Снижение цен на российскую нефть — очевидное следствие нефтяного эмбарго. Однако говорить, что у правительства не хватит денег на свои расходы, пока не приходится. Правда, если цены на нефть останутся на прежнем уровне, трансформация «сырьевой экономики» может преподнести сюрпризы.
Дешевая нефть для дорогой дружбы
Стоило Минфину РФ признать, что российская нефть Urals в декабре продавалась по $50 за баррель, как Bloomberg со ссылкой на данные ценового агентства Argus сообщил, что 6 января, через месяц после начала действия европейского эмбарго на покупку нефти из РФ, баррель Urals с отгрузкой в Приморске уходил к покупателям уже за $37,8.
Объяснение этому, в общем, лежит на поверхности — нефтяная держава оказалась в критической зависимости от группы безальтернативных «дружественных» покупателей, в основном из Индии и Китая. Свою дружбу эти страны продают дорого, вдобавок РФ для них — не единственный продавец, «балтийская нефть» конкурирует с ближневосточной, а дефицит танкеров и сложности с логистикой приходится компенсировать скидками — это рынок, ничего не поделать.
Для понимания масштабов проблемы: в 2021 году РФ экспортировала 5,3 млн баррелей в сутки сырой нефти, из которых в «недружественные страны» шло 3,3 млн баррелей (62%) и еще 2,83 млн барр/с нефтепродуктов, из которых «недружественные страны» покупали почти 2,2 млн баррелей (78%).
То есть в 2021 году из 8,1 млн баррелей суточного экспорта нефти и нефтепродуктов почти 5,5 млн (нефтепроводы и танкеры) — больше двух третей — продавалось в «недружественные страны».
30% нефти РФ продавала Китаю — свою крупнейшему покупателю.
В каком-то смысле РФ добилась именно того, чего хотела, — чтобы не продавать углеводороды Западу, а снабжать ими Восток, причем на условиях Востока. Китай и Индия, конечно, «купят больше», но забрать себе весь объем «бывшей европейской» нефти не смогут, и тем более, не будут платить за него «европейские цены».
Ситуация с нефтепродуктами еще сложнее (эмбарго на их поставку в Европу вступит в силу через месяц). Российские НПЗ поставляют на экспорт около 55% переработанного сырья.
Но Индия и Китай их почти не покупают. Таким образом, «дружественных покупателей» придется искать на Ближнем Востоке, также предоставляя им значительные скидки.
Как так вышло — это уже не наш вопрос. Видимо, у Министерства экономического развития, прогнозировавшего нефть по семьдесят долларов, и у Министерства финансов, рассчитывавшего доходы бюджета на основе этого прогноза, были какие-то свои соображения, нам неизвестные.
В то же время рано делать выводы, что баррель Urals и дальше будет торговаться по $40. Да, пользуясь эмбарго, «дружественные покупатели» требуют скидок, плюс значительно упали объемы продаж, но для экспорта российской нефти нет таких же инфраструктурных ограничений, как в случае с экспортом газа. Что-то да продадут. Кроме того, прямо сейчас у правительства нет проблем в том, чтобы покрывать дефицит бюджета за счет средств ФНБ (Фонда национального благосостояния).
Нам интереснее другое — каким образом снижение выручки экспортеров и сокращение нефтяных доходов бюджета РФ скажется на нашей с вами жизни.
Нефтяные доходы — это силовые расходы
Рассуждение о том, что экономика России — производная от цен на нефть, совершенно очевидно. Нефть растет в цене, ВВП РФ увеличивается, нефть снижается в цене — сокращается и ВВП.
Но на самом деле зависимость РФ от цен на нефть — это более сложная история.
Если определить текущую природную ренту как «выручку добывающих предприятий» минус «издержки на добычу» и минус «нормальную прибыль» добытчиков, то на нефть придется порядка 70% извлекаемой в России природной ренты. Это приблизительная оценка, но она позволяет понять главное —
все прочие «природные богатства» на одной восьмой части суши на фоне нефти — это так, сдача копейки с рубля.
Было дело, при ценах более $100 за баррель правительство забирало у нефтяников порядка 70% выручки. В других отраслях уровень изъятия ренты был меньше на порядок.
