Очередная годовщина со дня рождения Владимира Ульянова (Ленина), главаря политической партии, совершившей в 1917 году в России государственный переворот и захватившей государственную власть, определенно не вызовет в российском обществе большого резонанса. Между тем именно политическое наследие Ленина как организатора террора — как до, так и после 1917 года — глубоко впитано и в здание российского государства, и в общественное сознание миллионов людей в России. И пока это наследие не изжито, вероятность самого фатального развития ситуации в стране остается не просто вероятной, а совершенно реальной.
Главным способом борьбы за общественное переустройство Владимир Ульянов (Ленин) считал насилие.
Это свое убеждение он доказывал с фанатичным постоянством до самых последних дней. Этому убеждению он следовал всегда. За это его убеждение и основанные на нем «практические действия» Россия заплатила десятками миллионов жизней. И платит до сих пор.
Нанесенная стране биологическая, моральная и политическая рана кровоточит по-прежнему, при этом огромное число людей не допускает и мысли, что причиной общенациональных страданий является ленинское «учение» и его дьявольские плоды.
Пришедшая к руководству страной на тотальном насилии государственная власть стала властью насилия.
«Десятки жертв окупятся с лихвой»
Российская социал-демократическая рабочая партия (из которой и выросла партия большевиков, предтеча коммунистической партии) объявила террор (то есть политически мотивированные убийства) своим практическим инструментом в период русской революции 1905 года, когда перед РСДРП встала задача не только возглавить народный протест, но и вытеснить с политической сцены эсеров, «славившихся» деятельностью своей Боевой организации, победить их в конкуренции в сфере экстремистской революционной деятельности (см. сноску 1).
До этой поры на словах Ленин осуждал террористические методы политической работы.
Как только ситуация дошла до реальных политических действий, предполагавших выгоду для его политической партии, он радикально изменил свою точку зрения.
Ленин был абсолютно беспринципным человеком.
Его позиция неоднократно менялась в зависимости от изменений его политических целей и первоочередных задач. В 1902 году он обрушивался на эсеров за их защиту терроризма, «бесполезность которого была ясно доказана опытом русского революционного движения», в то время как за год до того он заявлял, что «принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора».
В условиях 1905 года, когда анархия быстро сменяла порядок и когда ни правительство, ни лидеры революционеров (многие из которых находились за границей) не могли контролировать действия своих сторонников на местах, Ленин призвал использовать акты «неизбежной партизанской войны» в Российской империи в интересах своей партии и революции.
Как только настал подходящий момент, Ленин призвал к «наиболее радикальным средствам и мерам как к наиболее целесообразным», не исключая и децентрализованную террористическую деятельность, для чего он предлагал создавать
«отряды революционной армии… всяких размеров начиная с двух-трех человек, [которые] должны вооружаться сами кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога…)».
Большевики создали свою боевую организацию (известна под названиями «Боевая техническая группа», «Техническая группа при ЦК», «Военно-техническая группа»).
Ленин был готов идти много дальше, чем эсеры, и утверждал: «Боевые отряды должны использовать любую возможность для активной работы, не откладывая своих действий до начала всеобщего восстания». Они должны «тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же!»
Ленин отдавал приказ о подготовке террористических актов, призывая к бессудным нападениям на городовых и правительственных шпионов, чье уничтожение теперь было, по его мнению, «долгом каждого порядочного человека».
Его мало беспокоила определенно анархическая природа таких действий, и он настоятельно просил своих сторонников не бояться этих «пробных нападений»: «Они могут, конечно, выродиться в крайность, но это беда завтрашнего дня… десятки жертв окупятся с лихвой».
Елена Стасова
По свидетельству одной из ближайших коллег Ленина, Елены Стасовой, он превратился в «ярого сторонника террора». Уже в октябре 1905 года он открыто призывал своих последователей
убивать шпионов, полицейских, жандармов, казаков и черносотенцев, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а полицейских — серной кислотой.
Не удовлетворенный масштабами террористической деятельности своей партии, он жаловался в письме в Санкт-Петербургский комитет: «Я с ужасом, ей-богу, с ужасом вижу, что [революционеры] о бомбах говорят больше полугода и ни одной не сделали!»
Ленин даже защищал перед своими товарищами, социал-демократами, вполне анархистские методы: «Когда я вижу социал-демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: «Мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну», — тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что они говорят?»
В августе 1906 года официальная позиция большевистской фракции РСДРП была объявлена публично, когда ее печатный орган «Пролетарий» призвал боевые группы «прекратить свою бездеятельность и предпринять ряд партизанских действий…».
Террористы избавлялись от подозреваемых «врагов народа» быстро и зачастую с животной жестокостью.
