В конце июля — начале августа 1941 года в районе украинского города Умань были окружены и почти полностью уничтожены 6-я и 12-я армии Южного фронта. Уманский «котел» стал одним из крупнейших поражений Красной Армии. В нем «сгорело» шесть корпусов и 17 дивизий, более 100 тысяч красноармейцев попали в плен. В плену оказались оба командующих армиями — генерал-лейтенант Музыченко и генерал-майор Понеделин, четыре командира корпусов и 11 командиров дивизий.
Генерал Понеделин — герой одной из наиболее трагических страниц Великой Отечественной…
Генерал Понеделин. Фото из архива
Написал фразу, задумался.
Ну, может быть, еще и Павлов, генерал армии, командующий Западным фронтом, объявленный Сталиным лично виновным в неудачном начале войны… Ну, может быть, командующий Юго-Западным фронтом генерал армии Кирпонос, попавший в окружение под Киевом, затравленный прочесывающими лес врагами и умерший от ран; могилу потеряли… Ну, может быть, генералы-летчики, бессудно расстрелянные под Саратовом 23 февраля 1942 года; наследники бериевского НКВД, где могилы искать, — до сих пор «не знают»…
Но что это я — о маршалах да генералах… А майоры? А сержанты? А рядовые — сколько их, кстати? Только под Вязьмой полмиллиона только пленными потеряли, шесть (!) армий было разгромлено. И — тоже бесследно, на десятки лет.
Да вся история наша состоит из трагических страниц, вот в чем дело. И выбирать из них самую-самую — дело не только неблагодарное, но и — безнравственное.
Чохом положили, не считая, потом чохом — реабилитировали, не особенно разбираясь — кого и за что.
Август 41-го
Несколько лет назад я писал о «Вяземском котле».
Из разговора с Алексеем Симоновым:
— Долматовский, друг отца, именно там в плен попал, но через полтора месяца смог бежать, перешел линию фронта, вернулся… У отца, кстати, есть стихотворение… «Его спасем не мы, а тот, кто руки на плечи положит, не зная мертвого, придет…» На самом деле это стихи на смерть Долматовского, обращенные к его жене, Соне…
Алексей ошибся: Евгений Долматовский попал в плен не в Вяземском «котле», а в другом — под Уманью. Умань — еще одна «неизвестная страница» войны — окружение и пленение двух советских армий, 6-й и 12-й.
7 августа 1941 года из имевшихся в распоряжении штаба 6-й армии боеспособных танков сформировали колонну для поддержки групп прорыва. На танках предполагалось вывезти из окружения часть штаба 6-й армии во главе с генералом Музыченко. Все вошедшие в состав «колонны особого назначения» машины были полностью укомплектованы экипажами, боеприпасами и топливом. Для них специально выделили горючее из двух захваченных днем немецких автоцистерн. Видимо, в баки «колонны особого назначения» залили все имевшееся топливо без остатка, ничего не оставив машинам, выделенным для поддержки отрядов прорыва. Местом сбора колонны была назначена площадь перед сельсоветом в селе Подвысокое.
Плененный генерал Музыченко. Фото из архива
Колонна танков с Понеделиным направилась в сторону села Левковка. Приблизившись к немецким позициям, она попала под обстрел противотанковой артиллерии противника. Вскоре танк командующего был подбит, и вместе с командиром машины Понеделин попытался укрыться в небольшой роще. Здесь он встретил группу во главе с командиром 13-го корпуса Кирилловым, в которую входили бригадные комиссары Липпа и Аверин, а также капитан госбезопасности Шишацкий. Спустя некоторое время командиры и политработники были обнаружены противником, роща была окружена. Генералы Понеделин и Кириллов, а также сопровождавшие их командиры и политработники сдались в плен.
В честь победы под Уманью Гитлер провел там единственный на Восточном фронте парад, на котором присутствовал лично вместе с Муссолини.
