Город трудовой доблести Красно­ярск, правобережье, поселок Водников. Двор многоэтажки № 80 на улице Алеши Тимошенкова — комсомольца, убитого в общежитии в 1960-м уголовником с погонялом Камбала (был одноглазый) за то, что не дал денег на водку (Камбалу потом приговорили к высшей мере, а именем комсомольца назвали странную улицу, состоящую то ли из пяти, то ли из шести отрезков, разбросанных в пространстве в перпендикулярных направлениях). У подъезда припаркована «Ауди». На заднем стекле и двух боковых с начала военной спецоперации крупно наклеены ее символы — Z и V. Далеко было видно. Ночью 16 января эти стекла разбили напрочь. Остальные машины, густо стоящие рядом, но без военно-патриотических знаков — целые.

Под боком, в доме 87а (Центр технического проектирования) осенью открыли районный пункт сбора вещей для попавших под частичную мобилизацию. Список необходимого и требуемого «от неравнодушных жителей Красноярского края» — чрезвычайно обширен. Он публиковался повсюду, в т.ч. в СМИ, контролируемых властью, но начни цитировать здесь — издание наверняка обвинят в дискредитации армии.

потом о передаче солдатам индивидуальных наборов — аптечка, сухпай, фонари, хоба, каремат, спальник, рюкзак, одежда — сообщило региональное правительство, оно же эти наборы и сформировало.

И тут же, недалеко от улицы Тимошенкова, начинаются маркированные тропы («Красно­ярский хайкинг») — поднимайся на Торгашинский хребет и шуруй. Этих размеченных троп для прогулок по живописным красноярским окрестностям уже сотни километров (по обоим берегам), у каждой свой цвет меток на деревьях, но если уж встречаются желтая тропа и синяя, то непременно метка последней будет вверху, и окольцованные так березы идут через каждые десять метров, и эти меты видно тоже далеко и отовсюду; желание высказаться явно превалирует над потребностью не дать никому заблудиться.

Лесная уединенность, как и красоты данного вот непосредственно тут нам мира располагают к зримому проявлению сокровенных чувств и мыслей: емкие фразы об отношениях некоего «деда» и России, «Нет ***** (основному содержанию теперешней жизни, счастью ворон, крыс и червей)». Все это баллончиками, краской — на бревнах, поваленных старых деревьях, на скамьях, избах. Никакого молчания. Здесь, в лесу и в горах, подальше от глаз — вопли и ярость, четко заявленная политическая позиция.

а мы же — за традиции, возрождаем и укрепляем, комитеты по этому поводу создаем.

Здесь, впрочем, еще одно проявляется. Тоже традиционное — разделение России на видимую и невидимую, повседневную и подпольную, здесь как нигде это чувствуется — от старообрядцев, от еретиков и сектантов, ссыльных и скрывавшихся здесь по доброй воле, от столбистов (заповедник «Столбы» граничит с городом, столбизм — стиль жизни, базирующийся на идее свободного, без страховки и технических приспособлений, скалолазания и столь же вольного времяпрепровождения, такой параллельный мир со своей этикой, своими героями и обычаями, гражданское общество, формируемое не в кофейнях и на митингах, а в тайге).

Так вот, еще в позапрошлом веке на Втором столбе, самом высоком в Центральном районе заповедника, хорошо видимом с городских улиц, противясь полицейскому государству, написали крупно, для окрестностей: «Свобода». Авторами послания были трое: сельский учитель, студент и полит­ссыльный.

Жандармы отрядили экспедицию уничтожить инсталляцию, но проводник из столбистов, оставив их на вершине, скрылся. Жандармы куковали на скале два дня; «ими овладел тоскливый ужас», как отцом Федором с колбасой, и они ревели так, что «временами заглушали Терек», то есть Енисей. Больше на «Свободу» не покушались. Нынешние поколения столбистов подкрашивают буквы главного слова.

