Легенда о Горшке
Говорят, у документального кино нет своего зрителя — потому не выживают кинотеатры с документальной программой и специализированные телеканалы. Но есть фильмы, собирающие полные залы, — например, «Михаил Горшенев. Легенда о Короле и Шуте». На фестивальном показе ленты Дарьи Иванковой об известном музыканте, фронтмене панк-рок-группы «Король и Шут» был аншлаг. Масса уникальных кадров (жаль, в архивных телевизионных съемках «запиканы» — размыты — названия старых телеканалов), откровенные интервью участников процесса, сквозные сюжеты вроде противостояния Горшенева и его отца, офицера-особиста с крутым характером… «Окко» может гордиться своим продуктом — с точки зрения телевизионной передачи он сделан качественно, здесь много проницательных собеседников — и много апологетики.
Фанаты приняли его на ура, но все ли здесь сказано прямо и четко?
Музей группы «Король и Шут»
На финальных кадрах мой сосед недоуменно спросил — я так и не понял, в чем трагедия Горшенева? О наркотиках и героиновой зависимости говорят вскользь, не педалируя эту тему, даже в статье Википедии куда больше информации об этой трагедии Горшка — восемь клинических смертей, смерть его первой жены, тоже наркоманки, о которой в фильме говорят, будто следы ее теряются…
На фестивале показали первую серию «Легенды о Короле и Шуте», может, во второй многое прояснится.
В тени остались связанные с историей панк-рока и постсоветской жизнью моменты — неужели его роль сводится к противостоянию с классическим роком, этим исчерпываются его задачи и значение? Но что тогда извиняет плохой звук и не всегда членораздельное пение, не говоря уже о наркотическом угаре и подчеркнутой аполитичности (вот и пожинайте ее плоды, хочется сказать сгоряча)? Или роль Андрея Князева в истории «Короля и Шута» действительно важнее роли Горшка? А главное — контекст, как возникла армия фанатов, что породило успех «Короля и Шута»?
Постер сериала «Михаил Горшенев. Легенда о Короле и Шуте»
Эпоха остается за кадром, хотя в ответах музыканта Алексея Горшенева, старшего брата певца, немало интересного, но в целом все довольно смикшировано, ощущение разговора в накуренной и тесной комнате, которую пронизывают звуки — увы, не му.
«Отцы» Юрия Мокиенко
Аншлаги сопровождали и самый остроумный фильм документальной конкурсной программы, обаятельных «Отцов» Юрия Мокиенко. Ученик Александра Сокурова поставил кино о кино: в деревне снимают фильм для междеревенского фестиваля «Золотой шуруп»; наблюдать за съемками сплошное удовольствие. В этом ироничном, непафосном кино так много обаяния, что улетучивается страх перед напрасно потраченным временем, который поневоле возникает всякий раз, когда читаешь казенный синопсис в буклете.
Кадр из фильма «Отцы»
«Дайте мне победить»
При переполненных залах проходили и показы лент, создаваемых при активном участии Сергея Мирошниченко. Он один из кураторов программы документального кино — эту программу теперь можно назвать во многом семейной, в ней как минимум четыре ленты, к созданию которых Мирошниченко и две его дочери имеют прямое отношение. Одна из них, Марий Финкельштейн, возглавляющая службу документальных фильмов канала «Россия 1», поставила вместе со Светланой Музыченко ленту «Дайте мне победить» — о спорте, меняющем жизнь людей с особенностями развития. С некоторых пор россияне участвуют в соревнованиях, проводимых международной организацией Special Olympics International, в 1968-м ее организовала Юнис Кеннеди Шрайвер, сестра Джона Кеннеди; Россия присоединилась к движению лишь недавно.
Кадр из фильма «Дайте мне победить»
Сопереживание, с которым следишь за героями, не мешают ощущению недосказанности: в чем причина равнодушия народа к больным детям, откуда столько нелюбви, а порой и откровенной ненависти, которую испытывают на себе родители таких детей? Знакомый, чья дочь остановилась в развитии, рассказывает о реакции многих жителей родного поселка на их появление на детской площадке, эта злоба не поддается объяснению.
Но фильм, сделанный при поддержке «Сбера» и «Кока-колы», заканчивается информацией о том, что власти Германии отказались допустить к соревнованиям Специальной олимпиады российскую команду.
Впрочем, одна из героинь, слушая новости о начале СВО, недоуменно восклицает: «Как Украина и Россия? Я не понимаю!»
