Этот материал выйдет в №9 «Новой рассказ-газеты».
9 ноября, в первый рабочий день после празднования годовщины Октябрьской социалистической революции, президент Путин нашел время прочесть не самый внятный 12-страничный документ и специальным указом утвердил «прилагаемые Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей».
Это, поясняют «Основы», «нравственные ориентиры, формирующие мировоззрение граждан России, передаваемые от поколения к поколению, лежащие в основе общероссийской гражданской идентичности… К традиционным ценностям относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России».
Наше поколение читало от скуки на уроках что-то похожее году в 1965-м на бледно-зеленых задних обложках школьных тетрадок в виде «Законов юных пионеров» — вот они (в последней редакции 1986 года):
«Пионер — юный строитель коммунизма — трудится и учится для блага Родины, готовится стать ее защитником… активный борец за мир… Пионер дорожит честью своей организации, своими делами укрепляет ее авторитет… всегда поступает по совести».
Разве что «поступающие по совести» в сегодняшних реалиях массово отправляются отбывать административный арест, притом что указание в «Основах» на права и свободы человека очень своевременно. А в остальном это прописные истины, вариации на тему «морального кодекса». Спорить тут не с чем, но и повторение этих тавтологий само по себе никак не влияет на поведение тех, кому их вбивают в головы — полвека назад в порядке так называемой политинформации по вторникам, а сегодня в ходе аналогичных школьных «разговоров о главном».
И вроде бы несложно просто пропустить это мимо ушей — что же нас тут так настораживает? Врожденным инстинктом свободы, который силен в юности, а с возрастом у большинства притупляется, мы ощущаем угрозу тоталитаризма, то есть вторжения этого самого «большинства» со своим аршином «будь как все» в сферу, которую мы до сих пор привыкли считать своей частной и защищенной.
Томас Гоббс настаивал на необходимости абсолютной власти «суверена», но оговаривался, что это распространяется лишь на изобретенный им «общественный договор», а в частной сфере каждый волен поступать, как ему нравится. До появления феномена массового общества в начале ХХ века самой идеи «большинства» (не путать с большинством индивидуально поданных голосов) вообще не возникало. Появление фикции «большинства», право говорить от имени которого присваивает себе государство, и создает угрозу поворота от абсолютизма (авторитаризма) к тоталитаризму, когда запреты и предписания, часто нелепые, проникают уже к нам в дом.
Свежеиспеченные «Основы», претендуя быть моральными принципами, а не юридическими нормами с формализованными санкциями, в самом деле не могут быть отнесены к праву хотя бы уж в силу своей размытости, но именно они создают базу для реальных квазиюридических практик. В этом смысле они адресованы не частным лицам и в этом качестве свободным гражданам, а тем, кто уполномочен применять к ним (к нам) разного рода принуждение, — и тут важно, что насилие (принуждение) связано далеко не только с УК или КоАП.
Если в прежнее время пионера застигали с папиросой в зубах, в школу вызывались родители, и это они затем применяли принуждение в виде лишения каких-то ништяков, а коммунисту за любовную интрижку на стороне мог быть объявлен партийный выговор — санкция вроде бы «общественная», но влекшая, например, ограничение на продвижение по службе.
Точно так же это будет работать и сегодня:
соблюдение моральных «Основ» вроде как дело добровольное, но уроки в школе становятся обязательными, а учебники «едиными», да и полицейский больнее наподдаст тому, кто вздумал выкрасить волосы в «нетрадиционный» цвет.
Фото: Сергей Михеев / Коммерсантъ
И так вплоть до депутатов Думы, которые, опираясь на вроде бы никого ни к чему не обязывающие «Основы», вслед за «пропагандой нетрадиционных сексуальных отношений» могут законодательно запретить много чего еще.
Практики будут определять градус репрессий неформально, в том числе через пропаганду нагнетаемой нетерпимости и растяжимость перечня того, что рассматривается как «деструктивное поведение».
«Основы» учат — но не столько нас, сколько тех, кто обладает разной степенью власти над нами, — что «угрозу традиционным ценностям представляют деятельность экстремистских и террористических организаций, отдельных СМИ… действия США и других недружественных иностранных государств, ряда транснациональных корпораций и иностранных некоммерческих организаций, а также деятельность некоторых организаций и лиц на территории России.