В Умани находился один из самых известных и страшных лагерей для военнопленных — неофициальное название «Уманская яма». Здесь расстреливали военнопленных евреев, комиссаров, «политбойцов», раненых и ослабевших.
Пленные генералы Кириллов и Понеделин. 1941 год. Фото: Национальный архив Нидерландов
В этом лагере оказался и генерал-майор Понеделин (маршал Баграмян в своих мемуарах назвал его «самым образованным и подготовленным советским военачальником»). Бывший царский офицер (что ему, конечно, впоследствии, припомнили). Кавалер трех советских орденов за Гражданскую и Финскую. Был начальником штаба Ленинградского военного округа и в 1937–1938 годах находился в тюрьме под следствием; освобожден, получив строгий выговор по партийной линии «за притупление партийной бдительности». С 1941 года — командующий армией. В августе 1941-го попал в плен под Уманью.
По возвращении из плена в 1945 году был арестован и в 1950 году расстрелян (в приговоре подчеркивалось: «С исполнением немедленно!»). Обвинялся в том, что, «являясь командующим 12-й армией и попав в окружение войск противника, не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике и 7 августа 1941 года, нарушив военную присягу, изменил Родине, без сопротивления сдался в плен немцам и на допросах сообщил им сведения о составе 12-й и 6-й армий». Кроме того, в вину ему было поставлено ведение в плену дневника, где содержались критические высказывания в отношении колхозов, репрессий 1937–1938 годов, «пораженческие настроения» и «резкий выпад против товарища И.В. Сталина».
Дневник, кстати говоря, найден не был. Следователи узнали о нем только по пересказам товарищей по заключению.
Реабилитирован в 1956 году.
Первая книга
Долгое время единственной книгой об Уманской трагедии была «Зеленая брама» (название зеленого массива) Евгения Долматовского (1989). К ней можно сегодня предъявить массу претензий, но книга — первая и единственная!
В 2011 году уральский историк Олег Нуждин написал об Умани работу, изданную в Екатеринбурге тиражом 300 экземпляров. В предисловии говорится:
«Битва под Уманью до сих пор остается одной из самых малоизученных страниц Великой Отечественной войны.
По интересовавшему меня периоду имелась только монография, посвященная 18-й армии, изданная в 1982 году. Очевидно, что одним из побудительных мотивов к ее написанию стал факт, что в ее рядах служил Л.И. Брежнев. А вот ни о 6-й, ни о 12-й армиях ничего не было. Впрочем, в начале 90-х годов прошлого века уже не было секрета, почему. Обе армии были разгромлены противником, оба командующих оказались в плену, а один из них впоследствии был расстрелян. Такая история в советское время была не нужна.
В начале 2000-х я попытался начать работу с архивами. Большую помощь материалами оказал Уманский краеведческий архив, прислав несколько десятков страниц воспоминаний ветеранов и описаний боевых действий… А вот Центральный архив ФСБ на три моих запроса на получение доступа к материалам дел реабилитированных генералов П.Г. Понеделина и Н.К. Кириллова ответил отказом, ссылаясь на действующее законодательство.
В 2010 году представилась возможность обратиться к фондам Военного архива Германии. Удалось получить документы отдела 1c (разведка) всех немецких соединений, принимавших участие в битве под Уманью. Среди них оказались многочисленные протоколы допросов советских командиров, которые позволили взглянуть на произошедшую катастрофу глазами ее непосредственных участников…»
В позапрошлом году ведущий библиограф Военной исторической библиотеки Генерального штаба ВС РФ полковник в отставке Петр Лаврук написал большую книгу «Красные генералы в немецком плену», в которой впервые использовал ранее засекреченные документы из дел Понеделина 1945–1950 годов.
Почему — засекреченные? Что скрывали 70 лет с лишним?
