От теории к практике

Госплан РСФСР был создан за несколько лет до появления первого «пятилетнего плана». Большевики довольно долго дискутировали по поводу того, как «строить социализм», поскольку никаких четких указаний по этому поводу не было ни у Карла Маркса, ни у Фридриха Энгельса. В теории все соглашались, что «единый народнохозяйственный план» должен будет заменить собой рыночную конкуренцию.

Но что именно будет представлять собой этот план и, главное, каким образом задачи плана доведут до каждого жителя Советской России, никто не знал. Справедливости ради скажем, что это признавал и сам Владимир Ленин, сетовавший, что «знания организации в масштабе миллионном, знания организации и распределения продуктов и т.д. — этого у нас нет. Этому старые большевистские руководители не учили нас».

Плана не было, но зато была очень хорошая книга «Послевоенные перспективы российской промышленности», написанная выдающимся российским теплотехником Василием Гриневецким в 1919 году. Проанализировав экономические уроки Первой мировой войны,

Идеи Гриневецкого легли в основу плана электрификации РСФСР, более известного как «план ГОЭЛРО», в котором для обоснования объемов производства электроэнергии на период 1930–1935 гг. были представлены умозрительные прогнозы по всем отраслям материального производства с указанием ориентировочного общего объема требуемых средств.

Как писал российский экономист Сергей Журавлев, в то время правительство Ленина выбирало между двумя концепциями народнохозяйственного планирования.

• Согласно первой концепции, «план» — это качественное выражение определенной долгосрочной хозяйственной политики, а в основе этого плана — некий центральный орган, отвечающий за общее руководство народными комиссариатами.
• Вторая концепция (сейчас мы назвали бы ее программно-целевым планированием) предполагала, что «план» — это серия проектов, содержащих специфические и подробные предложения о проведении определенного объема работ в конкретной области и в определенный период. Владимир Ленин был сторонником именно этого подхода, и этот подход был воплощен в реализации «плана ГОЭЛРО».

При этом ни одна из этих концепций, замечал Сергей Журавлев, «и отдаленно не напоминала сформировавшуюся десятилетие спустя и просуществовавшую до самого заката СССР в 1991 году точку зрения, что план — это всеобъемлющий и детализированный «до последнего гвоздя» бюджет всей национальной экономики».

Несмотря на то что «план ГОЭЛРО» был, в общем, реализован с точки зрения строительства электростанций, содержащиеся в нем показатели промышленного производства достигнуты не были.

И советская власть задумалась о новом плане.

Кризис, который разрушил план

Первый пятилетний план был составлен в Госплане СССР, и назывался «Перспективная ориентировка на 1925/26–1930/31 гг.».

Для придания значимости пятилетнему плану директивы по его составлению были утверждены на XV съезде ВКП(б). Интересно, что с политической точки зрения резолюция исходила из сохранения новой экономической политики (НЭПа) при усилении в экономике обобществленного сектора, но с сохранением преобладающего частного сектора в сельском хозяйстве и в гораздо меньшем объеме в торговле и мелкой промышленности. Другой политической и экономической предпосылкой было сохранение товарно-денежных отношений.

Планом предусматривалось сбалансированное развитие промышленности и сельского хозяйства, накопления и потребления населения. При этом предполагался более высокий темп развития народного хозяйства, чем в капиталистических странах. В соответствии с указанными общими установками предусматривалось ускоренное развитие электрификации, черной и цветной металлургии, в особенности качественных металлов, химической промышленности, ряда отраслей машиностроения.

Однако главный упор в директивах был сделан на необходимости «укрепления обороны»:

Как отмечал исследователь советской экономики Гирш Ханин, «в отличие от последующих директив Коммунистической партии по разработке пятилетних планов в этой не было ни одной цифры. Это открывало возможности для плановиков наполнить общие директивы более или менее экономически обоснованным содержанием».

Однако «экономически обоснованное» содержание разошлось с «оборонным аспектом» директив, и Госплану СССР было дано задание составить новый план.

Второй проект пятилетнего плана вышел в 1928 году под названием «Перспективная ориентировка на 1927/28–1931/32 гг.». В самом начале текста говорилось, что «задачей перспективного плана народного хозяйства СССР является такое перераспределение наличных в стране производительных сил, которое наилучшим образом обеспечило бы бесперебойное развитие этих производительных сил в целях возможного повышения благосостояния трудящихся масс и скорейшего продвижения к социализму при одновременном повышении обороноспособности страны».

Впрочем, главная цель пятилетнего плана — создание мощного военно-экономического потенциала — оставалась только намерением. Основные целевые показатели первого и второго планов почти не отличались. Возможно, план был бы и принят к исполнению, но как раз в это время политическую и экономическую ситуацию в СССР сильно осложнил «кризис хлебозаготовок».

Государственные хлебозаготовки 1928/29 года шли плохо. Частные заготовители платили за зерно намного больше, чем государство. А повысить заготовительные цены правительство не желало, чтобы не отвлекать бюджетные средства, запланированные для инвестиций в промышленность.

Чтобы ослабить зависимость в заготовках от единоличников, был взят курс на развитие колхозов и совхозов. Но ответом крестьянства на первые репрессии и принудительное изъятие хлеба стало сокращение посевных площадей и сбора урожая. Вопреки плану, сельское хозяйство стагнировало.

