Законопроект о «защите русского языка от чрезмерного употребления иностранных слов», естественно, особого шума не вызвал. Разве что оказалось: Госдума все-таки слегка место для дискуссий, когда выдающийся патриот Сергей Миронов вдруг заявил, что это предложение — «глупость, которую народ не поддержит». Интересно, наверное, жить в мире, где защита русского языка от иностранных слов (слов! Буквально. Так и написано в законопроекте: не заимствований, не влияния даже, а просто — слов!) — единственная точка их расхождения с народом.
Те, кто интересуется антропологией и проблемой языка, знакомы с идеей т.н. гипотезы лингвистической относительности («гипотеза Сепира — Уорфа»). Говоря простыми словами, язык определяет сознание: то, какими лингвистическими структурами мы мыслим, влияет на работу когнитивных процессов в мозге. Радикальные сторонники гипотезы даже предполагают, что
язык (различия настоящего/прошлого/будущего времен) влияет на восприятие времени как такового, не говоря уже, ясное дело, про социальные обстоятельства.
В этом плане авторы оксюморонов из дистопии Оруэлла (война это мир, свобода это рабство и etc.) — очевидно, убежденные уорфианцы. Отечественные деятели пытаются следовать за ними, но пока не очень получается: не хватает то ли веры, то ли образования, то ли радикализма в их предложениях.
Защита русского языка от «чрезмерного употребления иностранных слов» — формулировка пораженческая. Так языковые революции не делают.
Защищать «русский язык» им следует не в обороне, а в наступлении. Для начала следует избавиться о представлении об «иностранных словах». Недопустимы не иностранные вообще, а именно — вражеские слова. Есть же список недружественных стран? Так и нужен список недружественных языков; а использование китайских слов, например, пойдет только на пользу (дальневосточной интеграции).
Но я бы предложил пойти еще дальше. Не случайно же президент уже n-ный раз в своих речах объявляет Западу антигомосексуальный крестовый поход. Для того чтобы спасти человечество, нам нужно глобальное видение.
Специалисты из Массачусетского и Токийского университетов недавно предположили (Miyagawa, Berwick, Okanoya. The Emergence of Hierarchical Structure in Human Language // Frontiers in Psychology, 2013), что человеческая речь родилась из случайного сочетания сложносочиненного пения птиц и информативных выкриков и сигналов приматов. Подражание наших далеких предков «птичьему языку» дало возможность структурировать и переструктурировать информативные сигналы — отсюда и пошла наша уникальная человеческая речь.
Конечно, это только предположение. Но если задуматься — насколько драматический оно носит характер! Птицы навязали раннему человечеству сложные языковые структуры, которые в итоге привели нас к тому, что якобы могут существовать гендеры иные, чем «мужчина» и «женщина».
Всё ЛГБТ+, вся квир-теория, гендерные исследования, наконец права человека, гуманизм — всё то, что так «чуждо русскому народу», — это последствия птичьего вмешательства в наши человеческие дела.
Гораздо проще нам было бы остаться стаями приматов: спокойно добывать пищу, размножаться, бороться за лидерство в группах и вести свои прекрасные войны за посягательства на «суверенитет» стаи.
Но нет же, вмешались эти проклятые птицы, распелись прямо над ушами наших неразумных предков.
Следовательно, полагаю, законопроект необходимо изменить, радикализировать, усилить — чтобы он соответствовал настоящим амбициям нынешнего руководства России. Называться от должен так: «о защите языка высших приматов от птичьего влияния». Если уж идти назад, то не в XIX век (там вроде тоже были иностранные — французские — слова…), а дальше, глубже, минимум на 50–80 тысяч лет назад (оценка профессора Миягавы из исследования, упомянутого выше). Так победим — гойда! Вперед, в Палеолит!