Протоколы и документы
13 октября 1941 года в закрытом судебном заседании в Москве Военная коллегия Верховного суда СССР в составе диввоенюриста Романычева, бригвоенюристов Детистова и Сюльдина, при секретаре военном юристе Мазур, приговорила «Понеделина Павла Григорьевича <…> подвергнуть высшей мере уголовного наказания — РАССТРЕЛУ».
Тот же суд «определил» жену и восьмидесятилетнего отца командарма как членов семьи изменника Родины и отправил в лагеря сроком на пять лет.
Хотел бы только обратить внимание, что Военная коллегия заседала 13 октября 1941 года, буквально накануне страшного панического дня — 16 октября, когда Москва оказалась практически брошенной перед наступающими войсками вермахта.
Из плена Понеделина вернули в 45-м. И тут же арестовали.
Пленные красноармейцы в глиняном карьере кирпичного завода, лагере, известном как «Уманская яма». Фото: Images of the Eastern Front
Теперь ему вменяли еще одну статью — расстрельную. Он был признан виновным в том, что в плену вел дневник, в котором возводил клевету «на одного из руководителей партии и советского правительства» (читай: Сталина), подвергал антисоветской критике политику советской власти в отношении коллективизации сельского хозяйства и клеветал на боеспособность советских войск. «Эти антисоветские убеждения высказывал и военнопленным, находившимся вместе с ним в лагере».
Понеделин не отрицал, что вел дневник, а чтобы оккупационные власти не конфисковали у него эти записи, «сознательно допускал в них отдельные антисоветские выкладки».
Обвинение Понеделина основано на показаниях бывшего начальник штаба 12-й армии Арушаняна Б.И., бывшего командира 99-й стрелковой дивизии полковника Опякина П.П. и бывшего командира 1-го полка 99-й стрелковой дивизии Жевнера Р.Ф.
«— Кого из сослуживцев Вы встретили в плену?
— На утро 8 августа я среди пленных командиров в соседней комнате увидел военкома 13 стрелкового корпуса — бригадного комиссара Липпу. Я коротко рассказывал о своем допросе 7.8.1941 г. и получил подтверждение от него, что Понеделин и Кириллов действительно сдались в плен противнику. <…>
— Какие приказы Вы получили от Понеделина за время окружения?
— Получал приказ через начальника артснабжения капитана Казакова, когда пришел к нему лично за снарядами. Через него получил ответ Понеделина, что снарядов нет, у вас есть штыки, лопаты, приклады — пробирайтесь из окружения… Шестого августа 1941 года примерно к 20.00 материальная часть дивизии почти полностью была выведена из строя по приказу 13-го стрелкового корпуса и 12-й армии, так как не было ни одного снаряда. Оставалось у меня не более 4-5 пушек с 2-4 снарядами…
Как мне сейчас становится ясным, тот приказ был отдан неправильный, вредительский… Выход из окружения был организован наспех, причем, учитывая наличие войск и средств, можно было обороняться еще 2-3 дня и вывести организованно войска из окружения…»
Для сбора обвинительных фактов собирались сведения не только об обстоятельствах сдачи в плен, но и досужие разговоры бывших сослуживцев, дабы уличить генерала в «измене». Как утверждает профессор Иркутского университета И. Кузнецов, был использован и рассказ генерал-майора Тонконогова, бывшего командира 141-й стрелковой дивизии, содержавшегося с Понеделиным в одном концлагере: якобы в их камеру однажды зашел немецкий полковник, и генерал Понеделин скомандовал: «Встать, смирно!»
Начальник разведывательного отдела 6-й армии Василий Новобранец был знаком с Понеделиным еще до войны по Академии имени Фрунзе, где тот преподавал:
«Это был высокообразованный, культурный генерал, хорошо знал военное дело и был способным военачальником. И не его вина за поражение в Подвисоком. В беседе (во Владимиро-Волынском лагере) он затронул очень болезненную для него струну о том, что он объявлен Сталиным вне закона в приказе. Говорил, что там, в Москве, по-видимому, очень плохо знали, что происходит на фронте. Вернемся на Родину и во всем разберемся. Он рассказал мне, что немцы пытались склонить его на переход к ним на службу. Понеделин ответил так, как должен ответить мужественный и честный советский гражданин и воин: «То, что я объявлен вне закона, — это наше семейное дело. По окончании войны народ разберется, кто изменник. Я был верным сыном Родины и буду верен ей до конца».