Идеологическое и психологическое воздействие на граждан ведет к насаждению чуждой российскому народу и разрушительной для российского общества системы идей и ценностей (далее деструктивная идеология)…», которая (деструктивная) «влечет за собой следующие риски:
- создание условий для саморазрушения общества, ослабление семейных, дружеских и иных социальных связей;
- усиление социокультурного расслоения общества, снижение роли социального партнерства, обесценивание идей созидательного труда и взаимопомощи;
- причинение вреда нравственному здоровью людей, навязывание представлений, предполагающих отрицание человеческого достоинства и ценности человеческой жизни;
- внедрение антиобщественных стереотипов поведения, распространение аморального образа жизни, вседозволенности и насилия, рост употребления алкоголя и наркотиков;
- формирование общества, пренебрегающего духовно-нравственными ценностями;
- искажение исторической правды, разрушение исторической памяти;
- отрицание российской самобытности, ослабление общероссийской гражданской идентичности и единства многонационального народа России, создание условий для межнациональных и межрелигиозных конфликтов;
- подрыв доверия к институтам государства, дискредитация идеи служения Отечеству, формирование негативного отношения к воинской службе и государственной службе в целом».
Запутались? А Владимиру Владимировичу в сложнейшей международной обстановке каково было в это вникать? Зато с учетом размытости использованных терминов перечень того, к чему можно придраться, оказывается всеобъемлющим.
А ведь есть не только кнут, но и пряники, и охотникам до бюджетных денег стоит изучить аналогичный перечень в пункте 19 документа, посвященном «области сохранения и укрепления традиционных ценностей», которые государство собирается мониторить и развивать.
Теперь о том, почему маниакальное стремление к «единству», которым заряжены не только свежие «Основы», но и все законодательство, и все практики путинского режима, не только в ближней перспективе укрепит, но и в более далекой ослабит вертикаль власти.
Моральные принципы или даже нормы (в исламе) создают этическое давление так называемых референтных групп, которое часто принуждает эффективнее, чем даже угроза уголовным наказанием. Но проблема в том, что разные группы руководствуются разными этическими кодексами. «Негативное отношение к воинской службе» вполне нормально и даже похвально для тех, кто исповедует некоторые религии. А «крепкую семью» одна часть россиян может понимать как моногамную, другая как полигамную, а третья вообще как обузу, и все это в своей среде остается нормальным.
Никакого «единства» в российском обществе на самом деле нет, есть охота на ведьм и давление «большинства», которое формируется в значительной степени искусственно, на что и направлен очередной «моральный кодекс».
Стремление власти постричь всех под одну гребенку может опираться только на возможности «силовых структур», но металл этих «скреп» рано или поздно не выдержит внутреннего давления противоречий развивающегося общества. Власть и видит выход в том, чтобы всякое развитие подавить «традицией».
Фото: Александр Миридонов / Коммерсантъ
То, что навязывают «Основы», это, конечно, не право и даже не мораль, а идеология, но есть и существенное отличие от «Морального кодекса строителя коммунизма». Коммунистическая идеология претендовала на научность, и пусть прогнозы марксизма оказались весьма неточны, вера в науку поощряла развитие гуманитарного знания. «Основы» опираются скорее на мутную философию Ивана Ильина. Ильин развивал концепцию государства как «органа добра», обязывающую всякого русского человека, умеющего «чутьем к совершенству» различать зло, бороться с ним путем «заставления» других. Такую
«понуждающую Любовь» Ильин считал сердцевиной правосознания русского человека, обреченного ею на «безрадостный и мучительный подвиг».
Никаких аргументов в пользу особых качеств «русского человека», не считая изобретенных традиций и «предков», у Ильина, как и в «Основах» (в пользу «многонационального российского народа»), не приводится. Это национализм самого бездоказательного толка.
Коммунистическая идеология обещала светлое будущее, и это до определенной степени оправдывало терпение «единства». Новое единство целиком опирается на прошлое, причем сильно мифологизированное. У современного россиянина, которому адресованы «Основы», нет ни понятной перспективы, ни реалистичного прошлого. Покорному «большинству» остается помалкивать на уроках патриотизма для детей и взрослых, исповедуя на самом деле отрицание всех ценностей, кроме материальных, — а это и есть цинизм.
