Главным жанром берлинской кинофестивальной афиши закономерно стала антиутопия. Но сочиненные авторами фантастические истории кажутся гипертрофированными слепками реальности.
Действие австралийской притчи с пафосными названием «Выживание доброты» можно было бы назвать, перефразируя Хаксли, — «Этот кошмарный новый мир».
Все самое дурное, что произвело человечество на свет, процветает в постиндундустриальных выжженных пространствах: расовый геноцид, массовые убийства, выкашивающие последних людей пандемии — что-то вроде чумы. Хотя во все чумные времена случаются свои маленькие скромные пиры. Собственно, с такого пира кино и начинается.
Во дворе разрушенного дома валяются черные куколки, брошенные под засохшими деревьями автоматы… Эта инсталляция из крема — праздничный торт, который нарезают люди в противогазах. Они и правят на полуживой планете. Они и едят этот «торт».
Темнокожей героине фильма не повезло. Ее в клетке везут в пустыню и оставляют там умирать. Несколько дней без воды и пищи под палящим солнцем и звездами холодными ночами. Она бьется с решеткой денно и нощно и в конце концов побеждает: чтобы начать мрачную Одиссею по пескам, опустевшим уничтоженным селам и городам. Ей предстоит увидеть много смертей, убийств, издевательств. Ее снова будут арестовывать, заковывать в железный ошейник, бросать в пекло адского рабского труда. Единственные юные друзья, которых она встретит в пути, погибнут. И единственное, что ей удастся сохранить, — совершенно бесполезное человеческое отношение к людям.
Нигде она не найдет мира, годного для нормальной жизни. И тогда она вернется в свою клетку.
Фильм в духе наивного искусства. Практически без слов. С героиней — трагической клоунессой: с крашеными паклями на голове, с выбеленным лицом под противогазом — чтобы черная кожа ее не выдала. Не поможет.
Кадр из фильма «Выживание доброты»
По сути, плакатное гуманистическое высказывание — кино прямого действия. Временами даже слишком плакатное. Война окончательно победила мир. Вместе со своей верной подругой пандемией разрушила дома и жизни, оставила пепелища и черный дым из заводских труб, сожрала все живое, обглодала трупы. И даже муравьи на этой злосчастной планете воюют, жрут друг друга. Диагноз известен. И он несовместим с жизнью.
Любопытно, что первоначальный титр фильма дан на русском языке. Возможно, это прозрачный намек…
Некоторая «русскость» дана и другими штрихами: сказочная печка, торчащая среди руин, санки, на которых возят по пескам трупы к могилам.
Впрочем, эта дистопия имеет универсальный характер. И возможно, зрители из разных стран угадают здесь что-то свое, «местное».
Как и «Страна Чарли», новая работа Рольфа де Хеера смешивает стили кино от немого до арт-хауса (я, например, вспомнила немое кино Али Хамраева «Бо Ба Бу») и при этом остается верным главному вопросу: «Что осталось от нашей человечности?»
Кадр из анимационного фильма «Белое пластиковое небо»
Венгерско-словацкий экотриллер «Белое пластиковое небо» — анимация режиссеров-новаторов Тибора Баночки и Саролты Сабо.
2123-й. Города — каменные мешки. Живут здесь под прозрачным пластиковым куполом среди выжженой земли. Ни растений, ни животных не осталось.
Цена жизни, цена воздуха в местном урбанистическом рае чрезвычайно высока. Поэтому после сорока волонтерам имплантируют в позвоночник особое семя, постепенно превращающее человека в дерево, снабжающее людей столь дефицитным кислородом. Вдали от городов находятся гигантские плантации, на которых идет процесс перерастания людей — в деревья.
Буквально как в стихах Григория Поженяна, о котором авторы вряд ли догадываются: «А я хочу тянуться в небо / Не потому, что я лучше других деревьев, нет. / А просто я другое дерево, / Я такое дерево».
Жена Стефана Нора соглашается стать релокантом и проходит добровольную имплантацию. В отчаянии герой решает нарушить все правила и законы, чтобы спасти ее. Вырваться за купол.
Аниматоры Тибор Баночки и Саролта Сабо создают прописанный до мелочей мир, мастерски используя технологию ротоскопирования.
Сценарий разработан при участии ученых, биологов, метеорологов, геологов. Поэтому нарисованная вселенная кажется более чем убедительной.
Например, в городских каменных джунглях — свои местные радости: воздушные десерты или виртуальные путешествия на кораблях, расположенных на крышах высоток.
Кадр из анимационного фильма «Белое пластиковое небо»
Самое впечатляющее — процесс превращения человека в дерево. Гомосапиенс медленно, под специальной капельной системой буквально прорастает ветками, в которые превращаются вены, на теле появляются маленькие зеленые листочки. И на каждом листке — отпечаток пальца этого человека.
Сочинилась вдохновенная поэтическая экофантазия о климатическом апокалипсисе, угрожающем жизни на Земле и спасительной силе любви.
Настроение фильма — цвета меланхолии. Кино о том, как души людей присвоены городами.
И на чувство красоты, да вообще на любое острое чувство уже нет ни времени, ни места. До безвоздушного пространства — рукой подать, стоит только выйти за пределы пластмассового купола. Правда, вырвавшийся за границы купола уже не знает, где ему легче дышать.
Антиутопия, несмотря на мрачность, жестокость предсказания близкого будущего, — сильный магнит для кинематографистов, поскольку позволяет через увеличенную фантазией оптику разглядеть сгущенное до концентрата существо реального града обреченных, жителями которого все мы давно уже являемся.
Лариса Малюкова ведет телеграмм-канал про кино и не только. Подписывайтесь!