И он был прав, когда утверждал (он этого не отрицал на допросе), что следствием репрессий, других предвоенных акций, а также неприятия советского образа жизни с началом войны стало массовое дезертирство из частей Красной армии призывников из западных областей Украины и Белоруссии».
Из донесений военного времени: «С 29 июня по 1 июля 3-м отделом Юго-Западного фронта задержано дезертиров 697 человек, в том числе 6 человек начсостава. Из числа бежавших с фронта командованием частей расстреляно за дезертирство 101 человек. В 99-й дивизии из числа приписников западных областей УССР во время боя 80 человек отказались стрелять. Все они расстреляны перед строем».
Пленные командующий 12-й армией РККА генерал-майор П.Г. Понеделин (в центре) и командир 13-го стрелкового корпуса 12-й армии генерал-майор Н.К. Кириллов. Район Умани. Август 1941 г. Фото из архива
«— Будучи командующим 12 армией вы совершили преступление перед Родиной. Расскажите об этом.
— Признаю, что, оказавшись в период военных действий близ города Умани в окружении противника, я 7 августа 1941 года сдался в плен врагу и тем самым опозорил присвоенное мне советским Правительством звание генерала, не оправдал возложенного на меня доверия, нарушил военную присягу. Расценивая это свое преступление как измену Родине, я считаю необходимым заявить, что полностью принимаю оценку, данную мне в приказе Верховного Главнокомандующего в 1941 году. Об этом приказе я узнал от военнопленных.
— Ваше преступление состоит не только в этом, Вы также виновны в поражении войск 12-й армии.
— 12 армия в боях в районе гор. Умани была противником окружена и окончательно разбита, поэтому я, как командующий этой армией, не могу отрицать своей вины в разгроме вверенных мне войск.
— А эта тяжелая обстановка сложилась разве помимо вас?
— Говоря о создавшейся тогда тяжелой обстановке, я имею в виду, главным образом, окружение 12 армии превосходящими силами противника, что, конечно, от меня зависеть не могло.
— Где находились вы лично во время наступления войск генералов Музыченко и Снегова?
— Перед началом наступления я находился на командном пункте генерал-майора Снегова. Связи со штабом генерал-лейтенанта Музыченко я в то время уже не имел, поскольку наступление происходило ночью, и к тому же в полосе между войсками Снегова и Музыченко действовали немецкие автоматчики. После того как противник перешел в контрнаступление, я послал генерал-майора Снегова к выдвинувшимся вперед войскам его группы, а сам утром 6 августа возвратился в свой штаб, в село Подвысокое.
— Иными словами, вы бросили свои войска в самый критический для них момент?
— Командный пункт генерала Снегова я оставил лишь после того, как мне стало ясно, что наступление провалилось и отдельные мелкие группы разбитых войск начали прибывать в расположение командного пункта. Эти группы я направлял в Подвысокое.
— В дневнике вы излагали свои антисоветские взгляды.
— Анализируя причины неудач Красной Армии в начальный период войны, я приходил к антисоветскому выводу, что значительную роль в этих неудачах сыграло, якобы, плохое отношение колхозников к Советской власти… Наряду с сомнениями в преданности колхозников Советской власти, у меня появилось сомнение в правильности политики коллективизации. В связи с этим я ставил в дневнике вопрос: не правы ли были Бухарин и Рыков в вопросе выбора путей переделки сельского хозяйства. (Подчеркнуто следователем. — П. Г.)
— Иными словами вы склонялись к теории правых оппортунистов, толкавших сельское хозяйство Советского Союза на капиталистический путь развития?