Среди нескольких категорий людей, ставших мишенями для большевиков, чаще всего были лица, подозревавшиеся в том, что они являлись полицейскими осведомителями, провокаторами и изменниками. Но никто не стремился организовать справедливый суд, и любой революционер, заподозренный товарищами, мог стать жертвой возмездия, приводящего к смерти. Даже наиболее уважаемые члены партии не были застрахованы от такого подхода по принципу «виновен, пока не доказана невиновность».
Собственно говоря, признание террора в качестве приемлемого способа политического действия немедленно вызвало к жизни предтечу будущих внутрипартийных репрессий, которые совершенно несправедливо связываются в общественном мнении только с Иосифом Джугашвили (Сталиным).
Основоположником внутрипартийных расправ в большевистской партии был именно Ленин.
Один большевик вспоминал, как несколько его товарищей, заподозрив его в измене, окружили его и наставили ему в лицо пистолеты, а он, по наивности ничего не подозревая, принял это за дружескую шутку.
Санкционированный Лениным как допустимое средство политической работы, террор очень быстро стал самодовлеющим процессом и вышел из-под реального контроля его политических отцов.
Некоторые большевики уже тогда признавали разрушительное воздействие насилия ради насилия:
«В 1907 году, осенью… боевая молодежь потеряла руководство и стала отклоняться в анархизм… устроила несколько экспроприаций, потом убийства стражников, городовых и жандармов… Они были заражены и считали, что надо просто действовать».
Два таких террориста-большевика «от нечего делать» преследовали казаков, ожидая удобного момента, чтобы просто забросать их бомбами.
Михаил Фрунзе (Арсений)
При этом большевики совершали много нападений на государственных чиновников не только без официальной резолюции центральных партийных организаций, но и без согласия руководителей местных ячеек. Решение о совершении убийства часто возникало спонтанно у какого-нибудь члена партии, который и приводил его в исполнение немедленно.
Таково было, например, убийство урядника Никиты Перлова около деревни Дмитриевки 21 февраля 1907 года. Его совершили двое большевиков — Павел Гусев (Северный) и Михаил Фрунзе (Арсений):
«Покушение на жизнь Перлова не было организованным заговором, решением партийной организации. Оно было результатом импульсивного порыва Михаила Васильевича [Фрунзе]… Во время собрания пропагандистов… кто-то выглянул в окно и заметил Перлова, который только что подошел… Фрунзе вскочил… позвал Гусева с собой и, несмотря на протесты присутствовавших, выбежал наружу. Через несколько минут раздались выстрелы… Фрунзе показалось это удобной возможностью, обстоятельства благоприятствовали нападению, и решение было принято мгновенно».
Большевистские выступления, которые поначалу могли быть частью революционной борьбы пролетариата, на практике быстро превращались в индивидуальные акты насилия. Нелегальная доставка в Россию оружия и производство взрывчатки — действия, предпринимаемые, по заверениям партии, исключительно в целях подготовки массовых восстаний, — на деле способствовали проведению индивидуальных терактов.
Леонид Красин (Никитич)
В Санкт-Петербурге Леонид Красин (Никитич), член ЦК и глава его Боевой технической группы, главный организатор всех основных боевых действий большевиков в то время, один из ближайших соратников Ленина, лично участвовал в изготовлении бомб для террористических актов.
За границей Максим Литвинов (Баллах), один из наиболее активных деятелей ленинской фракции, занимался контрабандой оружия на Кавказ, где, как он прекрасно знал, оно использовалось почти исключительно в целях террористической деятельности.
Таким образом, террористические акты стали нормой не только для рядовых, но и для самых видных деятелей партии, которые отдавали приказы об убийствах, когда считали их целесообразными. Большевистские лидеры видели в убийстве средство разрешения проблем и в их собственном кругу.
Руководство большевиков во главе с Лениным изначально действовало как банда.
Начисто лишенные представлений о гуманизме, большевики привлекали к террористической деятельности несовершеннолетних: экстремисты использовали детей для выполнения разнообразных боевых задач.
Дети помогали боевикам изготавливать и прятать взрывные устройства и даже принимали участие непосредственно в самих терактах. Многие боевые дружины, особенно большевики и эсеры, обучали и вербовали несовершеннолетних, объединяя будущих малолетних террористов в специальные молодежные ячейки.
Террористы передавали опыт своим четырнадцатилетним братьям и другим детям, давали им опасные нелегальные задания. Самой молодой помощницей террористов была четырехлетняя девочка Лиза, дочь Ф.И. Драбкиной, известной как «товарищ Наташа». Эта безумная большевичка брала своего ребенка для прикрытия, когда перевозила гремучую ртуть (см. сноску 2).
