Открываем рубрику — о литературе вчера и сегодня, об известных литературных сюжетах, которые повторяют сейчас реальность. Вести эту рубрику буду я, Виктория Артемьева. Каждую неделю буду напоминать вам о книгах, которые, во-первых, наиболее точно описывают те обстоятельства, в которых мы все сегодня живем (поскольку, как гласит главный бестселлер всех времен, «нет ничего нового под солнцем»), а во-вторых, дают некоторые рецепты того, что, собственно, нам с этими обстоятельствами делать. Нужно сразу уточнить, что позиция автора, как говорится, может не совпадать с мнением редакции: все, о чем я буду говорить, — моя личная точка зрения. Надеюсь, что выбранная мной оптика и список рекомендованной литературы будут для читателя небесполезны и небезынтересны.
СССР. Москва. 1937 г. Писатель Алексей Николаевич Толстой на перроне Белорусского вокзала. Фото: ТАСС
Мы живем в странное время. «Сейчас, как в тридцать седьмом!» — говорят оппозиционеры. «Сейчас, как в сорок первом!» — утверждают «патриоты». И те и другие сходятся на том, что сейчас — как в Гражданскую, только тихо. В общем, самое время перечитывать учебники истории и исторические романы.
«Эмигрантов» Толстого (они же «Черное золото» в первой редакции) стоит перечитать как минимум для того, чтобы понять:
наше настоящее похоже на наше прошлое — но так, как похоже на нас наше отражение в зеркале. То есть с точностью до наоборот.
Начало Гражданской войны. Сторонники белого движения вынуждены уезжать из страны — будучи, впрочем, уверенными в том, что война эта ненадолго и что скоро они смогут вернуться. Уезжают они в никуда: за границей их никто, конечно, не ждет, и большинство их вынуждено перебиваться случайными заработками, жить без средств и без цели. Но есть и те, чья цель вполне определена: они хотят вернуть все, что у них отняла революция, — такие создают «Военную организацию для восстановления империи».
У романа обширная фактологическая база: такая организация действительно существовала, как существовали и многие из описываемых героев вроде афериста — полковника Магомета Бек Хаджет Лаше, ее возглавлявшего. Бывший — довольно бездарный — писатель, теперь он строчит липовые документы, рекомендации, приказы, а также контрреволюционную газету с кое-что напоминающим сегодняшнему читателю названием «Эхо России». Главная цель организации — убийства под видом идеологической борьбы. На этом фоне развиваются основные сюжетные события.
Портреты русской эмиграции в исполнении «красного графа» несимпатичны: среди отъехавших — не цвет русской культуры, а спекулянты, дельцы вроде Лаше, главная цель которых в том, чтобы вернуть все оставленное в России и повыгоднее эту Россию перепродать.
Они с энтузиазмом поддерживают интервенцию со стороны Европы и Америки, обещая той и другой передел сфер влияния в бывшей империи. А интеллигенты, которые возглавляют белое движение, выглядят нелепо оторванными от «народа», не знающими жизни и в своих многословных дискуссиях со ссылками на Бердяева или Мережковского, — попросту фельетонными. Короче говоря, эмиграция в романе выглядит так, как если бы сейчас ее взялся описывать какой-нибудь z-патриот. Напротив, те, кто установит впоследствии Советский Союз и советскую идеологию, описаны искренними, щедрыми борцами за родину и справедливость.
СССР. Апрель 1941 года. Алексей Николаевич Толстой в своем рабочем кабинете на даче в поселке Барвиха. Фото: Владимир Малышев / ТАСС
Так в чем «зеркальность» романа по отношению к сегодняшней реальности? Преимущественно — в цвете борющихся армий: белые стали красными, красные полиняли в белых. Нынешние борцы за свободу чувствуют себя эмигрантами в собственной стране.
