«Зерновая сделка» с участием России и Украины при посредничестве Турции и ООН продлена еще на четыре месяца. Напомним, что в июле стороны договорились о том, что экспорт зерна из трех украинских портов будет разблокирован до ноября. При отсутствии возражений у какой-либо из сторон договоренности могли автоматом продлеваться еще на 120 дней.

За прошедшие месяцы Россия не раз выражала недовольство тем, как Украина соблюдает свои обязательства. В частности, заявила, будто бы «зерновой коридор» использовался для атак на базу Черноморского флота в Севастополе. В ноябре РФ объявила, что сделки больше не будет, другие стороны стали обвинять Москву в шантаже. Но суда с продовольствием все равно пошли из украинских портов. Потом стало известно, что Россия согласилась на продление «зерновой сделки».

Почему Москва проявила сговорчивость и на что это повлияет — объясняет экономист Владислав Иноземцев.

— Какой еще вариант поведения был у России, кроме как согласиться на продление сделки? Могла она дальше «капризничать»?

— Могла, но в данном случае это было бы довольно сложно. Она «покапризничала», когда вышла, то есть сказала свое «фи». Но должного эффекта этот шаг не имел: после выхода России Турция продолжила проводку судов. И Москва встала перед выбором: либо признать, что она не может помешать, либо атаковать идущие под защитой корабли. Оба варианта не порождали оптимистических ожиданий. Тем более что у Путина, как я понимаю, снова возникли надежды на Эрдогана и его услуги, связанные с обходом западных санкций, с созданием альтернативного газового хаба и много еще с чем.

Таким образом, именно участие Турции стало основным фактором, который спас эту сделку. <…> И если бы сделка не была турецким проектом, ее давно бы прикрыли. <…>

— Но, когда сделка обсуждалась и заключалась, у России был и собственный интерес: предполагалось, что она сможет вывозить свои зерно и удобрения. Это получилось?

— Пока нет. То есть небольшой объем удобрений, уже находившихся на складах в Европе, вроде бы должен быть вот-вот разблокирован, а Москва выступила с инициативой поставки полумиллиона тонн зерна развивающимся странам бесплатно. Правда, потом выступил Пригожин, заявив, что зерно это должно идти не просто бедным странам, а только тем, что сотрудничают с ЧВК «Вагнер». Однако так или иначе масштабных изменений не произошло. Российские фермеры, например, говорят, что не заметили никаких перемен.

Кремль, кроме того, хотел связать продление сделки с возобновлением запуска аммиакопровода, служившего одним из источников поставок удобрений на экспорт, в сторону Одессы, но этого тоже не произошло. То есть Россия не была удовлетворена сделкой, но стремление заложить основы для дальнейшей дружбы с Турцией возобладало.

Европейские и британские власти вроде бы выразили готовность пересмотреть часть санкций в отношении российских аграрных компаний и поставщиков удобрений. Об этом говорится вскользь, но России очень нужно, чтобы хоть какие-то санкции были «отыграны обратно». Россельхозбанк, например, хотел бы обратно подключить SWIFT, и эта тема даже начала обсуждаться в Европе. Однако я сомневаюсь, что дело зайдет так далеко: может быть, банку разблокируют корсчета в Америке, но вряд ли вернут SWIFT. Здесь идет сложная игра, и экономическая составляющая играет для России далеко не первую роль, Москва готова поставить на кон достаточно много, чтобы иметь хоть какие-то прецеденты снятия санкций.

— Так ведь и обещали России, что санкции не будут касаться судов с зерном и удобрениями, но дело оказалось не в санкциях, а в нежелании частных европейских компаний иметь дело с российским бизнесом: страховщики не хотели страховать, порты не хотели принимать и так далее. Получается, правительства Европы могут снять или смягчить какие-то санкции, но проблемы это не решит. Или Россия рассчитывает, что европейский бизнес тоже смягчится?

