— Николай Карлович, а зачем сейчас нужен президентский Совет по правам человека*? Разве это не симулякр?

— Я думаю, что он все-таки нужен. Если есть малейшие шансы помочь кому-то — слава богу. Конечно, СПЧ значительно слабее, чем он должен быть и чем был. [Спецоперация] — это не лучшее время для правозащитников и вообще для исполнения любых законов обычного времени. Это время очень радикальное, опасное и очень склонное к экстремизму, насилию и репрессиям.

— Принята концепция «Основ», скажем так, правильной жизни. Ее подписал президент. Это новая идеология? На чем она основана, на ваш взгляд?

— Конечно, это — идеология, несмотря на то, что она запрещена в Конституции РФ.

— Среди этих «Основ» есть коллективизм. Что это? Мы возвращаемся в СССР?

— Что такое коллективизм? Это то, чем хвалят Советский Союз — причем безосновательно. Это способ перекладывания ответственности: «Кто отвечает: «Мы. Не я один». Все это безответственность, больше ничего.

— Но не значат ли эти «Основы», что вопросы легитимности власти, в том числе и президента Путина, перемещаются из правового поля и даже из поля, которое принято называть «общественным договором», в какую-то иррациональную плоскость, превращаются в верование?

— К этому все идет. Нынешняя власть очень любит мистику и очень не любит все рациональное. Поэтому все [государственная политика] превращается в набор предрассудков, в мистику.

— В 2020 году вы говорили: «раствор Шариковщины и национализма очень силен во время кризиса», и нейтрализовать эту смесь можно, только поборов кризис. И как это сделать?

— Шариковщина сейчас — это основа режима. Раствор непобедим, потому что идет [спецоперация]. (…)

— Милитаризм, реваншизм, имперскость — откуда все это взялось, как быстро выветрится?

— Все исходит от несменяемости власти. Несменяемая власть абсолютно контрпродуктивна. (…) Внутренних достижений в стране нет: ни экономических, ни социальных, ни политических.

— В России много говорят об объединении с союзниками, но на деле этого не видно. Почему у РФ нет союзников?

— Мы сделали все, чтобы нас боялись, как огня. Нами детей пугают, и не только украинских. Мы для всего мира сейчас — Шариков с револьвером. Мы не привлекательны, мы страшны. Этот страх сопряжен не с уважением, а с недоверием и презрением. Сейчас говорить об объединении бессмысленно, и это очень недалекая позиция.

— В октябре 2020 года вы говорили, что после Путина придет хунта. Все к этому идет? И хунта — это кто: силовики или силовики плюс чиновники, или какой-то еще конгломерат социальных групп?

— Хунта — один из вероятных вариантов. После, по-видимому, неудачного диктатора будет коллективное правление, то есть — хунта. Скорее всего, силовая, возможно, с вкраплением гражданских. Прежде всего, это может быть ФСБ.

— Сейчас целый ряд политологов заговорили о федерализме как о единственно возможной стратегии будущего. Вы согласны с этим? Или видите еще какие-то возможности?

— Федерализм — это идеальный вариант для нас. В наших исторических традициях — очень опасных и недемократических — любой человек, пришедший к власти, будет соблазнен идеей диктатуры.

— «Каждый человек, какой бы неприметной ни была его роль в обществе, должен попытаться не усиливать напряженность, которая существует между людьми», — говорил Гессе. Сейчас российское общество сильно расколото — по абсолютно разным плоскостям. За СВО и против, за демократию и за авторитаризм, те, кто уехал, и те, кто остался, «правильные патриоты» и «неправильные»… Есть ли у российского общества возможность найти консенсус, создать новый «общественный договор», пусть даже и не сиюминутно? На чем он может строиться?

— Он должен строиться на национальном выживании. Сейчас наиболее велика угроза существованию нации. В последние годы было много сделано для ее ухода с исторической арены. Это может быть консенсусной основой. Но в нынешних условиях это вряд ли реализуемо. Для переосознания населению нужно много времени, сейчас люди подвергаются серьезному давлению пропаганды. Человек хочет нейтрализовать свои внутренние проблемы победами над телевизионным врагом. Когда осознание придет — это будет большим психологическим ударом, но только тогда можно будет достигнуть консенсуса.

— Как-то вы говорили, что в России нет интеллигенции. Почему? Куда она делась?

— Интеллигенция рассосалась. Была — и нет. Она существовала около полутора веков. Она опустилась, ей не до разговоров на кухне о высоком. Частично она ушла в номенклатуру, частично уехала.

— А где тот момент, когда интеллигенции в России не стало?

— Я думаю, в 80-х годах. Возможно, она была разочарована в результатах перестройки и потерялась в изменившейся ситуации.

Процветает неуважение к науке и фундаментальным знаниям. Интеллигенция потеряла свой статус и вышла в исторический тираж. Это беда.

— В целом общество в России сейчас есть или нет? А если есть, то существуют ли у него возможности, силы и желания как-то влиять на власть, на жизнь страны, на свое будущее?

— Я часто думаю над этим. У нас нет общества — то, что у нас есть, не называется обществом. Общество — это совокупность мыслящих и ответственных граждан. Поэтому мы не можем оказать влияние на власть. Мы идем за властью, а не показываем ей дорогу.

— То есть все-таки «население» — как часто говорят в телевизоре?

— Да, к сожалению, население. На данный момент это так. ХХ век сильно ударил по генокоду нашего народа, выбив лучших людей. Почти сто лет отрицательного отбора — это не могло хорошо кончиться.

— Журналистика в России фактически под запретом. Как вы оцениваете будущее российской журналистики? И есть ли оно вообще? Есть мнение, что сейчас не стоит поступать на факультеты журналистики.

— Сейчас в России журналистики нет. Это труп профессии под названием «журналистика». Я мысленно спрашиваю у первокурсников: «Ребята, зачем вы пришли? Чего вы ждете от профессии?!» Сейчас профессии нет, но она будет снова, когда будет другая страна.

Сейчас не время для гуманитарных профессий, они все будут отравлены машиной пропаганды. Сейчас не время для гуманитариев. Режим ненавидит гуманитариев, он их боится.

— Вопрос, который волнует многих: как сейчас сохранить себя, отношения с близкими, которые стоят совсем на других позициях, как существовать, например, в окружении, которое не просто не разделяет твое мировоззрение, а стремится уничтожить тебя как его носителя?

— Не нужно вступать в споры, это бессмысленно и глупо. Никто никого не убедит. В споре рождается только конфликт, а не истина. Нужно просто оставаться самими собой, не думая о том, сколько человек против тебя, а сколько за. Внутренне аргументированного осознания собственной правоты вполне достаточно.

— Многие из ваших прогнозов сбылись. Сейчас вы можете спрогнозировать будущее страны и общества?

— Знаете, по натуре я — оптимист, но ближайшее будущее будет очень тяжелым, но мы выберемся, я уверен.

К сожалению, решение о [спецоперации] не имеет обратной силы, и тот негатив, который сейчас идет — он необратим. Он должен весь вылиться.

* Николай Сванидзе — член президентского Совета по правам человека. Исключен президентом из состава совета 17 ноября этого года.