Для большевиков терроризм оказался эффективным и часто используемым на разных уровнях революционной иерархии инструментом. Террористическая деятельность большевиков (как, впрочем, и эсеров, и других сторонников терроризма) не имела практически ничего общего с идеологическими принципами. Большевистский террор стал просто еще одним «полезным орудием» в боевом арсенале: в революционной борьбе все средства казались хороши. Большевики имели достаточно оснований утверждать, что они «не остановятся ни перед чем».
«Не от икса, а от экса!»
Ленин был единственным лидером социал-демократической фракции, который во всеуслышание объявил грабеж допустимым средством революционной борьбы. И хотя представители всех социал-демократических сил в Российской империи занимались экспроприациями без формального одобрения своего руководства, большевики были единственной социал-демократической организацией, которая прибегала к этому добыванию капиталов систематически и организованно.
Уже в октябре 1905 года Ленин заявил о необходимости конфисковывать государственные средства и скоро стал прибегать к «эксам» (это было общеупотребимое выражение) на практике.
Вместе с двумя своими тогдашними ближайшими соратниками, Леонидом Красиным и Александром Богдановым (Малиновским), он тайно организовал внутри Центрального комитета РСДРП (в котором тогда преобладали меньшевики) небольшую группу, ставшую известной под названием «Большевистский центр», специально для добывания денег для ленинской фракции.
Александр Богданов, Максим Горький и Ленин. Фото: РГАКФД Росинформ
Существование этой группы «скрывалось не только от глаз царской полиции, но и от других членов партии». На практике это означало, что «Большевистский центр» был подпольным органом внутри партии, организующим и контролирующим экспроприации и различные формы вымогательства. Интересно, что само название «Большевистский центр» было известно только избранным членам фракции, в прессе его называли «расширенной редколлегией газеты «Пролетариат».
С 1906 по 1910 год Совет трех, или Малая троица (трудно не вспомнить в этом месте про будущие «особые тройки», принимавшие решения о казнях в период репрессий. — Л. Ш.), как прозвали лидеров «Большевистского центра», организовывал многие экспроприации. Исполнители этих актов набирались среди некультурной, но рвущейся в дело революционной молодежи, готовой практически на все.
На всей территории империи они грабили почтовые отделения, билетные кассы на железнодорожных вокзалах, иногда грабили поезда, устраивая их крушения.
Кавказ в силу своей особой нестабильности был наиболее подходящим регионом для подобной деятельности. «Большевистский центр» получал постоянный приток необходимых средств с Кавказа благодаря одному из наиболее верных Ленину на протяжении всей жизни людей — Семену Тер-Петросяну (Петросянцу), человеку с нестабильной психикой, известному как Камо — кавказский разбойник (так прозвал его сам Ленин).
Начиная с 1905 года Камо при поддержке Красина (который осуществлял общий контроль и поставлял бомбы, собранные в его петербургской лаборатории) организовал серию экспроприации в Баку, Кутаиси и Тифлисе (Тбилиси). Его первое грабительское нападение произошло классическим бандитским путем — на Коджорской дороге недалеко от Тифлиса в феврале 1906 года в руки экспроприаторов тогда попало от семи до восьми тысяч рублей.
В начале марта того же года группа Камо напала на банковскую карету прямо на одной из людных улиц Кутаиси, убила кучера, ранила кассира и скрылась с 15 000 рублей, которые они переправили большевикам в столицу в винных бутылках.
Наибольшую известность Камо принесла экспроприация 12 июня 1907 года, так называемый «тифлисский экс»: на центральной площади грузинской столицы большевики бросили бомбы в две почтовые кареты, перевозившие деньги Тифлисского городского банка; убив и ранив десятки прохожих. Камо и его отряд скрылись с места преступления, отстреливаясь из револьверов и унося с собой 250 000 рублей, предназначенных для «Большевистского центра» за границей.
Семен Тер-Петросян и Иосиф Сталин
Камо был сердцем кавказской боевой, или, как ее еще называли, «технической», группы большевиков, организованной специально для проведения экспроприаций. Тем не менее, согласно сведениям Татьяны Вулих, революционерки, тесно связанной с грузинскими террористами,
главным лидером боевой организации был Иосиф Сталин. Он сам не принимал участия в ее актах, но ничего не происходило без его ведома.
Камо набирал кадры преимущественно среди местных бандитов, которые «не имели никаких принципов и были грозой дорог». Боевики, в их числе и сам Камо, обладали лишь элементарными представлениями о социалистическом учении и мало интересовались внутрипартийными разногласиями в РСДРП. Один раз Камо присутствовал при оживленном споре по аграрному вопросу между меньшевиком и большевиком и явно не понял причины их несогласия друг с другом: «Что ты с ним ругаешься? Давай я его зарежу», — спокойно сказал он своему товарищу-большевику.