А то, второстепенное слово, что теперь вдруг стало нельзя произносить, как имя бога, неизвестные пишут, по-разному его склоняя, на конечных остановках. На пустырях и заборах, где камер точно нет. И где тебя не услышат и не увидят, то есть сугубо из внутренней потребности. Наедине с деревьями, небом, снегами.

В ФБ (деятельность Facebook в России признана экстремистской и запрещена) один из известных, публичных красноярцев написал подряд несколько умеренно отважных постов, предложил их распространять, но вскоре сам же их стер и почему-то осуждающе отнесся за это к остальным; впрочем, у него такое часто: «Мне кажется, мы не оставляем себе никакого будущего, если так боимся даже постов в ФБ». Анекдот, только не смешно.

«А что подумал по этому поводу Кролик, никто так и не узнал, потому что Кролик был очень воспитанный».

А на следующие выходные можно устроить пробег мира. Или просмотреть еще раз «Сватов» (Зеленский — один из создателей сериала). Можно звук громче сделать. Можно еще погромче.

Не до иронии, ее здесь и нет; «обрывающийся голос человека» (Андрей Платонов).

Из личных разговоров с красноярцами и иркутянами, все хорошие знакомые или даже друзья.

— Врубаю «Океан Ельзи» (украинская рок-группа. — Ред.) на полную, сосед, есть один козел, приходит: что это ты тут слушаешь? Все равно врубаю.

— Я же много с молодежью общаюсь. Информирую, что их ждет, мне кажется, они понимают. Делают правильные выводы.

А еще один общий наш знакомый сел — Михаил Афанасьев. По делу о «фейках» об армии. С апреля сидит, суда еще не было, светит 10 лет.

Ветхозаветный пророк Илия бежал и просил смерти себе уже в эмиграции, но потом 40 дней шел к горе Синай (история известна по 3-й книге Царств, главе 19), и уже там, на 41-й, сказал ему Господь: «Что ты здесь, Илия?»

Тот пытался оправдаться, остался, мол, я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее. И сказал тогда ему Господь: «Я оставил между Израильтянами семь тысяч мужей; всех сих колени не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его» (3 Цар. 19:18).

Дело даже не в том, что мы не знаем о количествах остатка (если уж пророк Илия не знал).

Ну как же, скажут, а твои налоги? Ведь они пойдут туда, куда ты не хотел бы. Не на те цели.

«Не те цели» полностью финансирует федеральный бюджет, то есть недра страны, ископаемые — за счет их сбыта казна России и наполняется. Люди платят налог на доходы физлиц в местные и региональные бюджеты — потому они и в стране (не в Москве) столь несерьезные. Тут уж, скорее, финансируют «не те цели» те, кто состоит в торгово-романтических отношениях с РФ и ее подземными кладовыми; хотя, конечно, им это предъявлять — нелепо.

И вообще в данной истории с Илией важней, кажется, совсем другое: о каждом Господь, по-видимому, знает, коли точно всех подсчитал, и все они ему ценны, раз он о них не только знает, но и специально упоминает.

Семь тысяч — только мужей. А еще отроки и отроковицы, женщины и дети, да и кто бы знал пропорции того народа к нынешнему российскому, в общем, «ты не один».

Но где эти семь тысяч?

Да вот же. Люди, прикрепленные к поликлинике, к родителям, к детям с их школами, к собаке, телефону с картами, к реке или озеру, люди, находимые повестками, счетами за ток и воду, люди, только и хотевшие, что найти покой и волю, но ищущие любовь, куда-то задевавшуюся зажигалку, деталь от сыновьего лего.

Да, но есть только то, что сделано. Пусть только сказано. А безмолвие-то, тишина вовсе ничего не стоят.

Может быть. Но факт: послушного хора нет, вместо этого — хоровое молчание, молчание широкого диапазона, глубокое молчание, у него долгая история, и в нем многое угадывается.

