Когда Российский книжный союз опубликовал свое нашумевшее обращение в Госдуму с просьбой проверить классическую литературу на соответствие традиционным ценностям, это выглядело, в общем, логическим продолжением того абсурда, в котором мы все в последнее время живем.
В здоровые времена такой заход — и содержание просьбы, и перечень предлагаемых для проверки произведений — можно было бы посчитать тонким стебом, но сейчас это воспринимается исключительно как проявление инстинкта самосохранения. Дело в том, что принятый в первом чтении (20 октября) законопроект о запрете ЛГБТ-пропаганды и нетрадиционных отношений крайне осторожен в терминологии: ни книгоиздатели, ни авторы, ни читатели до сих пор так и не смогли выяснить, что именно им запрещают.
- Будет ли полный запрет на литературу, каким-либо образом упоминающую ЛГБТ?
- А будут ли изымать уже напечатанные книги с этой тематикой?
- А если книга написана автором нетрадиционной сексуальной ориентации, но в самой книге об этом ни слова?
Попытаемся суммировать все главные вопросы и немногочисленные ответы и разобраться наконец в составе будущих преступлений и наказаний.
Начнем с банальности. Сам по себе законопроект однозначно противоречит Конституции РФ. Причем, будем педантичны, сразу по нескольким статьям главы второй («Права и свободы человека и гражданина»). Помимо того теперь общего места, что
Конституция запрещает цензуру (29.5), она запрещает также любые ограничения прав граждан по признакам социальной или религиозной принадлежности (19.2), а также разрешает свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними (28).
Таким образом, попытка поставить православные (называемые из мнимой толерантности «семейными») ценности выше любых других — изначально вне закона. Впрочем, кого это интересует. Интересует всех сейчас другое: что депутаты имеют в виду под словом «пропаганда»?
За неимением лучшего, обратимся к толковому словарю:
«ПРОПАГАНДА. Распространение в обществе и разъяснение каких-н. воззрений, идей, знаний, учения. Агитация и п.». (Словарь Ожегова и Шведовой).
Итак, по нормам русского языка, составители законопроекта имели в виду, что запрещаемые книги должны быть чем-то вроде брошюрок по секспросвету, популярно объясняющими прелести нетрадиционной сексуальной ориентации и агитирующими массово менять пол.
Много ли существует в России таких книг? Ответ зависит от интерпретации и интеллекта отвечающего. Собираются ли депутаты следовать в поиске этих книг нормам русского языка? Еще более философский вопрос, потому что практика показывает, что с родным языком у них общение, мягко говоря, не сложилось. Кроме того: а что вообще такое «традиционные ценности»?
Что, например, имеет в виду Петр Толстой, когда говорит: «Мы вступили в решающий этап битвы за наши традиционные семейные, моральные и религиозные ценности, итогом которой может быть только победа»?
Повторим: согласно Конституции, приоритета религии в РФ быть не должно. Как мы понимаем, личная жизнь — тоже дело и право каждого. Но все-таки
- где, согласно логике законодателей, граница между «традиционным» и «нетрадиционным»?
- Развод — это традиционная для России практика или нет?
- Отношения партнеров с большой разницей в возрасте? Отношения представителей разных конфессий?
- Разных гражданств?
- А жителей разных городов?
В отношении книжного рынка все эти вопросы являются еще более больными: чтобы написать произведение, автору, очевидно, придется почувствовать себя сапером на минном поле, и создавать неженатого или разведенного героя без, как минимум, двух детей, воинского звания и духовного сана будет больше нельзя. В этом смысле будущий закон будет, видимо, похож на закон о дискредитации армии: поскольку никто не знает, что именно считается дискредитацией, под это понятие можно будет подогнать все нежелательное.
Основное и самое очевидное последствие — страх и самоцензура.
Следить за всем нежелательным извне — сложно, и вместо властей этим будут заниматься сами авторы, книгоиздатели, владельцы книжных магазинов, боящиеся многотысячных штрафов. За страхом последуют отказы в публикации или, как минимум, в пиаре, за отсутствием пиара — отсутствие читателя.
Наконец, самый главный вопрос: как действительно быть с классикой? С суицидальным монологом Катерины из «Грозы»?
С педофилией Ставрогина из «Бесов»? С наркоманией в «Морфии» Булгакова? С изменами в «Тихом Доне» и «Анне Карениной»? А надо ли изъять отовсюду все собрания стихов Марины Цветаевой и Михаила Кузмина? А Маяковского? Александр Хинштейн в комментарии «Коммерсанту», уверил интервьюера, что, скажем, «Лолита» Набокова «пропагандой точно являться не может». Роман, который в порнографичности обвиняли все, начиная с Ахматовой.
