КомментарийЭкономика

Дефицитное

Минфин тратит бюджетные средства с рекордной скоростью. Зачем? А затем, чтобы вы отдавали ему свои накопления, на которые ничего не купишь

Дефицитное
Фото: Артем Геодакян / ТАСС

Строго официально

Минфин РФ предварительно оценил исполнение федерального бюджета за первые два месяца 2023 года.

И вот что получилось.

Общие доходы бюджета за два месяца просели на 25% — до 3,16 трлн рублей.

Сильнее всего сократились нефтегазовые доходы — по сравнению с 2022 годом они уменьшились на 46%, составив 947 млрд рублей, «что связано, в первую очередь, со снижением котировок цен на нефть марки «Юралс» и сокращением объемов экспорта природного газа», — объясняет Минфин.

Ненефтегазовые доходы уменьшились на 9% год к году — до 2,21 трлн рублей. Минфин отмечает, что произошло это из-за сокращения поступлений налога на прибыль.

Компенсировать падение экспортной выручки помогло ослабление рубля: 1 февраля за доллар давали 70,5 рубля, а 28 февраля — 75,4 рубля. На практике ослабление курса на 1 рубль приносит бюджету порядка 150–160 млрд рублей. Кроме того, расходы удалось частично покрыть продажей золота и юаней.

Основным источником увеличения дефицита стали беспрецедентные расходы, достигшие 5,74 трлн рублей (плюс 52% год к году). Минфин объясняет это ускоренным авансированием госконтрактов, где на госзакупки было потрачено 2,1 трлн рублей (для сравнения: за первые два месяца 2022 года было потрачено 654 млрд). И нет сомнений, что и для чего в основном закупают.

На фоне рекордных расходов и снижения доходов дефицит бюджета достиг рекордных 2,58 трлн рублей (34 млрд долларов). Хотя еще в январе дефицит федерального бюджета оценили ⁠в 1,76 трлн рублей (25 млрд долларов), и это был худший показатель с дефолтного ⁠1998 ⁠года. ⁠

По предварительным данным Минфина, в феврале 2023-го он составил около 0,8 трлн рублей.

Для понимания масштабов — запланированный дефицит на весь текущий год составляет 2,9 трлн рублей.

Бюджет наполовину пуст или наполовину полон?

Бюджет, что твой стакан, — он может быть наполовину полон, наполовину пуст. Так и экономисты оценивают развитие бюджетной ситуации оптимистично и пессимистично.

Условно-пессимистичная оценка опирается на прогноз дальнейшего роста бюджетных расходов. Если Минфин будет тратить деньги такими же темпами, как он делал последние месяцы, а нефть не будет дорожать, то расходы превысят 35 триллионов, а доходы могут упасть до 22 триллионов. В годовом выражении дефицит бюджета может составить порядка 13–14 триллионов рублей, что в четыре-пять раз больше, чем планировалось, ведь бюджет 2023 года был сверстан, исходя из доходов 26,3 трлн, расходов — 29 трлн.

Так считать нельзя, возразят сторонники условно оптимистичного подхода. Нет свидетельств в пользу того, что Минфин будет наращивать бюджетные расходы. Более того, оперативные данные Минфина дают основания предполагать, что масштабные бюджетные вливания, по-видимому, прекратились. Во всяком случае, с 17 по 28 февраля бюджет ежедневно тратил (в среднем) на 39% меньше, чем с 1 по 16 февраля. Минфин свое дело знает и резкого роста расходов не допустит.

Возможно, возразят скептики, Минфин свое дело знает, но,

чтобы «уложиться» в запланированные 29 трлн рублей, с марта по декабрь 2023 расходы правительства должны составить 23,3 трлн, т.е. после роста на 52% за первые два месяца сократиться на 15% (по номиналу).

Как вы себе это представляете?

Минус бюджету — плюс экономике?