Когда Александр Эткинд говорит: «Сегодня любой нормальный человек, русскоязычный и не только — радикал» (ниже поясняет: «в обычном, человеческом смысле. Тот, кто не принимает сегодняшние нормы жизни и ищет новые»), возражений нет, но когда это совсем другими людьми обращается в призыв к радикализму и бесстрашию, появляются вопросы. Призывающие других (или лишь ждущие от других) подтверждают мысль часто одной и той же библейской цитатой: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч. О, если бы ты был холоден, или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих».

Но там далее четко сказано, к кому это обращено, и это, похоже, не столько к юным и старым, немощным, к больным, к бедным (то есть большинству российского населения), не к тем, кто живет в XVII веке, пашет на трех работах, мотается на вахты, не к тем, кого забирают в военкоматы по повестке, сколько к людям, довольным собой: «Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3:15–17).

Среди провинциального народа, всю дорогу выживающего, всю дорогу гнобимого, ни разу такого не слышал. Другое слышал — в разных вариациях: уж лучше, мол, война, чем такая жизнь. Это говорили и в 80-е, в самой миролюбивой стране, и в 90-е, и в нулевые. Ну а дальше, когда стало понятно, к чему идет, примолкли.

Люди, говорящие, что страшнее ***** нет ничего, точно не знают, как жила Россия предшествующие годы. Вот это непроизносимое слово — это же результат, закономерный итог, разрешение всего того, что тягостно копилось — без выхода. Не просто копилось — еще и культивировалось.

Еще весной: на фасаде Театра оперы и балета им. Дмитрия Хворостовского — огромная Z. Навстречу — парень в фирменной экипировке баскетбольного клуба из Сан-Франциско Golden State Warriors, весь в этой бунтарской для нынешней России палитре.

Видимо, это сейчас и есть отказ от преклонения пред Ваалом.

Весной же началась, например, такая история. В полицейском главке на мероприятии с участием начальства среди серьезных мужчин с буквой Z на левых лацканах форменных пиджаков затесалась девушка в желтой водолазке и с синей лентой на голове. Это Мария Антюшева. Как потом напишет старший оперуполномоченный Центра по противодействию экстремизму, «оппозиционная журналистка холдинга «Шукулев». Порадуемся оксюморону от полиции — как может быть журналистка (журналист) оппозиционной? Исправим Шукулева на Шкулёва и уточним: Мария работает в НГС24 (информационный портал Красноярска. — Ред.).

После она выложила это фото в соцсетях — себя рядом с капитанами и подполковниками, а кто-то бдительный его разнес по Z-пабликам и каналам. На ее телефон обрушились тонны спама, звонков, проклятий, угроз. Утром отвела дочь в сад, пришла на работу, за ней приехали сразу два майора. И увезли до позднего вечера.

Но последовало неожиданное продолжение. Краевой суд как апелляционная инстанция штраф Марии отменил.

Отменил, кстати, и штраф Вере Котовой — той девушке, что 6 марта «путем удаления снежного покрова с гранитного основания памятника В.И. Ленину» написала «Нет *****». Ее тогда задержали, составили протокол (публичные действия, направленные на дискредитацию использования ВС РФ). В реальности Вера еще сердечко нарисовала после крамольных слов.

Марию меж тем заботой не оставили, последовало новое дело — претензии примерно того же качества. И вновь суд ее оправдал, не найдя правонарушения.

А вы говорите, где те семь тысяч.

Мария, когда лично для нее вся эта история только начиналась, запостила фото вазы-клумбы возле детсада. Отважная такая покраска малых архитектурных форм — очень частое теперь явление. Наверное, и об этом тоже сказано: «если они умолкнут, то камни возопиют» (Лк. 19:40), «камни из стен возопиют, и перекладины из дерева будут отвечать им» (Авв. 2:11).

Бетон и березы уже не молчат.