— Я не знаю, на что Россия рассчитывает, но неготовность работать с ней только растет. И появляются вещи совершенно неожиданные. Допустим, после 5 декабря (дата вступления в силу нефтяного эмбарго. — И. Т.) все поставки нашей нефти могут быть осложнены тем, что большинство страховых компаний откажутся страховать танкеры с ней. Какая-то страна может сказать: нам все равно, мы готовы покупать эту нефть, даже если ее будут везти на незастрахованном судне. Но тут Эрдоган заявляет, что закрывает проливы для судов, не застрахованных по международному реестру, так как если с незастрахованным судном в проливе случится какое-то бедствие, то непонятно, кто будет возмещать ущерб. А это уже новый момент.

— Так это же наш друг Эрдоган, с которым российский президент, наверное, рассчитывает договориться?

— Посмотрим, на каких условиях. Я думаю, все это — элементы какого-то сложного торга, в котором договоренности живут несколько дней, а потом появляются новые подводные камни. Турция из этого конфликта извлекла для себя максимум пользы, включая и транзитные возможности, и проливы, и посредничество в переговорах, и участие в параллельном импорте в Россию. В прошлом году она была пятым по обороту торговым партнером России, а теперь вышла на второе место после Китая, то есть масштаб немаленький. Возникающие при этом препятствия со временем преодолеваются, но за некую цену. Напомню, что Турция еще просила скидки на газ.

— Там не просто о скидках на газ речь идет, а о том, что вы нам газ давайте сейчас, а заплатим мы через два года.

— Совершенно верно.

— Россия собиралась создавать страховые компании, которые будут обеспечивать, в частности, прохождение судов. Гарантии российского государства разве менее надежны, чем международный реестр?

— Такие компании Россия уже создала, это дело несложное. Но не очень понятно, как будет выплачиваться страховое возмещение, когда российские банки под санкциями, а все платежи крайне затруднены. Хотя решение найти можно. От западного финансового рынка российские банки отлучены, но можно открыть корсчет в каком-нибудь турецком банке и положить там депозит, который гарантирует платежи по страховым договорам, если вдруг возникнет необходимость. И проблема будет снята. Эти суда ведь не стоят в Босфоре по пять месяцев, они прошли и ушли. То есть страховой суммы на два-три судна, постоянно находящейся на счете, вполне достаточно.

— Россия добивается снятия санкций с Россельхозбанка для проведения платежей через него. Это то же самое, что в торговле газом через Газпромбанк, который не под санкциями?

— Именно так.

— И кто с этим не согласен?

— С этим пока никто не соглашается. С одной стороны, здесь мы видим абсолютно циничный подход. Газпромбанк выступал как агент «Газпрома», получающий платежи за газ. И когда Путин объявил, что за российский газ должен рассчитываться в рублях, то стало невозможно делать это без посредничества Газпромбанка.

— А газ был нужен.

— Да, и западные страны, понимавшие, что газ покупать надо, и согласившиеся на расчеты в рублях знали, что держать под санкциями Газпромбанк невозможно.

В случае с зерновыми операциями и вообще с сельским хозяйством поставки в Европу не идут, то есть санкции вводили те, кому от российских зерновых поставок ни холодно ни жарко.

С другой стороны, есть и техническая проблема. Как мы знаем, Газпромбанк не попал в список банков, которым отказали в работе со SWIFT еще в марте этого года, а затем он не попал и под некоторые другие ограничения. Но одно дело — добиться, чтобы против тебя не вводили санкции, и совсем другое — обеспечить снятие уже введенных, для этого необходимо единогласное решение всех стран ЕС, которого, что-то мне подсказывает, добиться сейчас ну никак невозможно.

— Российское зерно практически никогда и не шло в Европу. Кому эти поставки нужны?

— Идут они в основном, если говорить об объемах поставок, в Египет, Иран и Турцию, но нужно учитывать также и масштаб зависимости отдельных стран от импорта российского зерна. А здесь картина довольно впечатляющая: 20 стран Африки закупают у нас более трети всего своего зернового импорта, а 10 из них — Египет, Судан, Мадагаскар, ДРК (Демократическая Республика Конго. — Ред.), Бенин, Конго, Танзания, Буркина-Фасо, Бурунди и Руанда — более половины. Для всех этих покупателей, полагаю, цена важнее качества. На покупке у России можно существенно экономить, потому что она поставляет зерно не самых высоких категорий.

