Когда Апокалипсис случается каждые двадцать лет, к этому как-то, в общем, привыкаешь. Привыкаешь постоянно терять близких, выживать и все время начинать с нуля. Привыкаешь к тому, что образ будущего равняется образу настоящего, а страна больше не тратит силы и ресурсы на искусство или технологические достижения — ни сил, ни ресурсов просто нет. В общем, обживаешься в этом по-своему уютном Армагед-доме.
В романе Марины и Сергея Дяченко Апокалипсис случается через равные промежутки времени — никто не знает, почему, просто случается и все. Обрушиваются метеоритные дожди, ураганы, смерчи, землетрясения, из морей выходят чудовища — в общем, все по «Откровению» Иоанна. Но каждый раз, как только начинается очередной конец света, повсюду открываются Ворота, где можно укрыться и переждать катастрофу. Вместить они могут всех, но все равно каждый раз в давке перед Воротами гибнут сотни, если не тысячи, — идут по головам, затаптывают, боятся не поместиться или не успеть.
Втихаря от «народа» правительство формирует «особый контингент», который узнает об открытии Ворот первым и эвакуируется спокойно, на вертолетах, с семьями и питомцами. Есть пророчество, что однажды Ворота не откроются — и тогда настанет окончательный конец.
Но пока все работает четко и отлаженно.
Впрочем, кое-что в этих кругах ада все-таки меняется. Поначалу существование «особого контингента» — страшнейшая тайна, скрываемая от населения. Депутата Андрея Зарудного, попытавшегося эту тайну предать огласке, убивают. Но в следующем цикле — новой жизни после очередного Апокалипсиса — справедливость торжествует: на смену плохому правительству приходит хорошее, идеи Зарудного о всеобщей эвакуации на равных основаниях поднимает на знамя новый президент, на дом убитого вешают мемориальную доску, его книги включают в школьную программу.
И начинается новый круг ада. Людей выгоняют из дома на учебные эвакуации в любое время дня и ночи, заставляют бегать бесконечные кроссы вне зависимости от физических способностей, за отказ от тренировки — арест, мольбы «дайте умереть спокойно!» игнорируют. Государственный контроль проникает во все щели, расцветает доносительство. Проходит двадцать лет, приближается новый конец света. А в следующем цикле на «особый контингент» уже никто не обращает внимания — есть и есть, и всегда так было, и не от нас зависит.
В романе нет привязок ни к национальности, ни к географии, но знающие люди (филолог Михаил Назаренко, например) утверждают, что «Армагед-дом» — самая украинская книга из всех дяченковских. Наверное, это так — но из России она читается как самая российская. В любом случае, она, очевидно, самая «Армагед-домашняя».
Эта книга, во-первых, про конфликт поколений. На примере главной героини, Лиды, очень четко дан ответ на вопрос о том, куда вечно деваются двадцатилетние идеалисты-бунтари, борцы за свободу и мир во всем мире. Куда, например, подевались сейчас те, чьими руками делалась Перестройка? Все туда же: остались в прежнем цикле. Дело в том, что и Лида, будучи подростком, боролась за идеалы Зарудного, ненавидела неравенство, мечтала спасти мир и вывести человечество с бесконечного хождения по кругу. Но не зря каждый новый цикл после конца света начинается с пропаганды (почти приказа) беременности: с одной стороны, конечно, для «восстановления популяции», а с другой — для того, чтоб отказаться от идеалов молодости было проще.
Как только у Лиды рождается сын, она тратит все средства, связи и нервы на то, чтобы его защитить, — и вскоре сама выгрызает себе и ему место в «особом контингенте».
Ну и что, ведь все так делают, ведь списки элит разрослись уже неимоверно — что изменит одно лишнее место, потраченное на одного мальчика? Вот и весь конфликт поколений.
Во-вторых, это роман про вечное ожидание новой жизни: вот сейчас уйдет этот «плохой парень» из правительства — и придет вот тот «хороший», и уж тогда все изменится, тогда заживем! Тогда на земле сам собой воцарится мир, и человечество стройно и мирно прошагает к Воротам, и никто не погибнет при очередном конце света — а может, конца и не будет вообще. Вот только, оказывается, наступление очередного Армагеддона зависит не от правительства — точнее, не только от него. Правительство, говорят авторы, всегда будет одним и тем же — всегда будет устраивать давку и эвакуировать своих, «самых нужных», тех, без кого, по их словам, страны вообще не будет. Нет, бесконечное наступление конца зависит не от них. Это зависит от одного маленького мальчика, который не хочет садиться на теплое место, забронированное по блату за счет чужих жизней. От мальчика, который глупо и идеалистично жертвует комфортом и стабильностью ради жизней остальных. По крайней мере, в это хочется верить авторам.
Украинские писатели Марина и Сергей Дяченко написали «Армагед-дом» около двадцати лет назад. А маленький мальчик, сын главной героини, пожертвовавший собой, погиб не в Апокалипсисе. Он погиб позже, через несколько лет после последнего конца света — на войне.
«Апокалипсис — намордник, поводок, надетый на человечество. Кольцо, не дающее нам расти дальше, сковывающее то, что мы привыкли называть прогрессом. Оставшись в живых, мы радостно принимаемся воспроизводить себя во всех отношениях… Восстанавливать разрушенное. Восстанавливать численность популяции. Все наши силы направлены на то, чтобы обновиться и выжить в новом катаклизме. Мы не можем позволить себе ни одного мало-мальски пристойного космического полета, хотя технические наработки существуют уже много циклов. Мы почти не пользуемся ядерной энергией, хотя эксплуатация атомных электростанций здорово облегчила бы нам жизнь. Но натягивается поводок Апокалипсиса — и попытки создать ядерное оружие приводят к гибели целых стран, целых регионов… Даже обычные боеприпасы — будучи помещенными в спецукрытия! — во время Апокалипсиса самоуничтожаются в пятидесяти случаях из ста. Апокалипсис — жесткое условие, ограничение, и нам не узнать, кем оно установлено. Может быть, никогда не узнать… Но что такое Ворота?
Ворота — это шанс. Это как прощение, как бы поощрение, как бы дорога в жизнь. Мы вертимся, как белки в колесе, от цикла к циклу, и кажется, нет выхода. Но, может быть, если Апокалипсис — это колесо для белки, то Ворота — нечто большее, чем просто спасательный круг?
Зачем поставлены Ворота?
И что будет, если в один прекрасный день человечество пройдет в них с гордо поднятой головой, не медля, но и не торопясь, спеша поддержать любого, кто случайно оступится? Что будет, если это несбыточное — однажды случится?
Возможно, именно тогда цикл завершится, и намордник будет снят. Канут в прошлое чудовищные в своей регулярности землетрясения, и неизвестные астрономам кометы перестанут появляться из ниоткуда. И человечество будет, наконец, развиваться. Развиваться, а не ходить по кругу, не раскручивать беличье колесо. Возможно, тот, кто поставил Ворота, сочтет, что теперь человечество достойно жизни без поводка…
Нет, не спрашивайте меня, кто поставил Ворота. Я не отвечу.
Я не знаю.
(Андрей Зарудный, из неопубликованных статей.)»