— По существу получается так…
К числу моих пораженческих высказываний, помимо вышеизложенных бесед о колхозниках, относится также мое утверждение о том, что Советский Союз к войне будто бы подготовлен не был. Доказывая это я заявлял, что Красная Армия в начале войны по вине Генерального штаба находилась в состоянии реорганизации, что укрепленные районы старой государственной границы были перед войной ослаблены. О советском Правительстве я клеветнически заявлял, что оно «прозевало» подготовку Германии к нападению на СССР (подчеркнуто следователем. — П. Г.).
Я еще раз заявляю, что всего содержания дневника, изъятого у меня немцами, сейчас уже не помню и поэтому дополнить свои показания по данному вопросу не могу.
— Что вы писали в своем дневнике в связи с приказом Верховного Главнокомандующего Красной Армии относительно нарушения вами военной присяги?
— Припоминаю, что в связи с указанным приказом, я в дневнике выражал свое недовольство, считая этот приказ необоснованным и жестоким. Я писал, что приказ в отношении меня был издан Верховным Главнокомандующим потому, что понадобилось как-то объяснить причины неудачи на фронте. Понадобились, продолжал я, жертвы, и этой жертвой стал я.
— Когда немцы у вас изъяли дневник?
— Дневник у меня был изъят в октябре 1941 года, т.е. незадолго до перевода меня из Ровенской тюрьмы во Владимир-Волынский лагерь военнопленных.
— Следовательно, из Ровенской тюрьмы в лагерь военнопленных немцы вас перевели потому, что им стало известно о ваших антисоветских взглядах?
— Во Владимир-Волынский лагерь военнопленных меня перевели вместе с генералами Музыченко, Кирилловым, Скугаревым и полковником Михайловым. Произошло это потому, что мы заявили протест против незаконного содержания нас в тюрьме. Изъятый у меня дневник никакой роли при этом не сыграл, и вообще сомневаюсь, чтобы немцам было известно о содержании этого дневника… Мой дневник не представлял из себя последовательного изложения имевшихся у меня взглядов, а записывался в виде отдельных, не связанных между собой замечаний и вопросов. Делал я это специально для того, чтобы немцы не могли в нем разобраться.
— Когда вы встречались с Власовым?
— В плену с Власовым я встречался дважды… Власова я застал в приподнятом настроении. Он засыпал меня вопросами, но, не дав ответить ни на один из них, стал рассказывать с большим увлечением о своей службе в Красной Армии, явно хвастаясь передо мной… Видя, что я выгляжу плохо и сильно утомлен, он разговор прервал. На следующий день я снова был доставлен для беседы с Власовым… Обращаясь ко мне, Власов спросил, согласен ли я помочь им в этом деле.
Власов изливал гнусную клевету на Советскую власть, ВКП (б) и особенно на И.В. Сталина. Беседа закончилась тем, что я заявил Власову о своей непримиримости к фашизму. Власов ответил, что я напрасно рискую жизнью, и высказал опасение, что ее я, наверное, скоро потеряю.
Больше с Власовым я не встречался»…
Кстати сказать, Власов или его представители встречались со всеми взятыми в плен генералами. Практически никого «завербовать» не смогли.
— Известно, что в своем дневнике вы дали положительную оценку врагам народа, разоблаченным в свое время в их предательской деятельности.
— В дневнике я сделал запись о том, что немцы, начиная войну, рассчитывали на «пятую колонну», но проведенное в 1937–1938 годах очищение рядов армии от враждебных элементов лишило их этого. Положительной оценки разоблаченным врагам народа я не давал.
— Это не верно. На допросе 7 сентября 1945 г., продолжая излагать содержание вашего дневника, Музыченко показал: «Вторым этапом он взял 1937–1938 годы и указал, что в это время производилось очищение страны от старых кадров, которые не соглашались с генеральной линией партии. При этом он охарактеризовал эти кадры с положительной стороны и отмечал, что мероприятия Советского правительства в отношении этих людей были неправильны». Почему вы осуждали политику партии по вопросу очищения страны от вражеских элементов?
