Организация Объединенных Наций оценивает ежегодные потери от коррупции в 4–5% мирового ВВП. Генеральный прокурор РФ Игорь Краснов приводит цифры поменьше: за последние два года ущерб от коррупционных преступлений в нашей стране составил 100 миллиардов рублей. При этом, отмечает генпрокурор, «…только за девять месяцев размер установленного ущерба от коррупционных преступлений составил 37,6 млрд рублей. Вместе с тем арестовано и изъято имущество на общую сумму более 62,2 млрд рублей и добровольно погашен ущерб в размере 3,5 млрд рублей». Получается, что власти нашли больше, чем украли?
С коррупцией в России происходит странная история — с одной стороны, наше антикоррупционное законодательство ничуть не уступает аналогичному законодательству развитых стран, чиновники от больших до малых исправно публикуют декларации о доходах, каждый день мы читаем сообщения о том, что того или иного начальника вывели из кабинета в наручниках, а потом на грузовике вывезли из его дома тонны наличных, но… это не мешает России считаться одной из самых коррумпированных стран в мире.
Тут что-то не так. Или мы чего-то не понимаем, или коррупция в России означает что-то другое.
«Взятки» или «ресурсы»
Иван Липранди. Фото: Википедия
Еще в середине XIX века один из лидеров российского полицейского сыска, действительный статский советник Иван Петрович Липранди даже составил специальную классификацию «взяток по-русски»:
- Лихоимство, то есть казнокрадство, общественная опасность которого состоит не только в расхищении государственных средств, но и в развращении народа.
- Вымогательство, которое способны совершать бессовестные следователи.
- Подкуп, вследствие которого недобросовестные чиновники совершают должностные преступления, как правило, ненаказуемые.
- Сребролюбие, проявляемое представителями высших сословий, обладателями высоких должностей и выражающееся в исполнении долговых обязательств перед кредиторами назначением их на доходные должности.
- Назначение на так называемые теплые должности по собственному произволу — также возможно лишь высоким чинам.
- Отдача под залог в откупа и подряды своих имений за процент, во много раз превышающий среднерыночный, — как способ получения взятки.
- Вступление в акционерные общества без взноса капитала.
- Использование высшими чиновниками политической и коммерческой информации в личных целях.
- Самоуправство, превышение и бездействие власти, в том числе и не приносящее дохода, а лишь удовлетворяющее самолюбие, доказывая тем свой статус в административной сфере, и прочие виды злоупотребления служебным положением (цит. по: Жаров С.Н. Иван Петрович Липранди о взяточничестве и борьбе с ним // Genesis: исторические исследования. — № 2, 2017, с. 22–29).
Советник Иван Липранди хорошо знал свое дело — составленный им список преступлений можно хоть сегодня брать за основу при разработке любой антикоррупционной программы.
Но почему-то в России эти программы не работают.
Так они и не могут работать, говорит социолог Симон Кордонский.
Симон Кордонский. Фото: liberal.ru
«Наше государство — преимущественно ресурсное. Его основная функция — в концентрации и распределении ресурсов согласно принципам распределительной социальной справедливости. У нас не деньги, а финансовые ресурсы, не товары, а материальные ресурсы, не власть, а властные ресурсы, не информация, а информационные ресурсы.
В рыночной экономической системе объем концентрируемых и распределяемых государством ресурсов ограничен. Экономическую динамику определяют цена денег, ставка банковского процента, цена кредита.
В нашей ресурсной системе деньги есть только формально. Зато существуют финансовые ресурсы, распределяемые государством сообразно его целям. По идее государства распределительной справедливости эти ресурсы должны перераспределяться конечным потребителям через систему разного рода государственных контор совершенно бесплатно. Это некий абсурд. На практике ресурсы распределяются отнюдь не бесплатно, а так, что каждый получатель ресурсов должен «откатить» той структуре, которая распределяет. Если бы ресурсы на практике распределялись бесплатно, то система бы просто замерла. В ресурсной организации государственной жизни норма отката является функциональным аналогом цены денег в рыночной экономике. Без отката «ничего бы не стояло» и не двигалось. Только так система крутится и работает.