На самом деле, рассуждая о дефиците бюджета и росте правительственных расходов, необходимо помнить, что условный «проигрыш» бюджета — деньги потрачены — оборачивается безусловным «выигрышем» тех, кто эти деньги получил.

Так, за последние 12 месяцев дефицит бюджета составил 6,4 трлн рублей. Но можно сказать, что эти же самые бюджетные 6 трлн 400 млрд рублей обернулись для экономики «импульсом». Инфраструктурные проекты, поддержка т.н. системообразующих компаний, субсидирование и финансирование программ импортозамещения и так далее — все это оплачивается расходами федерального бюджета.

Весь прошлогодний «экономический рост» (на самом деле — замедление спада) — это бюджетные расходы, «превратившиеся»… нет, не в товары, а в «сумму цен на товары», приобретенные правительством. И структура правительственных расходов может подсказать нам суть реализуемой экономической политики.

По рецептам «первой пятилетки»?

Можно предположить, что структурная трансформация экономики, анонсированная год назад, в действительности идет по схемам, сочиненным в Госплане СССР еще в конце 1920-х.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

В то время настоящей звездой советской экономической мысли был инженер и математик Григорий Фельдман, руководитель отдела перспективного планирования Госплана СССР. Госплан тогда работал над планом первой пятилетки и над так называемым «генеральным планом на период от десяти до двадцати лет». Григорию Фельдману было поручено подготовить теоретическую модель в качестве основы для этого плана. Свои идеи он изложил в статье «К теории темпов народного дохода (Под углом зрения народного хозяйства СССР)», опубликованной журналом «Плановое хозяйство» в 1928 году. И руководители советской экономики восприняли их как откровение.

Идея Фельдмана была проста, как и все гениальное, а главное, укладывалась в теорию марксизма, точнее, в теорию расширенного воспроизводства капитала. Григорий Фельдман рассуждал очень эффектно (оцените красоту и логику его теории даже в самом упрощенном изложении!).

Итак, всю экономику можно условно «поделить» на две части — одна производит «потребительские товары», другая «инвестиционные товары».

Допустим, мы имеем «закрытую» экономику.

Частных инвестиций — по какой причине, не важно — нет.

Но недостаток частных инвестиций способно компенсировать правительство, имеющее в своих руках бюджетные средства, которые оно может инвестировать.

Куда правительство должно инвестировать?

Ответ — в «инвестиционный сектор», промышленную инфраструктуру. Строить «производство»…

А что будет с потреблением?

А ничего: не будет развития потребления — и не надо.

Как только люди поймут, что в потребительском секторе им ловить нечего, они пойдут «на завод», «на стройку», так как поначалу — на первом этапе «инвестиций в производство» — людям можно платить чуть «выше рынка», но довольно скоро у заводов будут стоять очереди, и зарплаты снизятся.

Такой механизм имеет важное свойство: искусственный переток капитала в «производственный сектор» спровоцирует дефицит капитала в «потребительском секторе» — дальше там последует сокращение рабочих мест, и освободившиеся работники пойдут в «производство», снижая цену труда.

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»

Дальше еще интереснее!

Переток капитала в производственный сектор вызовет дефицит этого капитала в потребительском секторе — и, соответственно, сокращение предложения потребительских товаров.

Дальше начинает работать закон спроса/предложения: сокращение предложения потребительских товаров потянет вверх цены на эти товары.

И если темпы роста цен будут обгонять темпы роста зарплат — люди не смогут потреблять, а будут экономить — т.е. «накапливать капитал».

А потом (Фельдман не уточнял, когда именно) накопленные работниками производственного сектора капиталы можно будет пустить на потребление (или инвестировать в потребительский сектор).

Таким образом, как писал в 1928 году Максим Горький, «…население само и должно дать денег на производство всего, что ему необходимо».

Впрочем, можно и не тратить деньги на потребление, а лучше реинвестировать накопленный капитал в «новое производство».

Тогда — внимание — дефицит капитала в потребительском секторе продолжит расти, и этот дефицит вытеснит из потребительского сектора рабочую силу, которая — правильно — будет давить на рынок труда в производственном секторе.