Поэтому от нефтяных доходов в первую очередь зависит не столько экономика (то есть люди), сколько власть (то есть правительство, наши министры-капиталисты). Достаточно взглянуть на расходы бюджета 2023 года на «военный» и «силовой» блоки (более 9 трлн рублей) и сравнить их нефтегазовыми доходами — около 9 трлн рублей. Это не совпадение. Но так было и раньше — сумма, которую власть собирала «с нефти», практически полностью и шла на нужды власти, причем военные и административные.
Фото: Михаил Дышлюк / ТАСС
История о том, что за счет нефтегазовых доходов якобы финансировалось экономическое и социальное развитие, — это сказка, ловко придуманная начальниками. Да, в России высок уровень социальных выплат в доходах людей (он выше, чем был в СССР), но это не раздача «денег от нефти» — это перераспределение налогов от тех, кто зарабатывает, к тем, кто заработать по каким-то причинам не может. Основная масса трудящихся в России не живет на доходы от нефти, люди живут на доходы от своего труда.
Другое дело, что приток нефтяных средств в нулевые позволил власти понизить уровень вмешательства в экономику, а главное — позволил увеличить объем кредита — за счет того, что риски невыполнения властью своих обязательств значительно снизились.
Сейчас эти риски будут расти — а значит, условия кредита будут ужесточаться, что подавит деловую и потребительскую активность. Экономику не обманешь.
«Капитал» важнее «ресурса»
Но, может быть, снижение сырьевой зависимости обернется «слезанием с нефтяной иглы» — вместо продажи углеводородов экономике РФ придется заниматься чем-нибудь другим (например, высокотехнологичным производством?.. шутка)
Это тоже популярная сказка.
Дело в том, что проблема экономики ресурсозависимых стран (а Россия в этом смысле ничем не отличается от Анголы, Нигерии или Венесуэлы) заключается не в том, что у них есть «ресурс», а в том, что им не хватает «капитала» (машин, оборудования, технологий, знаний, инфраструктуры вместе с высоким уровнем доверия между участниками экономической системы).
Точно так же, как причина промышленного роста в развитых странах — не отсутствие «ресурса», а наличие «капитала». Был бы еще и «ресурс» вдобавок — был бы выше и рост. Хотя нефть и газ есть и у развитых стран — только эксплуатируют они их более умело.
Но разве «капитал» нельзя выменять на «ресурс»?
Идею, которая сводится к тезису «давайте мы накопим деньги от сырья, продадим сырье и купим технологии», много раз пытались задействовать в России — и каждый раз что-то не получалось. Почти 60 лет назад, в апреле 1963 года, первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев направил в президиум ЦК записку, объяснявшую суть его промышленной политики:
«Наша страна имеет огромные запасы сырья, необходимого для химической промышленности… Мы можем и должны сделать это сырье источником богатства страны. Для этого необходимо развивать химическую промышленность так, <…> чтобы не только удовлетворить собственные нужды, но и стать экспортером минеральных удобрений, синтетических материалов, фанеры, <…> а также других химических продуктов».
Решение о развитии «химической промышленности» вместо «нефтяной» было одобрено решением президиума ЦК КПСС 18 июля 1963 года. 15 октября 1963-го (за год до смещения с должности) Хрущев снова пишет в ЦК:
«Нужно, чтобы валютные средства, накопленные путем продажи наших товаров за границей, <…> использовались в целях поднятия экономического и технического уровня. Надо закупать за границей то оборудование, которое мы еще не освоили у себя, чтобы производить более современные синтетические материалы или электронное оборудование и другие изделия».
Собственно, результаты мы наблюдаем сейчас — обменять «ресурс» на «капитал» не получилось и через 60 лет. У России есть отличная торговля, очень хороший финтех, качественная мобильная связь, интернет-сервисы, хорошее сельское хозяйство, развитый общепит (особенно в больших городах). А вот с производством — что-то идет не так. Обсуждать причины этого можно долго, для нас сейчас важен факт —
развернуть «производство» вместо «добычи сырья» не получилось в период высоких цен на сырье. Почему вдруг это должно получиться, когда цены на сырье будут низкими?