Хлебозаготовительный кризис ударил и по беднякам, и по рабочим. С 1929 года хлеб распределялся по карточкам, за продуктами выстраивались огромные очереди, при этом карточками были наделены далеко не все. Так, введенными в июле 1930 года карточками на мясо было охвачено, и то формально, лишь 14 млн из 160-миллионного населения. Остальным предоставлялась возможность купить продукты на свободном рынке, цены которого были для подавляющего большинства населения неподъемными.

От практики к фантастике через «укрепление обороны»

И вот в это-то время и был написан уже третий вариант пятилетнего плана. Он и был утвержден съездом Советов в мае 1929 года, уже на втором году первой пятилетки. Как писал Гирш Ханин, «…сопоставление первого и третьего варианта выявляет огромные различия между ними по всем показателям, кроме численности населения и населения в трудоспособном возрасте. Квалифицированные советские экономисты того времени, несомненно, были ошарашены подавляющим большинством обобщающих заданий третьего варианта пятилетки. Даже задания по росту национального дохода в первом варианте превышали динамику национального дохода в США в лучшие годы ее экономического развития. Теперь задания оказались более чем в два раза выше.

Это же касается заданий по росту промышленности и фонда накопления. Задания по росту производства электроэнергии и топлива меньше отличались от заданий по первому варианту, но оставалось непонятным, как их совместить с повысившимися заданиями по росту национального дохода. Большую экономию топлива и электроэнергии требовалось как-то обосновать и, что еще труднее, обеспечить.

Не менее абсурдными были задания по снижению себестоимости продукции. Эти задания определяли размеры финансирования народного хозяйства. Запланированное снижение себестоимости всей продукции народного хозяйства на 30% выглядело совершенно фантастическим…»

Великая тайна плана

Впрочем, секрет снижения себестоимости в социалистическом хозяйстве СССР раскрыл великий экономист Джон Мейнард Кейнс еще в 1925 году. Кейнса, приглашенного на празднование 200-летнего юбилея Академии наук, принимали в СССР на самом высоком уровне, в частности, у него состоялась приватная беседа с Григорием Зиновьевым, в то время руководителем Коминтерна. Темой разговора и стало «планирование».

Содержание этой беседы известно из мемуаров выдающегося советского географа Николая Полетика, присутствовавшего при этой встрече в качестве переводчика:

— Я хотел бы узнать ваше мнение о перспективах нашего экономического развития, — сказал Зиновьев. — У нас наиболее важные отрасли промышленности, внешняя торговля и банки национализированы.

— Вы будете зависимы от мирового хозяйства, — отрезал Кейнс. — Советская экономика связана с мировым хозяйством, то есть с экономикой Запада, это будет оказывать постоянное давление на экономику России…

— Но есть и другие факторы, которые будут действовать на ваше экономическое развитие, — продолжил британский экономист. — Вы можете составить любые планы, но как вам выполнить их, когда ваши жители не имеют никаких гарантий ни для своих прав, ни для своего имущества? Они не могут говорить свободно, не могут критиковать.

— Наконец, Россия связана с мировым хозяйством посредством торговли, — подчеркнул Кейнс. — Вы можете получить необходимые для экономического развития вашей страны средства лишь при условии, что ваш экспорт будет превышать ваш импорт. Если этого не будет, то у вас не хватит средств на покрытие расходов даже по обычным статьям бюджета. Если же доход от вашего экспорта будет ниже ваших расходов на импорт, вам придется внутри России прибегнуть к печатанию денег, червонец полетит вниз и обесценится…

— Вы рисуете чересчур мрачные картины, — обиделся Зиновьев. — Мы, думаю, справимся и не дойдем до краха.

— Справитесь, — согласился Кейнс, — но только в том случае, если у вас в стране рабочие будут получать за труд значительно меньше, чем получают рабочие за границей. Или если у вас будет почти бесплатный и принудительный труд.

Кейнс как в воду глядел. Вопреки официальной идеологии, социализм советского образца не был ни универсальной альтернативной рынку, ни более высокой фазой общественного развития, наследующей капитализму. Как верно замечал Сергей Журавлев, «сталинский социализм» — всего лишь оказавшийся годным для российских условий первой половины ХХ века проект мобилизации накоплений через огромные налоги, а рабочей силы для промышленности — путем принудительного вытеснения ее из традиционной сферы занятий.

Желание экстренно направить ресурсы в «производственную экономику» заставила большевиков прибегнуть к небывалой концентрации капитала. По расчетам Сергея Журавлева, опиравшимся на данные об инвестициях в период индустриализации, в СССР доля накопления ВВП выросла с 13% в 1928 году до 30% в 1932-м — самого высокого на тот период уровня среди всех сколько-нибудь сопоставимых по масштабам экономик. И оставалась примерно на этом уровне на протяжении всех 1930-х годов, лишь слегка снижаясь в связи с так называемыми инвестиционными циклами, когда размах строительства приходилось сокращать, чтобы остановить снижение производительности труда из-за крошечной зарплаты.

Выбирая между сбалансированным развитием экономики и принудительным изъятием у людей их труда и капитала, Сталин выбрал «принудительное изъятие». Почему бы наследникам сталинских генералов не попытаться повторить его опыт сто лет спустя?