Другое дело, что цена денег устанавливается централизованно, а норма отката устанавливается не централизованно. Она регулируется масштабом и тяжестью репрессий за то, что откат превышает некие никогда точно не известные размеры. Ведь существует жесткое правило — «брать по чину». Если человек берет не «по чину» — он попадает под санкции».
Смазка и песок для шестеренок власти
А как же быть с утверждением, что коррупция — угроза экономическом развитию?
Здесь не все так просто, скажут экономисты. Исследователи неоднократно отмечали, что коррупция компенсирует недостатки плохо работающих государственных и социальных институтов. Как рассуждал политолог Сэмюэл Хантингтон, «с точки зрения экономического роста хуже косной, излишне централизованной и нечестной бюрократии может быть только косная, излишне централизованная, честная бюрократия».
Существует теория, согласно которой коррупция может «смазывать шестеренки» (grease the wheels) экономики с высоким уровнем бюрократии. Как писал один из основоположников этой концепции профессор Колумбийского университета Натаниэль Лефф, коррупция позволяет «откупиться от навязанных политической системой неэффективностей».
Противоположная теория сравнивает коррупцию с «посыпанием шестеренок песком» (sand the wheels),
указывая на то, что даже при неразвитых институтах коррупция все равно приносит больше вреда, чем пользы. Причем чем ниже качество госуправления, тем сильнее негативное влияние коррупции на экономический рост,
показало исследование на основе данных 70 экономик за 1970–1998 гг.
Какая из этих концепций более актуальна для России? На этот счет есть исследование «Влияние административной нагрузки и участия бизнеса в коррупции на выручку: grease vs sand effect» М.Ю. Малкиной (ННГУ им. Н.И. Лобачевского) и В.Н. Овчинникова (НИФИ Минфина РФ) (цит. по: «Журнал Новой экономической ассоциации (НЭА)», № 3 (47), 2020, с. 40–65).
«Тесное взаимодействие руководителей компаний с регулирующими органами имело значимый положительный эффект для финансового результата хозяйственной деятельности таких компаний. Если топ-менеджмент проводил более половины своего рабочего времени в общении с инстанциями, выручка компании увеличивалась на 34%. Сравнение результатов легального и нелегального взаимодействия фирм с государственными органами (34% прибавки к выручке против 100%) демонстрирует большую эффективность коррупционного взаимодействия (для стран с несовершенной институциональной средой)».
Страны с несовершенной институциональной средой, упомянутые в исследовании, — это страны бывшего Восточного блока плюс Турция.
«В результате исследования удалось доказать, что в рассматриваемых странах и коррупция, и продолжительное общение фирм с инстанциями способны повысить выручку экономических агентов. Найдено строгое подтверждение гипотезы о превалировании эффекта grease the wheels («смазывания колес») над эффектом sand the wheels («засорения колес») — как для легального, так и нелегального взаимодействия бизнеса с государством».
То есть с точки зрения бизнеса, стремящегося к увеличению выручки, ничего катастрофического не происходит. А что с точки зрения власти?
Фото: Иван Водопьянов / Коммерсантъ
Настоящее «глубинное государство»
Принято считать, что коррумпированные институты управления приводят к разрушению государства. Не совсем так, возражает российский политолог Александр Шерстобитов. В некоторых условиях доминирование неформальных и экстрактивных институтов (это так деликатно названы коррупционеры), наоборот, повышает устойчивость государства.
Как это работает?
«Коррумпированные институты изначально являются единым экстрактивным организмом, сформированным по сетевому принципу. Он существует параллельно государству, и его устойчивость зависит от критической массы включенных в него организаций и индивидов и их сплоченности (cohesion).
Все члены такого организма функционируют не столько в формальных рамках (органе власти, партии, бизнесе или НКО, извлекающем ренту, другом экстрактивном институте), сколько занимают свое место в системе неформального многоуровневого управления… Таким образом, извлеченная рента (включая коррупционную) в разных пропорциях распределяется от верхушки до самого низшего звена.
Если на верхних этажах фактором сплоченности является размер ренты, то чем ниже, тем значимей становятся другие зависимости. Например, рациональность низовых участников коррупционных схем обусловлена не столько размером ренты, сколько стабильностью и регулярностью ее получения. Кроме того, единожды поучаствовав в каком-либо неформальном механизме (взятках), они становятся частью организма, а повторение неформальных практик приводит к повышению сплоченности.