Безрезультатный рост
Но самое интересное, что «догнать» развитые страны ни за счет «экспорта ресурсов», ни за счет «промышленного развития, оплаченного ресурсами», не получилось и у других сырьевых экспортеров! Самый яркий пример тут, конечно же, Мексика. Страна, которая реально «слезла с нефтяной иглы». Мексика до 1980-х была нефтяным придатком США, а потом вложила все, что осталось после падения нефтяных цен, в строительство современной промышленности. Не для «замещения импорта», а для «расширения экспорта». Мексиканцы действительно добились в этом успеха, и США — их покупатели. Сейчас Мексика — это экспортер высокотехнологической продукции: автомобили, компьютеры, лекарства, станки…
Фото: dpa / picture-alliance
Но все это само по себе не сделало Мексику развитой и процветающей страной. Почему? Потому, что все понимают: да, это была сырьевая площадка, стала — промышленная площадка. Но зачем в Мексике накапливать капитал? Нет, проще все держать в Штатах, там спокойнее, там никакой наркобарон у тебя ничего не отнимет и не захватит, и правительство с тобой ничего не сделает.
При этом, напомним, у мексиканской промышленности был очевидный покупатель — Соединенные Штаты.
Кто будет покупателем условной «российской высокотехнологичной продукции» (кроме российского правительства, расходы которого, как мы помним, критически зависит от нефтяных доходов)? Индию и Китай можно «не предлагать» — пока что Китай «захватывает» российский автомобильный рынок, и именно на идее обменять дешевую российскую нефть на дорогие китайские товары строится весь правительственный план обретения технологического суверенитета.
Конечно, есть еще рынки «дружественных стран» в Африке, где российские технологические достижения вполне могут найти сбыт (и это тоже есть в правительственных планах).
Проблема только в том, что эти страны — такие же сырьевые придатки «первого мира», критически зависимые от поступления оттуда средств.
Вместо «либерализма»
В то же время опыт других стран (да и в России мы это наблюдали) показывает, что снижение доходов от экспорта нефти заставляет правительства этих стран проводить примерно одну и ту же бюджетную политику — сутью которой становится сокращение расходов. При этом может быть достигнут и положительный эффект — в случае, когда власть перестает тратить деньги на что-то ненужное и неэффективное. Но проблема заключается в том, что деньги заканчиваются «на все». И вместе с прекращением какого-нибудь «ненужного» строительства прекращается финансирование и какой-нибудь «нужной» образовательной программы. Дешевая нефть — это еще и путь к застою.
Существует и еще одна сказка о нефтяной зависимости — якобы падение цен на нефть заставляет власти проводить «либеральные реформы».
Нет, сокращение «нефтяных» расходов власти, ошибочно принимаемое за «либерализм», с точки зрения макроэкономики означает сокращение издержек на оплату труда и человеческого капитала. Меньше денег в экономике — выше конкуренция между работниками за эти деньги — труд становится дешевле — за счет этого возрастает эффективность использования оставшегося капитала. Да, кто-то на этом сможет разбогатеть и до конца своих дней будет славить «счастье дешевой нефти», но это совсем не «либерализм». Да, в ситуации, когда «нет денег», власть может снизить уровень вмешательства в экономику, и свободный рынок наполнит прилавки магазинов — но это еще не значит, что товары в этих магазинах будут доступны для большинства покупателей.
Дешевая нефть — не ключ к процветанию, а всего лишь фактор, который заставит правительство думать о том, как и чем компенсировать свои сократившиеся доходы, и его решения могут оказаться не самыми эффективными.
Не надо думать, будто у властей, которые много лет решали все проблемы исключительно раздачей денег «для своих» (во всех смыслах), вдруг найдется глубоко проработанная и последовательная (на годы!) программа по реформированию «сырьевой» экономики. Скорее всего, это будет чисто деловое решение — сокращаем все, что мешает нам выполнять обязательства перед нашими вооруженными наемниками.
А вот что можно предсказать довольно точно, с учетом российского опыта, — под предлогом оптимизации расходов власть одной рукой обязательно попробует переложить эти расходы на людей, а другой рукой — немножко раздать близким людям «государственной» собственности вместо наличных.
Проблема в том, что если людям вдруг придется жить ощутимо хуже, чем пару лет назад, — они могут спросить «а что случилось?», и ответы могут оказаться самыми неожиданными.
