Может быть, «торговать можно и с каннибалами»… Может быть, и можно… Но можно ли покупать у них человeческие черепа для подсвeчников — я не знаю. И можно ли покупать бревна, пропитанные потом, кровью и слезами рабов ОГПУ, — я тоже не знаю.
Борис Солоневич (русский писатель и общественный деятель, заключенный СЛОНа и Белбатлага)
Используя труд заключенных для производства экспортной лесопродукции, белорусский режим фактически косплеит практику из советского прошлого. В 1920–1930-х годах СССР, отчаянно нуждавшийся в дефицитной валюте для закупки западного оборудования и форсированной индустриализации, решал этот вопрос во многом за счет экспорта древесины.
В 1929 году удельный вес лесоматериалов в составе экспортируемых из СССР товаров составил 16,6%. За 1929–1932 годы доля СССР в мировом экспорте лесных материалов в стоимостном выражении выросла с 10,7% до 19,5%. В первой половине 1930-х годов СССР стал мировым лидером по экспорту хвойных пиломатериалов. Эта продукция поставлялась во многие европейские страны и даже в США. Главными экспортерами являлись Великобритания, где в 1929 году удельный вес советской древесины в 1929 году составил 49,2%, Нидерланды (16,9%), Германия (16,1%). За 1926–1930 годы доля пиломатериалов из СССР на английском рынке возросла с 13,4% до 30,9%. В целом за 1929–1937 годы экспорт древесины принес СССР больше валютных доходов, чем продажа других видов продукции.
Заготовка и переработка древесины требовала рабочей силы, причем в малонаселенных северных районах страны. Сталинский режим нашел простое решение, использовав принудительный труд заключенных исправительно-трудовых лагерей.
При минимальных вложениях одновременно решался и вопрос содержания быстро растущего числа лагерников — они должны были сами зарабатывать себе средства на жизнь.
Эта «экономическая модель» была впервые протестирована на островах Соловецкого архипелага в Белом море, расположенных всего в 150 км южнее Полярного круга. Здесь, в старинном православном монастыре-крепости XV века, закрытом большевиками, в 1923 году был организован страшный «советский Алькатрас» — Соловецкий лагерь особого назначения для политических и уголовных заключенных, подчинявшийся советской политической службе госбезопасности — ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление). Этот лагерь стал предтечей будущей системы ГУЛАГа. Сюда попадали по сфабрикованным делам о вредительстве, саботаже и шпионаже технические специалисты, представители старой русской интеллигенции, бывшие помещики и кулаки, церковники, вернувшиеся в СССР эмигранты, участники Белого движения и крестьянских антисоветских выступлений. Лесозаготовки стали ключевым элементом «экономики» лагеря. С 1928 года вырубаемый в Соловецких лагерях лес практически полностью отправлялся на экспорт.
Фото: из архива
С началом масштабных политических репрессий в конце 20-х годов и лавинообразно растущим числом заключенных «лесные» отделения Соловецкого лагеря появились на материковом побережье Белого моря — территории сегодняшней Республики Карелия, Архангельской и Мурманской областей. В конце 20-х годов — первой половине 30-х из портов на Белом море вывозилось 40–50% всего объема советского экспорта лесных ресурсов, 60–70% которых составляли пиломатериалы. Если в 1927 году экспорт из этого региона составлял 2 млн кубометров, то в 1930-м — уже 3,6 млн.
По свидетельствам заключенных, Соловецкие лагеря «были местом, предназначенным для медленного и мучительного истребления людей». Единственный закон — воля начальства.
Нарушителей усмиряли побоями и карцером. «Неисправимых» и опасных, как казалось начальству, заключенных расстреливали. Казненных затем списывали как умерших от болезни. Практически вся работа в лесу, включая переноску и погрузку бревен, выполнялась вручную. Чтобы заставить заключенных работать, персонал применял садистские методы. Неспособных выполнить дневную норму оставляли в лесу на сутки и более даже в зимнее время, их избивали, загоняли в море в ледяную воду или обливали водой на морозе. Плохо работающего заставляли раздеться и разуться и в таком виде встать на пень на виду у конвоиров. Зимой люди страдали от холода, а летом — от гнуса.
Непосильный труд, скудное питание, скученность и антисанитарные условия жизни, отсутствие медицинской помощи были причиной того, что у большинства лесорубов диагностировался целый ряд заболеваний: туберкулез, истощение, анемия, цинга, болезни сердца. Некоторые от безысходности кончали жизнь самоубийством, занимались членовредительством. Были случаи отрубания себе частей рук или ног, чтобы избежать каторжного труда.
План должен был выполняться любой ценой под лозунгом «Лес — валютный цех страны!». В январе 1930 года начальник Управления Соловецкого лагеря особого назначения издал приказ, в котором говорилось:
«Никакого оправдания плохой погодой, недостаточным питанием и т.д. при лесозаготовках не будет приниматься во внимание».
К концу 1920-х годов западным странам было уже известно немало о масштабном использовании принудительного труда заключенных в советских концлагерях, применявшихся там пытках и издевательствах, а также о жесточайших условиях, в которых проводились лесозаготовки.
Главным источником информации стали свидетельства бывших узников, которым удалось сбежать на Запад. Моряки иностранных судов, заходивших в советские порты за древесиной, могли не только видеть, но и общаться с заключенными, работавшими на расположенных поблизости лесозаводах. Известны истории, когда заключенные кровью оставляли на предназначенных для экспорта бревнах и досках призывы о помощи, тайком закладывали в штабеля письма с целью оповестить Запад о тяжелой участи узников в СССР. Некоторые из таких писем попадали на иностранные пароходы при погрузке леса и достигали адресата.