А что даст читателю это сравнение с сегодняшним днем? Да многое. И в первую очередь — понимание писательских механизмов, которые использует в своем творчестве власть. Алексей Н. Толстой, сначала ненавидевший большевиков, эмигрировавший, затем отказавшийся от своих взглядов, обласканный властью, считавшийся первым после Горького советским писателем, — Толстой чрезвычайно старательно высмеивает врагов режима. Так старательно, что отголоски этого смеха долетают до сегодня и начинают использоваться по иным поводам. Ну например: в одной из сцен романа героиня-эмигрантка в порыве искреннего недоумения изливает свою горечь:
«Мари продолжала:
— Жили, как все живут. Ну, мотали деньги… Вот и вся вина… Керенским восхищались, устраивали даже базары в пользу революционеров… Так нет — оказались виноваты, что мы хорошо одеты, мы — красивые, в ванне моемся… В судомойки, что ли, было идти? Судомойки только там и царствуют… А когда у вас вывозят дорогую мебель, в квартиру вселяют солдатню и матросню — революцией прикажете восхищаться?.. Хоть и вернемся когда-нибудь — как на пожарище: ни кусочка, ни клочочка не осталось…»
В этих строках автор демонстрирует полнейшее пренебрежение к материальным благам, презрение к буржуазным ценностям — и прочие советские добродетели. Но интересно то, что и сейчас основным русским врагом, судя по z-патриотической лирике, является, как отметил в недавней статье литературный критик Михаил Эдельштейн, именно бытовой комфорт. Смотрим одно из стихотворений последнего времени:
«Танки идут на запад!
Танки идут на запах
Сытых чужих квартир.
На запах укропа и мяты,
Сахарной русской ваты.
Танки идут на запад,
Освобождая мир».
(Д. Филиппов)
Все та же ненависть к сытости и сахарной вате. Все те же приемы смеховой патриотической культуры.
Или еще — тема смерти. Смерть в романе Толстого сопутствует эмигрантам везде и постоянно. По сути, это не люди — это тени, безвольные, бездеятельные, все утратившие.
Вот самый яркий пример: сцена объяснения в любви двух главных героев. Казалось бы, любовь! Куда уж живее! Однако:
«— Вера Юрьевна, только не выдумывайте меня, боже упаси. Во мне — никакого проблеска, никакой надежды… Чучело на огороде машет руками — это я… Меня забыли похоронить… Я — тот самый неизвестный солдат…
— Люблю вас, — мертво повторила она».
Теперь эта смертоносность сопутствует не эмигрантам, а «патриотам», и они даже сделали из нее культ — что тоже легко прочитывается в современнейших текстах, речах и проповедях. Спасибо, Алексей Николаевич, что подсказали.
Обложка книги Алексея Толстого «Эмигранты»
«Самое бесполезное, что можно было придумать, — и этому немало дивились французы, — сидеть у стола под газовым рожком и ночь напролет бродить по психологическим дебрям… Если взять, например, резиновый шар, наполненный воздухом, и поместить его в безвоздушное пространство, он начнет раздуваться, покуда не лопнет. Русских беженцев распирала сложность собственной личности. Для ее ничем не стесняемого расцвета Россия когда-то была удобнейшим местом. Неожиданно поставленная вне закона, она с угрозами и жалобами помчалась через фронты гражданской войны. Она докатилась до Парижа, где попала в разреженную атмосферу, так как здесь никому не была нужна. Иной из беженцев помирился бы даже с имущественными потерями, но никак не с тем, что из жизни может быть вышвырнуто его «я». Если нет меня, то что же есть? Если я страдаю — значит нужно изменить окружающее, чтобы я не страдал. Я — русский, я люблю мою Россию, то есть люблю себя в окружении вещей и людей, каким я был в России. Если этого нет или этого не вернут, то такая Россия мне не нужна.
Революция, революция! Взбрело же в жизнь такое страшное и неуютное… Опустевший город. На окнах заколоченных магазинов — декреты о классовой борьбе… Холод… Ночной звонок. И все мое, весь я отскакиваю от кожаной куртки человека с безжалостно сжатым ртом и мрачными глазами, глядящими сквозь мое «я».