— Третьего класса. То есть практически кормовое.

— Здесь нет проблемы в том, насколько фундаментально отличается мука, полученная из зерна высшей категории или второй, — это не очень принципиально. Проблема в другом:

— А какое зерно у Украины? И кто его покупает?

— Я небольшой специалист в сельском хозяйстве, но у Украины есть возможность продавать зерно и в Европейский Союз, который не прекращал покупать продовольственную продукцию в Украине и во время войны. Туда идет много растительного масла, в отличие от российских поставок, и даже более экзотических товаров вроде меда. Хотя на многие эти виды продукции действуют квоты, украинские поставки более диверсифицированы.

Но в 2000 годы, когда Украина еще только становилась крупным сельскохозяйственным поставщиком, самые легкие пути выхода на международные рынки вели через те же развивающиеся страны. И на этих рынках она тоже частично закрепилась. Ливия, Тунис, Сомали, Эритрея — это страны, в значительной степени зависящие от украинских поставок. Та же Сомали в 2020 году получала зерно по импорту только из двух источников: Украины и России. Я бы сказал, что Россия и Украина уже давно конкурируют в поставках зерна на рынках мирового Юга.

— И если бы не спецоперация, то и сейчас российское зерно по-прежнему конкурировало бы с украинским?

— Безусловно.

— Украина заинтересована в том, чтобы блокировать Россию как продавца зерна? И наоборот тоже?

— Так и есть. Но объемы были разными до 24 февраля, российские — существенно больше. В 2020 году, например, Россия была самым крупным экспортером зерна в мире с объемом в 38,5 миллиона тонн, а Украина — только пятым с 16 миллионами.

— Зачем тогда Россия объявляла эмбарго на вывоз зерна, которое действовало до июля?

— Российский рынок зерна за последние лет десять интернационализировался и серьезно ориентируется на мировые котировки. Цена на российском рынке в принципе повторяет цены на мировых товарных биржах. После 24 февраля цены на зерно в мире очень сильно подскочили, в марте этого года по сравнению с летом 2021-го цена была выше раза в два. Сейчас она выше прошлогодних котировок всего на 15–20%, то есть с максимумов упала более чем на треть, но ценовой «навес» в мировом масштабе остался.

Естественно, в России все производители ориентируются на мировые рынки. Условно говоря, можно было не продавать зерно переработчикам в РФ, а вывезти его на внешние рынки и продать там гораздо дороже, тем более что российский рынок, по сути, открыт из-за режима Таможенного союза: вы можете отправлять зерно в Казахстан, а оттуда оно уйдет дальше. Поэтому еще в марте Россия закрыла экспорт даже в ЕАЭС, кроме вассальных Белоруссии, Южной Осетии и Абхазии.

— Но тут выяснилось, что России экспорт зерна закрывают «снаружи».

— Да-да. Так или иначе в стране скачка цен не случилось. Аграрии были очень недовольны, я помню такие разговоры еще в апреле. Они возмущались: у нас, мол, появилась возможность раскрутиться, хорошо продать зерно, проинвестировать в новую сельхозтехнику, семена и так далее, а нам вдруг показали такую дулю.

— В итоге аграрии не то что раскрутиться — они вообще свою продукцию продать не смогли. Они одной из причин называют то, что пока Россия сидела под собственным эмбарго, все сделки уже были заключены, производители в других странах разобрали всех покупателей. Получается, в мире предложение зерна так сильно превышает спрос, что можно быстро заменить все российские поставки?

— Мировой рынок зерна организован гораздо сложнее. Во-первых, российский экспорт не так уж и велик по сравнению с общим объемом мирового потребления. Если говорить о нефти, там это более наглядно: например, страны Персидского залива добывают огромное количество нефти, которое сами не могут использовать, и продают ее за рубеж. То же самое — в России и в других странах. Нефть предельно интернационализирована, трансграничные объемы продаж в 2021 году составили почти 75% от объема мировой добычи.

С зерном соответствующая доля составляет порядка 12–15%, российский экспорт — это около 4% мирового потребления в 787 млн тонн. Никто не готов в этом настолько зависеть от других стран. Возможности выращивать зерно, конечно, не одинаковы по всему миру, но они распределены гораздо равномернее, чем возможности добывать нефть.

Что касается зерна, то основной удар пришелся на пшеницу, но по большому счету, если в какой-то стране не хватает пшеницы, то можно перемолоть и кукурузу, речь идет о выживании, а не о высокой кухне. И поэтому появившиеся дыры были заполнены, в том числе и альтернативными культурами.

— Дело же не в том, можно заменить или нельзя, а в ценах. Я напомню вам историю 2010 года, когда российское эмбарго на экспорт пшеницы привело к ее подорожанию в мире и в итоге к «арабской весне».

— Безусловно, на цены это влияет. Правда, в тех странах, кроме роста цен, я думаю, были и другие факторы.

— Но рост цен на продукты стал триггером. А сейчас тоже, как вы сказали, был скачок.

— Скачок был действительно очень мощный. И шум, который поднялся весной и в начале лета, был порожден тем, что люди в развивающихся странах действительно боялись, что их продовольственная безопасность не будет обеспечена. Это правда. Но сегодня напряженность в значительной мере спала. Сейчас оснований для какого-то серьезного роста цен на ресурсы, в том числе и на продовольствие, нет: все ждут рецессии и снижения спроса. Хлеб — это, конечно, продукт, от которого в бедных странах будут отказываться в последнюю очередь, поэтому резкого снижения цен здесь не будет. Но все равно давление на цены вниз гораздо сильнее, чем давление на них вверх.

— Кубанские фермеры мне жаловались, что не могут продать урожай этого года, а значит, не могут купить все нужное для урожая будущего. Причину они описывают так: их зерно шло в основном в Грузию и в Армению, и вдруг неизвестные российские компании стали отправлять на те же рынки массу зерна, привезенного из Украины. По утверждениям фермеров, зерно это было таким дешевым, что цена оказывалась ниже себестоимости на Кубани. Если это так, то это ведь тоже фактор давления на цену вниз?

— С одной стороны, к моменту начала спецоперации часть украинского урожая прошлого года действительно была складирована в портах. Что-то, видимо, погибло в Мариуполе или в Херсоне, но что-то оставалось. Были и хозяйства, из которых запасы зерна не вывезли. А на юге Украины — в Херсонской области, в Запорожской, которые оказались частично под контролем России, — были очень большие сельскохозяйственные холдинги. Вполне возможно, что довезли его [зерно] до портов и стали пытаться куда-то продать по демпинговым ценам.

— Президент Путин обвинял Евросоюз в том, что вывезенное из Украины по сделке зерно пошло не в африканские, а европейские порты. То есть его съели не жители беднейших стран, а европейцы. Они действительно объедают народы Африки?

— Часть зерна действительно ушла в Европу. Но какое до этого дело президенту Путину? Вообще-то у украинских производителей могут быть свои обязательства по поставкам, они могут иметь обязательства погашать какие-то кредиты, могут продавать туда, где дороже. Я слышал эти обвинения, но не понимаю, почему нужно везти зерно непременно в беднейшие страны.

— А куда же? Когда Россию убеждали поддержать «зерновую сделку», объясняли, что иначе в беднейших странах наступит голод.

— Дело не в этом. Мировой рынок — это единое пространство. Если рынок чувствует дефицит — цены поднимаются. Если рынок чувствует, что в какой-то точке спрос начинает падать — цены снижаются. Сегодня, например, нефть падает в цене во многом потому, что Китай, согласно некоторым утечкам, понизил объемы закупок.

Рынок — это как сообщающиеся сосуды: в одно место влили — везде уровень поднялся. Даже если украинцы завезут «лишние» несколько миллионов тонн зерна в Европу, это будет означать: на рынке появилось дополнительно несколько миллионов тонн зерна. Значит, какое-то свое субсидированное зерно европейцы продадут в Латинскую Америку, например, или еще куда-то. Так что я бы не преувеличивал значение того, куда пошло украинское зерно — в Намибию или в Португалию. Влияние на общемировые цены будет одинаковым.

— Но почему европейцы как будто оправдывались?

— Именно потому, что перед заключением сделка обосновывалась тем, что страдают покупатели зерна в беднейших странах. Но ЕС, Канада, США — это всё нетто-экспортеры (страны, которые в совокупности продают на экспорт больше товара, чем импортируют. — И. Т.), то есть они не будут покупать много украинского зерна. Естественно, самый очевидный адресат — страны, покупавшие украинское зерно в прошлые годы. Вероятно, так и планировалось. Но если что-то и не пошло в Африку или на Ближний Восток, в этом нет никакой трагедии. Куда бы ни было продано это зерно, оно где-то ослабило давление на рынок, где-то уменьшило дефицит — соответственно уменьшилось число регионов с нехваткой продовольствия.

— А может быть, у российских властей в головах такая картина, что речь идет не совсем о рынке? Раз мы говорим о беднейших странах, то Украина, как предполагает Путин, должна зерно туда отвезти бесплатно, только под это мы и соглашаемся на сделку?

— Вообще-то Путин, мы уже вспоминали, сам предложил небольшую партию российского зерна действительно отвезти в те страны бесплатно.

— Вот именно.

— Но 500 тысяч тонн, которые он предложил, погоды не делают, потому что общий объем зерновой торговли — около ста миллионов тонн. Кому-то, может быть, эта российская партия и поможет, но Продовольственная программа ООН закупает для бесплатной раздачи в бедствующих странах гораздо больше.

И это очень важно для региональных компаний страны, где 5–6 областей живут за счет сельского хозяйства, где все цепочки были отлажены — и вдруг все встало. Ситуация была тяжелая, потребовались бы какие-то дотации фермерам, государственные кредиты, что-то подобное. Если по итогам сделки проблема хотя бы частично рассосалась, если фермерам пошли реальные деньги, это спасение.

— Те 500 тысяч тонн, которые предложил президент Путин, за чей счет пойдут бедным странам? Это помощь каким-то агрохолдингам, которые не смогли продать зерно, а теперь у них государство его купит для бесплатной раздачи? Или самим фермерам предложено заняться благотворительностью от имени президента? В чем смысл этого жеста?

— Здесь нужно разбираться, но, я думаю, речь идет о выдаче запасов из Росрезерва или интервенционного фонда Россельхоза. Каждый год идут большие закупки в государственные резервные фонды, но они не могут храниться десятилетиями. Деньги за эти закупки давно выплачены из бюджетов прошлых лет. Если в порядке благотворительности вы отправляете 500 тысяч тонн бедным странам, то в хранилищах освобождается место под закупки на этот год. Вы можете склады разгрузить и сказать, что сделали большое благое дело, а потом соответствующий объем купить у фермеров по госзакупочным ценам.

Разные страны делают то же самое перманентно. Разные государства оказывают продовольственную помощь именно за счет тех объемов зерна, кукурузы и других продуктов, которые они выкупают у своих фермеров для поддержания спроса. В самом по себе явлении нет ничего экстраординарного.

— Получается, что сама по себе «зерновая сделка» России ничем не помогла, ничем не помешала, просто пришлось согласиться, чтобы не ссориться с Турцией?

— В общем и целом она не привела к тем результатам, на которые Россия рассчитывала. Когда сделку заключали, было, видимо, ощущение, что Украина находится в очень тяжелом экономическом положении, что эта сделка нужна безумно и самой Украине, и, как говорят наши правители, «западным хозяевам киевской хунты», поэтому те должны пойти на какие-то уступки. Думаю, это ощущение доминировало. Потом выяснилось, что ни на какие уступки никто по большому счету так и не пошел. В итоге в Москве, по моему мнению, сильно разочаровались, поэтому Россия и пыталась сделку торпедировать. Но выяснилось, что это не так легко, в первую очередь — из-за Эрдогана.