— Политики партии и Советского Правительства ни по каким вопросам я никогда не осуждал. Содержание записей, в которых я упоминал об арестах 1937–1938 годов, я уже объяснил. Что же касается восхваления врагов народа, как показывает Музыченко, то это не соответствуют действительности».
«…Понеделин прямо говорил, что мы были плохо подготовлены к войне. Он обвинял высшее командование в том, что неправильное расположение войск на границе и ее плохое использование как укрепленной полосы не дали возможность задержать немцев… По выражению Понеделина, крестьянство держали в «черном теле», поэтому оно и не хотело воевать… Оценивая события на фронтах, Понеделин заявлял, что эта война примет затяжной характер, немцам удалось преодолеть такие рубежи, как новая и старая государственные границы, Днепр, поэтому Красной Армии теперь придется отступать в глубь страны… Понеделина обвиняли в том, что высказывался сочувственно к высказываниям Геббельса…»
***
Есть свидетельство моряка торгового флота Виктора Васильевича Свирина, механика теплохода «Каганович». 22 июня 1941 года он был захвачен в порту Любека. Свирин с июля 1941-го находился в тюрьме Вюльцбург вместе с Понеделиным. В 45-м вернулся из плена.
Каким генерал ему запомнился?
«…Его взгляд был зоркий, участливый и добрый — человека умного, много повидавшего, пережившего. Он показал мне свои рукодельные работы: два портсигара из дерева и несколько мундштуков… Свои изделия он дарил своим друзьям — генералам Снегову, Кириллову, с которыми свела его судьба. На одной из встреч он вынул из кармана портсигар, который был необычайно привлекателен. Оригинально исполнена крышка. На оборотной стороне надпись: «Дорогой Нине на вечную память. Павел». Ты вернешься в Ленинград, разыщи мою жену и передай мое изобретение. Скажи, что честен перед Родиной».
Жену Понеделина Свирин смог отыскать только в 1957 году, портсигар передал.
В штабе фронта
Командующий войсками Южного фронта генерал Тюленев в своем донесении в Ставку 27 июля 41-го года отмечал, что «наличными войсками, принимая во внимание состояние 6 и 12 А и измотанность дивизий Южного фронта, без резервов удерживать и наносить удары противнику… будет затруднительно. 6 и 12 А по выходе их требуют немедленного отвода во фронтовой резерв для приведения в порядок».
Из донесения видно, что Тюленев в достаточной мере осознавал сложность ситуации, но ему не хватило решительности заявить о невозможности выполнить поставленные перед фронтом задачи. В итоге в Ставке создавалось ошибочное впечатление, что ситуация в полосе Южного фронта вполне поправима.
А вот шанс прорваться был, и свою роль в трагедии сыграла позиция командующего Южным фронтом. Еще 1 августа он получил донесение Военсовета двух армий про полное их окружение, отсутствие боеприпасов и топлива, но в высокомерно-бюрократической манере счел его «паническим», о чем не преминул доложить в Ставку, трусливо перекладывая ответственность на нижестоящих командиров.
Упреки в растерянности и медлительности в адрес Понеделина, выполнявшего обязанности командующего группой войск, после войны лягут в основу обвинения в измене. Хотя именно Тюленев, не понимавший обстановки и, по мнению Сталина, «деморализованный», получивший «в нагрузку» стремительно тающие в боях и не имеющие нормальной связи войска, сначала приказал «прорываться» в сторону основных сил 1-й танковой группы противника, угробив людей. А 4 августа «разрешил» прорыв на юг, в сторону Первомайска, уже занятого немцами.
Тем не менее Тюленев сумел снять с себя ответственность. Во всяком случае, никакого наказания за гибель двух армий он не понес. Войну благополучно пережил и был награжден Звездой Героя Советского Союза.