В мире началась кампания протеста против рабского труда, большие статьи о советских местах заключения были опубликованы в немецкой, французской, английской и американской печати. Положение заключенных в Советском Союзе сравнивалось с результатами проведенного Лигой наций расследования рабства в Либерии. А широко распространившиеся слухи об использовании советскими властями труда заключенных даже побудили Британское антирабовладельческое общество (Британское и иностранное общество борьбы с рабством — British and Foreign Anti-Slavery Society) начать расследование.
Хотя советская верхушка не испытывала угрызений совести по поводу использования заключенных как рабов, у нее было основание тревожиться о том, что будут говорить о лагерях СССР за границей.
В связи с мировым экономическим кризисом, разразившимся в 1929 году, цены на лесные ресурсы и материалы на мировом рынке существенно снизились. Тем не менее СССР продолжал ежегодно вывозить миллионы тонн лесных товаров.
Западные компании и профсоюзы все больше беспокоила экономическая угроза от расширения системы советских лагерей и наращивания экспорта произведенных заключенными лесоматериалов, поставлявшихся на мировые рынки по относительно низким ценам. Факт использования труда заключенных на лесозаготовках стал предлогом, чтобы установить эмбарго на поставку древесины из СССР.
В 1930 году Конгресс США принял закон Смута–Хоули, дававший право директору Таможенной службы США своей властью запретить ввоз в страну товаров, о которых имелась достоверная информации, что они произведены заключенными. В том же 1930 году США ввели эмбарго на импорт лесоматериалов из трех северных губерний СССР. Примеру США последовала Канада. Ограничения на ввоз советских товаров ввели Франция, Югославия, Венгрия, Румыния. В Великобритании шли дебаты о запрете импорта древесины, произведенной советскими заключенными, на основании закона о заграничных товарах, произведенных в тюрьмах.
Советское руководство выбрало привычную стратегию защиты, опровергая информацию об использовании принудительного труда заключенных в СССР как недостоверную и клеветническую.
Была организована пропагандистская кампания против западных санкций, в которой задействовали работавших в СССР лесорубов из Америки, Канады, Германии, зарубежных и советских интеллектуалов. Лейтмотивом звучала мысль о том, что «даже тени принудительного труда не встречается на советских лесозаготовках», повсюду «довольные и радостные лица, бодрая ударная работа…». Рассказы сбежавших из СССР в европейский страны узников лагерей называли ложью преступников, осужденных за убийства и растление малолетних. Утверждалось, что американское эмбарго вводилось с целью защиты американских экономических интересов, а не из моральных соображений.
Лесозаготовки для строительства Нижне-Свирской ГЭС, работают заключенные. Начало 1930-х гг. Фото: bessmertnybarak.ru
Также в СССР были приняты меры по сокрытию внешних следов участия заключенных в производстве экспортной лесопродукции: на экспортных товарах запрещалось ставить клейма лагерей, из документации хозяйственных организаций исчезли упоминания о заключенных, было приказано исключить использование заключенных на погрузке лесоматериалов на иностранные суда и исключить контакты представителей иностранных компаний с должностными лицами ОГПУ.
Перед приездом в районы лесозаготовок международных комиссий в спешном порядке уничтожались следы: разбирали бараки и карцеры, караульные вышки, ограды из колючей проволоки, срывались и сжигались все лагерные объявления, приказы, плакаты. Самих заключенных заставляли сменить лагерную одежду на «гражданскую» и переводили с территорий, где могли побывать иностранцы (например, расположения основных экспортных лесозаводов), на работы, не связанные с лесом. Так, например, происходило в начале 1931 года перед приездом представителей английских профсоюзов. В результате таких «зачисток» проверочные комиссии не могли подтвердить информацию о заготовке леса на экспорт заключенными.
Лесоповал был одной из самых распространенных «специализаций» лагерей ГУЛАГа. До крушения СССР тема использования труда заключенных в лесной промышленности была исключена из советской истории, а ее исследование считалось преступлением.
А санкции стран-импортеров оказались недолго живущими. Так, в США они были отменены в марте 1933 года после вступления в должность нового президента Франклина Рузвельта, который установил дипломатические отношения с СССР и отменил эмбарго на импорт леса. Хотя на частном уровне бойкот нередко продолжался.
Даниил Альшиц. Фото: из архива
В воспоминаниях известного советского ученого и писателя, ветерана Второй мировой войны Даниила Натановича Альшица, который сам отбывал срок в Каргопольлаге — лесоповальном лагере в Архангельской области, упоминается, что осенью 1951 года в английской печати развернулась кампания за прекращение закупок советского леса, поскольку он добыт каторжным трудом заключенных. Одним из поводов к этому стали сообщения, что при разгрузке доставленных из СССР партий леса были обнаружены прибитые к бревнам гвоздями отрубленные человеческие ладони. Альшиц подтвердил возможность такого события и в том же году написал стихотворение «Лесоповал», в котором от первого лица описывается история калечащего себя заключенного. Его друзья прибивают ладонь к бревну, которое прибывает в северный советский порт, где его видит иностранный капитан.
Чужой капитан покачал головой,
Табачной окутался синевой,
Плечами пожал, процедил: «Yes!
Мой народ не берет окровавленный лес».
На мостик ушел он зол и угрюм.
Пустым в лесовозе остался трюм.