Но одновременно будет расти дефицит потребительских товаров — вместе с ценами на них.

И не страшно!

Эта ситуация заставит рабочего больше трудиться в «производственном секторе» — вот вам мотивация к росту производительности»!

Получается, что гипотетическое «потребительское общество» превращается в этакую морковку, которую правительство подвешивает перед пролетарием, крутящим педали «машины индустриализации», —

и чем лучше пролетарий крутит педали, чем быстрее правительство накапливает капитал, тем больше правительство реинвестирует этот капитал в производство и тем быстрее капитал уходит из потребительского сектора,

тем быстрее растут в потребительском секторе цены, заставляя рабочего «в производстве» крутить педали еще эффективнее в надежде когда-нибудь заработать на хорошую жизнь.

Модель Фельдмана для «социалистической» экономики выглядела как «вечный двигатель» (на самом деле, его модель была не столько про рост, сколько про замещение капитала трудом, но в тот момент размеры трудовых ресурсов в России казались безграничными).

В книге «Пятилетний план народнохозяйственного строительства СССР» суть новой экономической модели объяснялась так:

«Наша страна совершает беспримерный опыт громадного капитального строительства за счет текущих накоплений, за счет жесткого режима экономии и отказа в удовлетворении потребностей сегодняшнего дня во имя великих исторических задач».

Вечный двигатель для экономики?

Похоже, что и правительству сейчас кажется, что оно также изобрело вечный двигатель для своей экономики.

То, что правительство делает сейчас, очень похоже на реализацию «модели Фельдмана» на новом этапе развития экономики: берем бюджетные средства — и превращаем их в инвестиции в приоритетных для себя отраслях — это провоцирует переток туда ресурсов из всех остальных секторов (например, вместо металла для гражданских автомобилей металл пойдет на автомобили, нужные правительству «для выполнения задач»), в приоритетные отрасли перетекут трудовые ресурсы, и временный дефицит кадров в правительственных проектах сменится их избытком… и так далее.

Правда — и правительство это прекрасно понимает, — реализация такой модели может привести к дисбалансам в экономике.

Ну это у Фельдмана так получилось, а у нас не получится, потому что баланс между «бюджетным» и «небюджетным» секторами можно будет выровнять ценами — дефицит будет служить сигналом для роста цен.

У вас получится две экономики: одна будет оплачиваться бюджетными расходами, и в ней даже будут расти номинальные зарплаты, а другая, «потребительская», экономика будет жить за счет обслуживания первой, цены в ней вырастут (дефицит), и вот тут-то мы соберем налоги. Будет трудно? А кому сейчас легко, могло бы сказать правительство. Старайся, это капитализм.

Собственно, у этого двигателя экономики есть одно узкое место — в то время, когда Фельдман придумывал свою модель, Россия была бедной и аграрно перенаселенной страной, и деградация «городского» потребительского сектора, на которую Фельдман в своей теории шел совершенно сознательно, касалась бы меньшей части населения. 90 лет назад крестьянин, который в рамках реализации модели Фельдмана получал бы место у станка на заводе, одновременно получал и серию бытовых удобств, в деревне недоступных, и рост своих доходов по сравнению с тем, что зарабатывал в колхозе.

Сейчас же деградация потребительского сектора заденет, в первую очередь, не какие-то отделенные от элит классы (такие в РФ если и есть, то и так живут небогато), а нижние этажи властной пирамиды. Хотя это произойдет не сегодня и даже не завтра.

Бюджетная политика правительства — это азартная игра: раскрутить за счет экстремальных расходов «производственный сектор», который должен будет «передать» этот импульс в сектор «потребительский», а как пойдет дальше — посмотрим. В сущности, успех такой политики зависит от устойчивости финансовой системы (если люди просто захотят забрать из банков свои средства — все тут же рухнет), и тут уж вся надежда на Центральный банк.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow