Кинематограф — только на словах искусство коллективное, в реальности есть профессии первого ряда и второстепенные. Это впрямую относится к профессии художника. Сами профессионалы именуют свою работу невидимой, понимая, что большинству зрителей неведомо их существование. Но миры «Груза 200» или «Войны» Балабанова созданы не только Балабановым, но и фантазией Павла Пархоменко, а звенящее пространство картин Звягинцева наэлектризовано идеями Андрея Понкратова.
Кто сегодня приходит в эту не самую парадную профессию?
Мы решили поближе познакомиться с молодыми художниками, учениками выдающегося мастера Владимира Светозарова.
- «Я тоже хочу», «Миттельмаш», «Ничья»
Честно сказать, многих удивило решение сына культового режиссера изучать мастерство художника-постановщика. Как он сам объясняет — из-за мамы. О кино-то мечтал — ясное дело, гены. Но для режиссуры, требующей осмысленного жизненного опыта, был еще маленьким. И тогда Надежда Балабанова познакомила его с талантливым художником Владимиром Светозаровым. Любопытно, что сам Светозаров, воплотивший на экране замыслы Динары Асановой, Авербаха, Германа, — сын знаменитого режиссера Иосифа Хейфица. Он, как никто другой, понимал преимущества профессии, ее близость к режиссуре. Так началось погружение в профессию.
Петр Балабанов. Фото: соцсети
— Кино начинается и заканчивается режиссером. Все остальные профессии — оператор, художник, звукорежиссер — подчиняются общему замыслу. В идеале именно режиссер видит целое. Когда вычленяешь вклад художника или оператора, значит, что сработали плохо: тянули одеяло на себя. Но я чувствую тонкую грань между работой режиссера, оператора и художника.
Даже когда выезжаешь на выбор натуры, прислушиваешься к сформулированной режиссером задаче, согласуя с ним визуальный концепт.
Съемки картины «Я тоже хочу» намертво врезались в память. Мы ездили с папой на выбор натуры. И увидели огнедышащие трубы в Череповце по дороге к Деду Морозу в Великий Устюг. Увидели эту замершую колокольню в замерзшей воде. Храм посреди угличского леса. Это было зримое драматическое кино. И волшебство.
Лет в десять папа повез меня по святым местам, к Крестному Пути Христа. В память врезалась Гробница Богородицы. Не верилось: вот рядом лежат останки ее родителей Иоакима и Анны, ее папы и мамы… Стоишь такой, по голове стукнутый. В усыпальнице своды черные, в разводах, подтеках и плесени, на их фоне огонь свечей колышется, золото посверкивает. Это несочетаемое сочетание, напитанное дымом времени, потом всплыло в «Я тоже хочу». Мы ездили по деревням заброшенным, ощупывали руины церквей. Каждая была хороша в своем роде. Но лишь в одной сохранилась тяжелая кованая дверь, за которой мог получиться магнетический проход героев.
К съемкам художник формулирует в эскизах общий визуальный стиль картины, так называемые moodboard, куда входит и натура, и локации, и интерьеры, и реквизит, и костюмы, и атмосфера.
Воспоминания, впечатления — топливо для фантазии. Я вспоминал, как в Великом Устюге зимой река замерзала и можно было переходить на другую сторону, где не было такого богатства золотых луковиц церквей. Летом там только на лодках переправлялись. Потом эти впечатления я использовал в дипломе по последнему папиному сценарию. По сюжету на одном берегу жил отец в богатом районе, на другом — брошенная и забытая мать ютилась в деревянном домишке, обогреваемом дровяной печкой. Вода и огонь в кадре — как сгусток энергии. На них можно смотреть вечно.
Кадр из фильма «Я тоже хочу»
А на «Миттельмарше» в самом начале все было продумано. История первой любви, взаимосвязи поколений на фоне митингов и борьбы за охрану памятников. Придумали старинную оранжерею, выбирали квартиры. Оказалось, что денег на строительство нет. Нужно было срочно менять концепцию. Я предложил погрузить город в ремонтные работы. Выбирали дома в лесах, сетках, баннерах — у нас же вечно плитку меняют и все перерыто. Герой смотрит в окно, а там ноги чьи-то ходят по лесам. Оранжерею нашли в Сестрорецке. От старой фабрики лишь остов остался. Полиэтиленом и сетками все затянули, они колыхались на сквозняке, мрачно оживляя пространство. Хотелось эту заброшенность, разруху довести до абсурда, сохранив верность теме.
Светозаров учил нас уделять особое внимание деталям. Мы нашли старые вагонетки, огромное колесо, завезли старые ванны с помойки, заполнили их землей с растениями, расписали стены граффити с греческими скульптурами, отлили «расколовшийся памятник» — огромная голова и рука, на которой потом спят герои.
Получилось не стыдно.
Декорации к фильму «Миттельмарш»
Из деталей вырастает жизнь каждого кадра. В «Ничьей» героиня приходит в свою школу, где она — изгой, чужая. Приходит нарядная, а атмосфера школы — унылая, канцелярская, душная. Стулья, соединенные друг с другом намертво, на блеклых стенах — доска с информацией. Дома — облезлая ванная с ползущими по стене трубами. Убогие четырехэтажки, проросшие на пустыре, и убогий медведь у детской горки. Мир не для счастья, в нем трудно быть живым, молодым, надеющимся.
Эскизы и декорации фильма «Ничья»
— Пытаюсь отстаивать свое видение, но пока еще не преодолел пиетета перед старшими, более опытными. Если моя робость затянется надолго, это будет большой минус. Нужно учиться быть более доказательным и уверенным в себе.
Не понимаю и даже сержусь на людей на съемочной площадке — не «насмотренных», не знающих кино. Мыслю картинками из фильмов. Киноклассика помогает в самых трудных ситуациях. Не стоит ее копировать, но знать необходимо, чтобы мысль развивалась.
Среди художников в кино для меня пример оригинального мышления — Рик Хайнрихс, полноценный соавтор Тима Бертона. Они создавали такие шедевры, как «Гензель и Гретель», «Винсента» и «Франкенвини». Как рассказывает Бертон, Рик насыщает съемочную площадку настроением праздника, тревоги, кошмара.
Знаю, что много крутых режиссеров пришло из моей профессии. Например, мой любимый Роберт Эггерс. Он снимает фэнтези — не обычное, а интеллектуальное. В его мрачных и жестоких фильмах — фантасмагорическая эстетика, в которой существуют реальные люди. Экспликация мягкая, монохромная. И яркие пятна, как темно-красное одеяло в монохромной «Ведьме» или огонь в «Варяге». «Маяк» почти весь белый, снят в формате квадрата. Могу пересматривать его картины бесконечно — в них завораживающая стилистика работает на сюжет.
Если решусь быть режиссером, буду исходить прежде всего из визуального решения. Написание сценария, развитие сюжета, ритм, композиция, диалоги — этими навыками безусловно обладал мой папа, Алексей Балабанов. Не факт, что я смогу развить их у себя.
- «Моя любимая сестра спит уже», «Зуб», «Учитель»
Главный художник мастерской «Клен», занимающейся производством кинодекораций и реквизита. У Ангелины замечательные живописные работы. Свои разнообразные профессиональные навыки она переносит в кино.
В фильме «Моя любимая сестра спит уже» больничная палата с раненными в Афганистане солдатами превращена в таинственное чистилище с прозрачными христологическими мотивами. Медсестра, словно ангел с горящей свечой, склоняется над спящими солдатами. В «Ундервуде» пространство условное, книжное, как малиновый кабинет писательницы, которую должны убить, как сон главного героя.
Декорации Ангелины Коваленко к фильму «Капитан Волконогов бежал»
— Я училась в Краснодарском художественном училище на отделении дизайна среды. Единственный в нашей семье, кто держал в руке карандаш, был мой дедушка-инженер, он и за маму делал черчение.
Мне нравились фильмы c неожиданным визуальным решением. Однажды я увидела картину, в которой главная героиня была художником-постановщиком и создавала макеты, — это было прямое попадание. Стало ясно, чем хочется заниматься. Тогда я училась дизайну, но решила изменить профессиональный вектор. Прежде всего — из-за возможности не просто делать руками что-то интересное, но придумывать и обживать пространство для разных историй.
А еще на пике депрессивных мыслей на четвертом курсе увидела «Лобстер» Лантимоса и не могу найти нужных слов, чтобы объяснить, как мой дух воспрял. Появилась надежда на кинематограф как актуальное искусство, которое находит отклик у людей.
Быть начинающим художником-постановщиком непросто. Вряд ли подпустят к действительно сложным проектам, к обожаемым мной историческим историям с интересной стройкой, а на халтуру жалко тратить время.
И когда везет с работой, пусть даже декоратором, в интересных картинах, таких как «Внутренний огонь», «Капитан Волконогов бежал», чувствуешь и волнение, и умиротворение.
В работе я руководствуюсь принципом строить декорации на совесть, честно — как будто для себя. Как будто надолго.
Не люблю демонтаж после съемок, словно разрушается какая-то выстроенная — пусть на время — жизнь. И очень люблю процесс съемок. Камера смотрит в только что созданный мир. Его снимут не так, как ты хотел, и большая часть не войдет в кадр. Но на экране останется хотя бы часть сочиненного тобой пространства.
Увлекательной была работа на сериале «Король и Шут». Мы соорудили кабак-таверну на месте готического храма, алтарем там выступает самогонный аппарат. Предполагалось, что сам перегонный куб растет из разлома в полу и как сточная канава делит центральный неф пополам. Но бюджет сократили, пришлось от части задуманного отказаться.
Декорации к фильму «Король и шут»
Там же мы делали чум царицы мух из жженого полиэтилена. А для фэнтези «Этерна» Насти Каримулиной придумывали самобытный средневековый мир. На сериале «Собор» под началом художника-постановщика Жанны Пахомовой не только строили необычные декорации, воспроизводящие допетровскую эпоху, но еще и возводили лес и поле в павильонах.
В работе я вдохновляюсь старой архитектурой, книгами, живописью, фильмами. К сожалению, зачастую именно то, что приносит вдохновение, уже использовано другими художниками в кино.
Я очень скучаю по нашему мастеру Владимиру Светозарову. Перед каждым просмотром моей работы он мне звонил: «Коваленко, не подведи, на тебя вся надежда».
Знаю, он половине группы звонил так же, но для меня он был и гуру, и близкий человек, мнение которого давало смысл тому, что я делаю.
- «Разжимая кулаки», «Мельник», «Чужая жизнь», «Дочь Рыбака»
Художником кино он стал случайно. После окончания Екатеринбургского художественного училища приехал в Петербург и… не поступил в Академию имени Репина.
Эскизы к фильму «Разжимая кулаки»
— В этот трагический момент мой товарищ Сергей Шарамет потащил меня в Румянцевский парк пить с ним пиво, там рассказал о новой кафедре с замечательным мастером Владимиром Светозаровым. Он так это расписывал, что я решил поступать. Шел туда с закрытыми глазами. До конца первого курса считал, что художник кино пишет и рисует портреты режиссера и оператора, ну, может, продюсера ещё…
Профессию полюбил после третьего курса, когда мастер погрузил нас в производство. Это была практика на сериале «Шерлок Холмс». Мы делали эскизы и сами пытались их осуществить.
Постепенно набирался опыта. Понял, что главное — встретить режиссера, который знает, что хочет, чувствует колорит, настроение, композицию, детали… Такой режиссер — Кира Коваленко. С ней работать сложно, потому что она требовательная, и в то же время легко: мы говорили на одном языке. Спорили и соглашались, злились друг на друга, но каждый раз я понимал, что у нее свое, художественно оправданное видение. Она видит весь фильм — от композиции кадра до декорации, все решения у нее в голове. Благодарен ей за тот опыт.
Мне неинтересно воплощать на площадке готовые художественные решения, хочется вместе с режиссером и оператором придумывать образы и пространство. Чтобы подготовка была не две недели, а хотя бы полгода.
Большой опыт получил, работая на картинах «Дуэлянт» и «Воланд», участвуя в создании уникального мира, требовавшего художественной разработки огромных декораций и деталей реквизита. В группе художников «Дуэлянта» я познакомился с замечательным мастером Андреем Понкратовым. Визуальная концепция мира картины заключалась в контрасте и сочетании роскошного имперского Петербурга с его монументальными атлантами и кариатидами — с фактурой грязных переулков и окраин, мостовыми после наводнения — с водорослями и гниющей рыбой, запутавшейся в сетях.
Андрей дал мне первое задание — разрабатывать рынок и несколько улиц.
Эскизы рынка к фильму «Дуэлянт»
Надо было показать мрачный подпольный мир людей под «каменными цветками» колонн Казанского собора. Коринфский ордер и листья аканта на капителях контрастировали со смрадом жизни — копошащимися в грязи свиньями, курами, гусями. Декорации рынка у подножия Казанского собора, на Екатерининском канале (канал Грибоедова) планировали строить прямо под колоннами, но началась реставрация собора, который закрыли строительными лесами.
Пришлось что-то придумывать.
Я сделал макет рынка. Месяц сидел в офисе компании, клеил его из подручных материалов, реек. Искал формы, ритм, высоты мостков, определял количество обстановочного реквизита.
Макет расписал красками и начал делать детальные эскизы каждого сооружения, чертежи и схемы строительства. Когда рынок был готов, привезли реквизит (животных, разную утварь) — и все зажило и заиграло разными красками.
А как преображали Миллионную улицу… Несколько машин вывалили торф и грязь у подножия атлантов, полили водой, создав живописную жижу и грязь. И представляете, в этот момент к атлантам подъехала свадебная процессия. Прекрасные молодожены, фотограф, родители. Был даже ангельский детский хор, певший «Атланты держат небо на каменных руках», стоя ногами в нашей грязи и прикрывая носы от запаха лошадиного навоза.
Строительство декораций рынка на фильме «Дуэлянт»
На «Воланде» в команде нас было несколько художников. Главный художник картины Денис Лищенко взял за основу детально изученные архивные материалы и альтернативные проекты строительства Москвы 30-х годов прошлого века. Искали архитектуру сталинского ампира, советского модернизма.
Я был ответственным за объекты, снимавшиеся в Питере, которые мы выдавали за Москву. Например, сцена на Патриарших прудах. Для разработки образа трамвая пришлось изучить модели трамваев, начиная c конок. Каждая деталь была вписана в общий художественный замысел: мебель, стулья, вплоть до ложки, которой ел поэт Бездомный в психиатрической клинике.
Художественное решение для меня — уникальное видение среды, вычитанное в сценарии. Это относится и к декорациям, и к реквизиту, который, помимо создания настроения интерьера, должен подчеркивать образ героя, взаимодействовать с актером.
Мой учитель Владимир Светозаров для меня второй отец — мне же пришлось жить и учиться в чужом городе, без родных и близких. Помимо мастерства, он учил нас быть хорошими и достойными людьми. Что бы с нами стало, если бы не он…
Владимир Светозаров. Фото: архив
Он привил нам любовь к многострадальной родине, любовь к близким, к нуждающимся в помощи людям, тягу к профессиональным достижениям, целеустремленность, самоиронию. Очень люблю свою профессию и мысленно благодарю своего товарища Серегу Шарамета за правильную наводку.