Неотъемлемой частью экстрактивного организма становится и часть бизнес-сообщества: от производителей и продавцов в премиум-сегменте, прибыль которых напрямую зависит от успешности рентоизвлекателей, до всевозможных родственников и друзей региональных элит, имеющих якобы самостоятельный бизнес. Этот единый экстрактивный институт обладает высокой «антихрупкостью», если в него включена большая часть общества, он в достаточной степени централизован, ресурсы сконцентрированы, связи сильны, а вся совокупность характеризуется высоким показателем сплоченности. Это и есть то самое устойчивое «глубинное государство». Более того, в связи с его встроенностью в институциональную структуру формальных органов публичного управления оно делает устойчивым и неэффективное государство».
Больше того, правительство прекрасно отдает себе отчет в деятельности такого «глубинного государства» и учитывает это в налоговой и денежной политике — об этом говорится в исследовании Ивана Сафонова (НИУ ВШЭ) «Воздействие неоднородной коррупции на оптимальную макроэкономическую политику».
«Результаты анализа (…) выявили зависимость выбираемой оптимально действующим центральным банком инфляции от степени коррупции в стране.
Уровень налоговой нагрузки при этом оказался зависящим от двух разнонаправленных эффектов: с одной стороны, «утечки» в системе налогообложения вынуждают фискальный орган компенсировать их наличие увеличением налоговой нагрузки.
С другой стороны, коррумпированное правительство стремится минимизировать последствия собственных изъятий из экономики, искусственно занижая налоговую ставку.
Сравнение общественных потерь в различных случаях выявило их максимальный размер в случае отсутствия независимости у центрального банка и использовании инфляционного налога для финансирования государственного бюджета.
Величина данных потерь наряду с инфляцией находится в обратной зависимости от степени консервативности центрального банка, кроме того, уровень «верхушечной» коррупции может быть ограничен при наложении на коррумпированное правительство требований по обеспечению сбалансированности бюджета (бюджетное правило)».
Если проще — фискальная политика Минфина и денежная политика Центробанка направлена на то, чтобы как-то компенсировать «изъятие средств» из экономики в рамках коррупционных схем. «Изъятие», на котором строится благосостояние «десяти тысяч правящих семей» и их «административной обслуги» и функционирование «глубинного государства».
Фото: Семен Лиходеев/ТАСС
Что делать: советы самурая
Автор средневекового японского трактата «Наставление вступающему на путь воина» («Будосесинсю») самурай Юдзан Дайодзи посвятил целую главу обсуждению того, как следует поступать с взяточниками и казнокрадами, разъясняя, что именно обязанности управления казной есть самые трудные для самурая.
Дайодзи подчеркивает разницу между чиновниками-ворами и чиновниками-вымогателями, считая ее чрезвычайно важной.
С ворами все просто, говорит он: это вассалы, подхватившие «болезнь жадности», найти их легко — достаточно посмотреть на их новые дома.
Гораздо труднее разглядеть вымогателя, поскольку само по себе присвоение денег из казны — зло малое и незаметное по сравнению с тем ущербом, который вымогатель приносит управлению страной.
Вымогателем Дайодзи называет такого чиновника, который печется лишь о том, чтобы получить большие средства в ближайшем будущем, не заботясь о благосостоянии простого народа. Для этой цели он заставляет горожан платить высокие налоги, а крестьян — огромную ренту, для себя же требует все новых полномочий.
Эти действия есть тягчайшее из преступлений, даже если речь не идет о чьей-то личной жадности, указывает Дайодзи, и если вора обезглавливают, то вымогателя следует распинать вниз головой. Хотя, замечает самурай, трудно придумать наказание, соответствующее преступлениям вымогателей.
Дайодзи говорит, что систему воровства и вымогательства сломать можно, но с чисто японской афористичностью предупреждает о необратимых последствиях такого решения: «выпрямляя рог, убиваешь быка; истребляя крыс, сжигаешь усыпальницу». В переводе на современный язык это означает необходимость полного обновления и отказа от традиций, которые кажутся несокрушимыми.
В «Наставлении» разъясняется и главное правило коррупции.
Там, где не ворует старший вассал, не воруют и младшие вассалы.
Если младшие вассалы воруют — значит, правило не соблюдается.
