, но вообще в Стамбуле, как и в других крупных городах, Эрдоган проиграл). В этой ликующей толпе было так тесно, что я нечаянно наступила на подол никаба идущей рядом девушки, отчего никаб сполз у нее ниже подбородка. Пока я извинялась, эта молодая женщина воспользовалась моментом своего невольного освобождения, достала сигарету и спросила жестом: «Зажигалка есть?»

Я пожала плечами и показала ей в ответ свой одноразовый вайп.

Я решила на всякий случай не уточнять, что там написано, потому что это знание могло оскорбить религиозные чувства нежных российских мусульман.

У штаба Эрдогана перед большим экраном, на котором показывали довольно-таки осунувшегося победителя сложнейшей в истории Турции президентской гонки (правда, сама традиция президентских выборов насчитывает в Турции всего-навсего 10 лет), собралась громадная веселая и очень разношерстная толпа. Женщин в ней было не меньше половины, если не больше. Как совсем молодых, так и очень пожилых. И большинство этих женщин были в хиджабах. Они пели, они плакали, они вскидывали руки с пальцами, сложенными в победную «V», они махали флагами, они танцевали и обнимались. Эта была не просто радость, это было счастье, потому что эта победа означала: никто больше не закроет перед ними ни двери госучреждений, ни школ, ни университетов. Никто не вернет их в средневековье, в котором им уготована только роль жен и матерей или, в лучшем случае, уборщиц.

Это карнавальное безумие продолжалось всю ночь, но я ушла вскоре после того, как вся толпа в одном порыве начала подпевать усталому-усталому Эрдогану, в прошлом — известному певцу (было и такое в его биографии). Так новоизбранный президент Турции, правящий страной уже два десятилетия, завершил речь победителя, обращенную ровно к половине турецкого общества.

Другая половина, поддержавшая его оппонента Кемаля Кылычдароглу, сидела дома. Но никуда не делалась. Именно ей политик Кылычдароглу, проигравший десятые в своей карьере выборы, сказал: «Я никуда не ухожу, мы продолжим нашу борьбу».