«История российских тюрем»
Фильм первый — о Крестах, фильм второй — о Бутырке, фильм третий — о Владимирском централе
При поддержке Министерства культуры РФ Сергей Мирошниченко начал и многосерийный проект «История российских тюрем». Он сконцентрирован на истории тюремных замков, большинство из которых возникли в эпоху Екатерины II — «Кресты», «Бутырка», Владимирский централ стали героями первых трех лент.
«История российских тюрем». Кадр: Кинопоиск
Первый фильм, о петербургских «Крестах», в 2017-м снимала дочь г-на Мирошниченко Ангелина Ашман (Голикова), сценарист и продюсер — сам Мирошниченко, производители — канал «Россия 1» и студия «Остров» (среди учредителей г-н Мирошниченко и президент ММКФ Никита Михалков). «Кресты» сняты эффектно, фильм куплен Netflix, но правозащитникам он не нравится. Зоя Светова высказалась о фильме резко: в нем «все достаточно примитивно, и если это фильм про российскую тюрьму, то правды о тюрьме здесь не половина и даже не треть, а какая-то очень маленькая капля… Это правда работников пенитенциарной системы, которым дали слово. Это хорошо, что им дали слово. Только они излагают свою правду. Да, конечно, не всю. А ту, которую хотят донести до начальства. С другой стороны, заключенные, которых показывают в фильме, — в основном осужденные хозобслуги. Понимаю, почему снимают в основном их, это категория суперлояльных. Если бы снимали других заключенных, то они могли бы рассказать много лишнего. Рассказать кое-что о настоящих «Крестах». О пресс-хатах, поборах, о смотрящих, ворах в законе, их отношениях с администрацией и т.д. А не о тех «Крестах», в которые, по словам одного из начальников, мобильные телефоны приносят только адвокаты, сидят в тюрьме только виновные и в камерах друг друга убивают только во время конфликтов».
Негативно отзывается о «Крестах» и политзэк советских времен Наум Ним: «Это могло быть похоже на рекламу ФСИН, дескать, идите все к нам работать — если бы ФСИН в такой рекламе нуждалась» (архив журнала «Неволя», который Ним редактировал много лет, доступен в интернете).
С критиками согласен и Леонид Агафонов, автор некоммерческого мультимедийного проекта-расследования о нарушении прав женщин в тюрьмах «Женщина. Тюрьма. Общество»:
«Те, кто снимает такие фильмы, настроены не на критическое мышление, а на картинку. У них есть деньги, есть аппаратура, есть разрешение на съемку. Вот вы захотите снять фильм о новых «Крестах» — попробуйте подать заявку, чтобы вас туда пустили. Вы поймете, что преодолеть барьер — попасть в тюрьму, не будучи Первым каналом или НТВ, невозможно. Те, кто снимает, обычно ничего не понимают в тюремной системе, им это не надо. Если бы они хотели понять, они могли бы привлечь эксперта, который разбирается в тюремной системе, причем эксперта не из системы ФСИН. Иначе они не смогут показать обратную сторону тюрьмы».
Но у создателей тюремного цикла нет задачи показать «обратную сторону тюрьмы». На встрече с режиссером в екатеринбургском Ельцин-центре г-жа Ашман говорила о поддержке проекта В.Р. Мединским, ведь «он — историк», при этом она не считает, что «все правозащитники преследуют какие-то плохие цели, там есть умные и толковые люди».
«Но из-за неструктурированности мысли и [непонимания] того, чего мы хотим добиться, это [движение] порой превращается в балаган», хотя правозащитники могли бы и подумать, как помочь сидящим за время многолетнего следствия «не деградировать».
Правозащитники наверняка благодарны г-же Ашман за советы, хотя могут обратить внимание на неструктурированность мысли в самом тюремном проекте. Три фильма близки по картинке и звуку — скрежет замков, глаз надзирателя в камерном глазке, работы на кухне, тюремная библиотека как место силы, краткий список сидевших знаменитостей, заснятые с дронов красивые общие виды, в зимних сценах мило падает снег, а главное — разговоры с сотрудниками, как настоящими, так и бывшими, и с заключенными. В «Крестах» и «Бутырке» — это заключенные из хозобслуги, во Владимирском централе — заключенные с большими сроками, даже с пожизненными (диалоги в фильме Юлии Бобковой «Владимирский централ» — не единственное, что выделяет ее работу в общем цикле). Эти разговоры что-то проясняют непосвященным; но в целом их содержание легко предположить заранее, вроде того, что одиночество в тюрьме перемалывает.
