РепортажиОбщество

Руссенорск

На границе России и Норвегии пытались заштопать разорванные связи

Руссенорск
Канатоходец над горящим мостом. Хорошая метафора сегодняшнего дня. Арт-перфоманс в Киркинесе. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»

Краболовки уложены в штабеля — до нового сезона. Суда пришвартованы в фиорде. На судах российские флаги. В километре от них — на площади — деревья украшены бумажными сердцами в цветах украинского флага. Еще в нескольких километрах российская граница. Норвежский Киркенес — географически ближайший к России город Норвегии. Треть его жителей — экс-россияне. Когда-то здесь говорили на особом диалекте, типа суржика — русско-норвежском. На местный манер он назывался «руссенорск».

«Баренц-спектакль» начался 24 февраля — совпал с годовщиной начала спецоперации. Не специально: фестиваль всегда проходит в последние выходные февраля. Много лет назад его придумали эмигрантки из РФ, основавшие компанию «Девушки на мосту». Мост — между странами. Мост — это культура, обмен смыслами. Теперь ни моста, ни девушек. Но фестиваль остался, и делают его снова русские — новое поколение иммигрантов, которые пытаются заштопать разорванные связи. Тема фестиваля — «Доверие». Оно было ключевым фактором выживания на Севере. С прошлого года здесь не доверяют даже себе.

Киркенес. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»

Киркенес. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»

24 числа в городе, занесенном снегом по крыши красных домиков, было много огня. Сначала его зажгли напротив российского консульства — в память о событиях годичной давности. Киркенес маленький, 10 тысяч жителей, но украинских беженцев принял. Они планировали шествие памяти, раздали маленькие факелы. Но в руках молча стоявших в арктической темноте людей эти факелы были похожи на поминальные свечи.

В консульстве горело одно окно. Дипломатов на улицах города не видели давно — с тех пор, как во время возложения цветов к памятнику Советскому солдату в годовщину освобождения Финнмарка

украинские беженцы демонстративно встали спиной к российскому консулу. Больше на публичных мероприятиях он не появлялся.

Чуть позже вечером на главной площади города откроют фестиваль. Это всегда уличное шоу. В этот раз художники выстроили из дерева мост, под которым на трибунах поместили хор. Часть хора была в костюмах, похожих на те, что носят российские чиновники. Часть — в норвежских свитерах. Пели тоже на двух языках разное государственно-воодушевляющее. А мост над хорами «чиновников» меж тем горел. Его подожгли два актера, стоявшие на разных краях. Мост пылал, «чиновники» невозмутимо пели. А тем временем по канату над площадью пытался пройти акробат. Срывался, чуть не падал, снова шел. Когда сжигают мосты, наш путь становится все более рискованным.

Российское судно и краболовки. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»

Российское судно и краболовки. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»

«Спектакль» когда-то изменил жизнь Киркенеса, став главным и самым высокобюджетным событием года в маленьком городе. Но не так изменил, как падение «железного занавеса». Границы открылись, город стал хабом, местная верфь по сей день загружена заказами российских судовладельцев, вокруг границы безвизовый режим, все большие проекты — совместные. А по другую сторону границы люди узнали, что Европа — второй дом, надежный друг, с которым всегда легко найти общий язык. Здесь верили в народную дипломатию и вместе строили будущее: от совместных журналистских расследований до постановок оперы, от охраны окружающей среды до борьбы со СПИДом. От заботы о стариках до семейного устройства сирот. Теперь надо жить как-то иначе, никто пока не знает, как.

На площади в Киркенесе российские торговки по выходным больше не сбывают матрешки с Путиным и хрусталь — это, пожалуй, плюс, но единственный. Активисты и правозащитники, у которых закончились визы, больше их не получат. Хотя официально границы открыты по-прежнему. Впрочем, тех, кто бежал в начале СВО и от частичной мобилизации, страна приняла.

Редакция Barents Observer за год увеличилась более чем вдвое. Крошечное независимое издание, в котором работали двое норвежских журналистов, стало убежищем для многих. Теперь здесь еще двое экс-россиян и девушка из Харькова. Пригласили, приняли, дали жилье и работу, эвакуировали семьи. На стене портрет Горбачева. Основатели издания Томас Нильсен и Атле Столсен помнят, кто подарил миру 30 лет без гонки вооружений и кто сломал стены между народами.