Известно, что нескончаемые разногласия между большевиками и меньшевиками в эмиграции часто не затрагивали теоретических вопросов; по словам Бориса Николаевского, историка и участника революционных событий,
«за бушующими спорами о философии марксистского материализма и эмпирической критики стоял материализм другого свойства: деньги».
Ленин и другие большевистские лидеры использовали экспроприированные фонды в первую очередь для поражения своих внутрипартийных противников в эмигрантских склоках или, по словам Николаевского, «для приобретения власти над партией».
Действительно, главной целью Ленина было усиление позиции его сторонников внутри РСДРП с помощью денег и, согласно Богданову, приведение определенных людей и даже целых организаций к финансовой зависимости от «Большевистского центра».
Лидеры фракции меньшевиков понимали, что Ленин оперирует огромными экспроприированными суммами, субсидируя контролируемые большевиками Петербургский и Московский комитеты, выдавая наличными первому по тысяче рублей в месяц и второму по пятьсот.
Это были полностью криминальные деньги.
В это же самое время относительно малая часть доходов от большевистских грабежей попадала в общепартийную кассу, и меньшевики были часто возмущены даже не тем, что экспроприации имели место, а тем, что им не удавалось заставить «Большевистский центр» предоставлять деньги в распоряжение Центрального комитета РСДРП, в котором меньшевики преобладали и чей бюджет в худшие времена не превышал ста рублей в месяц.
Максим Литвинов
Улучшению отношений двух фракций не способствовали и такие случаи, как, например, история с видным большевиком Максимом Литвиновым, который послал двух грузинских террористов в штаб-квартиру РСДРП с требованием вернуть сорок тысяч рублей, полученных в результате экспроприации и уже потраченных Центральным комитетом, открыто угрожая тем, что в противном случае грузины «укокошат» одного из членов ЦК.
В 1906–1907 годах большевики использовали экспроприированные средства для создания контролировавшихся ими школы боевых инструкторов в Киеве и школы бомбистов во Львове. В 1910 году они создали на эти деньги социал-демократическую школу в Болонье (Италия), которая быстро превратилась в оплот террористической большевистской группы «Вперед».
Сторонники Ленина также использовали доходы от экспроприации для усиления своих рядов в преддверии партийных съездов. Их крепкая позиция накануне открытия V съезда РСДРП в Лондоне, например, была, по словам Бориса Суварина,
«в большой степени следствием огромных ресурсов, полученных от эксов, которые позволяли им содержать легионы боевиков, посылать куда угодно представителей, издавать газеты, распространять памфлеты и организовывать более или менее представительные комитеты»
и все это с целью получения дополнительных мандатов делегатов на съезд.
Действия большевистских боевиков не остались незамеченными для руководства РСДРП. Юлий Мартов (Цедербаум) предложил исключить большевиков из партии за совершаемые ими незаконные экспроприации. Георгий Плеханов призывал бороться с «большевистским бакунинизмом», многие члены партии считали «Ленина и Ко» «обычными жуликами», а Федор Дан называл большевистских членов ЦК РСДРП «компанией уголовников».
Призывы Мартова на V съезде РСДРП к возрождению чистоты революционного сознания на Ленина не произвели никакого впечатления, большевистский лидер слушал их с неприкрытой иронией, а во время чтения финансового отчета, когда докладчик упомянул о поступившем партии крупном пожертвовании от «анонимного благодетеля», некоего Икса, Ленин саркастически заметил: «Не от икса, а от экса!»
Ленин и его соратники в «Большевистском центре» получали также деньги из таких сомнительных источников, как фиктивные браки и принудительные контрибуции.
При этом Ленин был чрезвычайно свободен в распоряжении финансами. Он считал именно себя хозяином этих денег, имеющим полное право их бесконтрольного использования.
Привычка Ленина не соблюдать денежных обязательств фракции возмущала даже его сторонников.
В конце 1916 года, когда волна революционного экстремизма почти угасла, Ленин утверждал в письме от 25 октября 1916 года, что большевики отнюдь не против политических убийств: в ответ на запрос большевиков из Петрограда об официальной позиции партии в вопросе о терроре Ленин высказался так: «В данный исторический момент террористические действия допускаются». Единственным условием Ленина было то, что в глазах общественности инициатива терактов должна исходить не от партии, а от отдельных ее членов или малых большевистских групп в России. Ленин прибавил также в том письме, что он надеется убедить весь Центральный комитет РСДРП в целесообразности своей позиции.
Совершенно не удивительно, что большое число террористов после прихода большевиков к власти в России участвовали в ленинской политике «Красного террора».