Достаточно для видеовикипедии, но достаточно ли для мыслящего кино?
От заявленного интереса к феномену тюремного замка в России не остается ни следа, цикл игнорирует уникальность этого архитектурного и социального феномена, отказываясь от сопоставления с подобными замками в Европе. Эти фильмы попадают в контекст и других фильмов о тюрьме (вспоминаются содержательные «Кресты» — место русской несвободы. Фильм-интервью с Евгением Вышенковым) и в контекст литературный. Тема заключения разрабатывалась в России не философами, но писателями, от Солженицына и Шаламова до многочисленных авторов гулаговских мемуаров — всякий концлагерь начинался с тюрьмы. Есть и исследователи, от Якова Гилинского до Людмилы Альперн, не говоря уже о много переводившемся в России Нильсе Кристи, серии «История сталинизма», выпускаемой «Росспеном», классического труда Энн Эпплбаум. И есть многочисленные съемки, заставляющие ждать от кино актуального, например, опубликованные в Сети файлы секретного архива ФСИН и ФСБ с записями пыток в российских колониях.
Вместо отклика развиваются какие-то второстепенные даже для просветительского проекта детали.
Так, в рассказе о Буковском приводятся слова бывшего охранника, встречавшего диссидента в тюрьме. Охранник говорит, что бить того в тюрьме — как он якобы писал, — не могли. Звучит подменой — в мемуарах Буковского «И поднимается ветер» не говорится, будто его били, напротив, автор пишет, что к политзэкам относились иначе, чем к уголовникам:
«У них, на особом, режим ничем не отличался от режима сталинских лагерей. То же начальство, те же надзиратели относились к ним совсем иначе, чем к нам: их били, унижали, они дрались между собой за пайку хлеба…»
В «Бутырском замке» режиссера Сергея Попова крупно показывается портрет Берии и его личный кабинет в тюрьме, куда он входил с улицы через персональный вход, — и тут же как бы мимоходом рассказывается, что Мейерхольд писал доносы на коллег. Не ясна логика появления этой информации, похожей на фейк-ньюс и основанной, судя по всему, лишь на интервью дочери актера Леонида Варпаховского. Упоминает об этом в фильме режиссер, который ставит в тюрьме фрагмент пьесы Шекспира, причем заключенных, судя по всему, на репетиции администрация отправляла едва ли не насильно.
Но если уж рядом оказались два имени, Берии и Мейерхольда, расскажите, как Берия приказал утопить Мейерхольда в бочке с нечистотами — показания помощников маршала опубликованы как раз официально.
Но задачи цикла — обеспечить картинку, некритический взгляд на прошлое и настоящее тюрем и проблемы пенитенциарной системы. Эмоциям здесь не место, главные чувства — ужас и страх, столь актуальные для инакомыслящих сегодня.
Материал расползается, голоса раздаются изнутри — это сотрудники или сидельцы. В качестве экспертов привлекаются бывшие сотрудники тюрем — так для «Владимирского централа» привлечен сотрудник ФСИН Игорь Закурдаев, создавший музей тюрьмы. Но для экспертизы нужны и независимые точки зрения, фильмам не хватает внешнего аналитического взгляда — того же Якова Гилинского, не говоря об отсидевших или Ольги Романовой, автора книги «Бутырка». При этом «Владимирский централ» Юлии Бобковой, победивший в конкурсе документального кино ММКФ, — пока что лучший фильм цикла, атмосфера здесь соткана из деталей, интервью сплетаются с проекциями на тюремные стены фресок и фотопортретов бывших заключенных. Сама Бобкова считает, что лица грешников на старинных фресках схожи с лицами современных сидельцев — тонкое наблюдение, но превращает ли оно киноленту в исследование, или та остается в рамках заданной парадигмы?
То, что телеканалы предлагают сегодня в качестве документального кино, порождает слишком много вопросов к фильмам, а не к зрителям, хотя в случае удачи обычно бывает наоборот. Проблема формата сочетается с зависимостью от денег Минкульта, последние однозначно понимаются как форма госзаказа и необходимость отражать точку зрения власти. Напрямую художники и продюсеры не испытывают давления власти, но они знают: гранты не вечны, скоро будут распределять новые.