Томас показывает очередное уведомление о блокировке от Роскомнадзора — но на самом деле их сайт давно заблокирован в РФ. Еще до того, как это стало мейнстримом, — шутят журналисты. Им запрещен въезд в Россию — без объяснения причин. Но именно они принимают российскую журналистику в изгнании и помогают выжить и сохранить профессию тем, кто уехал.

На публичных дебатах беженка из Донецка говорит о коллективной вине россиян.

А местный политик в баре уверяет, что россияне должны быть готовы умереть за свободу на площадях. Его спрашивают, отчего же норвежцы не выходили на площади, например, в годы немецкой оккупации?

И каждый ли день их потомки просят прощения у выросших детей, когда-то преданных остракизму за то, что их отцами были немецкие и советские солдаты? Мы знаем слишком много скелетов в шкафах друг друга. Мы можем в два счета сжечь мосты.

БГ. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»

БГ. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»

Атле селит в свой дом еще нескольких российских журналистов, приехавших на фестиваль и выступление БГ. Мы шутим, что, как в юности, ищем «вписку» на концерт снова запрещенного в России музыканта.

«ВКонтакте» мою коллегу, которая написала, что собирается на этот концерт, книгоиздательница из Мурманска просит закидать артистов яйцами.

В библиотеке Киркенеса столпотворение: приехала Людмила Улицкая, в Норвегии только что издан перевод ее романа. Встреча — на русском, перевод — на норвежский, основная аудитория — местные жители. Улицкая рассказывает, как единственным воспоминанием, которым с ней делилась мать, было то, что все мальчики из ее, матери, класса, погибли на войне. Они были тем самым поколением, выпускные которого пришлись на июнь 1941-го. Еще она говорит: «Нравится ли нам происходящее, не так важно, а важно то, что каждый из нас должен сформировать к нему свое отношение».

В дорогом отеле похожий на пингвина, которые не водятся в этих широтах,

русский официант долго и брезгливо рассказывает русскому же постояльцу, как ужасно якобы ведут себя гости из России: воруют подушки, выпивают в номерах… Тот соглашается, осуждающе качает головой.

На очередных дебатах норвежский политик красиво и скорбно говорит, как переживает по поводу утраты доверия российским партнерам. Тем временем Киркенес остается одним из трех последних портов Норвегии, куда разрешен заход российских судов. Смены экипажей из Мурманска доставляют российские автоперевозчики, на некоторых машинах наклеена георгиевская лента в виде буквы Z.

— Вы все видели, все читали, вы видели, как нас сажали, выгоняли из страны, ставили вне закона — и вы все равно улыбались и жали руки российским политикам. После Крыма вы собственное правительство критиковали за введенные санкции, которые вредят вашим экономическим связям. А теперь, оказывается, это мы, мы не оправдали доверия, мы коллективно виноваты, мы не захотели умереть за свободу, — горячится в разговоре с норвежским другом девушка из России. Через три-четыре дня она снова туда вернется и продолжит вытаскивать из клещей репрессивной машины тех, кого сумеет.

Маленький, пахнущий кофе Киркенес наэлектризован. Разговор о доверии важен, но запоздал. Баренц-секретариат, финансировавший все кроссграничные проекты, закрыл офис в Мурманске, российский офис журналистской ассоциации «Баренц-пресс» объявил о бессрочной паузе в работе. Мурманские журналисты, которые раньше так любили по его приглашениям путешествовать по северной Европе, теперь громко клеймят коллективный Запад (воздерживаясь, впрочем, от покаяния по поводу поглощенных в этих вояжах обильных завтраков и бессчетных шотов).

Вечером у библиотеки снова толпа. В концертном зале при ней ждут Гребенщикова. Наэлектризованный, измученный ссорами народ выдыхает, зайдя в зал.

Здесь все как раньше: череп и свечи на столике, гитара. «БГ+», часть «Аквариума» в изгнании — или на воле. Они играют «Истребитель», «Обиду», «Государыню», они поют о том, что рвет сердце. Это самая близкая к России географическая точка, где можно теперь услышать опальных. Киркенес, как новый Харбин, полон эмигрантов. Гребенщиков не говорит о том, что обсуждают зрители. Он поет о том, что у них на сердце. И еще — о том, что важнее всех этих дискуссий. И к концу двухчасового концерта происходит катарсис. Как будто Бог всех нас простил. Потому что, как заканчивает песню БГ, «Бог есть свет, и в Нем нет никакой тьмы».

— Мы вас любим, любите и вы друг друга, — говорит он, уходя со сцены. И больше совсем не хочется спорить.

Киркенес.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow