ИнтервьюПолитика

«Погодите, скоро начнется реабилитация сталинских репрессий»

Борис Акунин — об исторических параллелях и о том, что делать тем, кто уехал, и тем, кто остался

«Погодите, скоро начнется реабилитация сталинских репрессий»
Фото: Николай Галкин / ИТАР-ТАСС

Мы публикуем текст интервью с минимальными сокращениями, вызванными новыми российскими законами.

— Вы уже восемь лет не в России, но все равно во многом живете проблемами России и тем, что у нас происходит. Как бы вы могли как историк и писатель определить и квалифицировать то, что сегодня происходит?

— С исторической точки зрения продолжается «эпоха полураспада». В том смысле, что первый этап распада советской империи произошел в 1991 году. Потом начался период постепенного загнивания оставшейся части. Потому что в XXI веке империи традиционного типа, держащиеся на гиперцентрализме и «вертикальном» управлении, стали анахронизмом. Они не выживают даже не потому, что власть плохая, а потому, что модель себя изжила. В будущем страна станет настоящей, а не номинальной федерацией…


С писательской же точки зрения мы все блаженны, ибо посетили сей мир в его минуты роковые — роковые для России. Кто-то низко упадет, кто-то высоко взлетит — я имею в виду не карьеру, а дух, нравственность. Впереди большие испытания.

— Предполагали ли вы, что такое произойдет — так называемая специальная военная операция, репрессии и частичная мобилизация? Когда в 2014 году вы уехали из России — уже понимали, к чему все идет?

— В 2014 году мне стало ясно, что принят курс на пожизненную диктатуру, обратной дороги после Крыма уже не будет. Потому я и уехал. Не хотел видеть свою страну униженной. Но того, что вы называете спецоперацией, а весь мир называет <…> [по-другому], я не ожидал. Я полагал, что Российскую Федерацию ждет долгое, медленное угасание, потому что у Путина крепкое здоровье, и он проживет до ста лет, а уже потом произойдет все неизбежное: федерализация и прочее. Однако диктатор, слишком долго находящийся у власти, отрывается от реальности и совершает роковые ошибки. 24 февраля Путин очень ускорил события <…>.

— Есть ли исторические аналогии спецоперации, объявления частичной мобилизации, массового исхода мужчин из страны?

— Какие-то исторические параллели, конечно, есть. В военно-политическом отношении это очень похоже на Крымскую войну, на 1853 год. Николай Первый точно так же переоценил собственные силы и недооценил противника. Слабая Турция оказала неожиданно сильное сопротивление; Запад столь же неожиданно за нее вступился; вроде бы верные союзники бросили; армия и флот оказались не на высоте.

Иллюстрация Петра Саруханова / «Новая газета»

Иллюстрация Петра Саруханова / «Новая газета»

Казалось бы, Путин должен помнить афганское фиаско, но почему-то не помнит. СССР был во много раз сильнее России, а Афганистан — намного слабее Украины, и все равно дело тогда закончилось крахом империи. Приукрашенное, лестное представление о собственной истории приводит к тяжелым политическим просчетам в современности.

С [частичной] мобилизацией сюжет совсем иной. Это ведь всего третий случай в российской истории, после Первой и Второй мировых войн. Тогда мобилизация была неизбежна и народу понятна. Сейчас она вызывает ощущение какого-то безумия. Это очень опасное для властей ощущение.

— Вы написали в одной из социальных сетей о том, что массовый отъезд стал своего рода протестом против того, что происходит в стране и в Украине. Но не все, кто остался в России, восприняли этот «московский исход». Кроме того, мы видим, что сейчас существует большое разделение между теми, кто остался, и теми, кто уехал. Как возможно это преодолеть?

— Солидарностью, взаимным уважением и, конечно, помощью со стороны уехавших тем, кто остался. Им — вам — намного трудней. А еще мы, эмигранты, очень хорошо понимаем, что вся тяжесть теперь ложится на плечи оставшихся. У нас есть перед ними чувство вины. Оно непременно превратится в действия, дайте только людям возможность немного прийти в себя. У эмигрантов весь мир перевернулся.

Пост Бориса Акунина в соцсетях:

«Хочу обратиться со словами поддержки и благодарности к тем, кого сейчас, кажется, никто не поддерживает и тем более не благодарит. Наоборот, об этих людях часто пишут в тоне пренебрежительном и даже злом. Я имею в виду участников самой массовой и самой радикальной оппозиционной демонстрации в новейшей российской истории: по меньшей мере полмиллиона людей, которые покинули родину в знак протеста <…>. Упреки в том, что надо было оставаться и <…> [бороться], — шапкозакидательская болтовня. На нынешнем этапе это пока невозможно. Тех храбрых людей, кто остался и не молчит, одного за другим отправляют в тюрьму.

<…> Ваше изгнание — личный выбор. Ведь арест и тюрьма угрожали, наверное, лишь нескольким десяткам, остальные вполне могли остаться у себя дома, сохранить прежний уровень жизни, не срывать с места детей, не бросать все, что у вас было. Но вы уехали, вы обрекли себя на бездомность и бесправие, почти всегда на безработицу, и это вызывает у меня, человека, эмигрировавшего в гораздо менее драматичных обстоятельствах, огромное уважение. Принципиальное отличие новой волны от предыдущих — именно в добровольности изгнания. Это эмиграция, продиктованная не страхом, а чувством собственного достоинства.

Еще одно отличие в том, что ни одна из прежних российских эмиграций не была встречена в странах, где люди искали убежище, даже не с равнодушием, а с активной неприязнью. <…> Некоторые из вас — многие — сами себя убеждают в том, что мы-де такого отношения к себе заслуживаем, это мы виноваты в том, что в России у власти Путин.

Нет, вы такого отношения к себе не заслуживаете. А на вопросе «кто виноват?» давайте сосредоточимся после того, как решим вопрос «что делать?» — как помогать нашим единомышленникам, оставшимся в России <…>. Это, конечно, наша главная задача, но тема слишком важна и обширна, она заслуживает отдельного обсуждения.

Сейчас же хочу сказать вам: не падайте духом, не занимайтесь самобичеванием. Не жалейте о том, что уехали, и ни в коем случае не возвращайтесь, как бы трудно вам ни было. Я знаю, что, столкнувшись с тяготами и враждебностью, многие об этом стали задумываться. Оставьте эти мысли — вы попадете в нравственно совсем уж невыносимую ситуацию. Будьте терпеливы и мужественны. Следуйте старинной эмигрантской максиме: думайте не о том, чего вы лишились, а о том, от чего вы избавились.

Давайте помогать друг другу, давайте самоорганизовываться.

И спасибо вам».

— В последнее время много говорят о коллективной вине, о коллективной ответственности. Согласны ли вы с этим концептом?

— Тут вот какая штука. Чем ниже качество человека, тем меньше он склонен себя в чем-то винить. И наоборот. Получается парадоксальная ситуация. Сейчас виноватыми себя чувствуют те, кто протестовал, боролся, не молчал. Многие из них, не желая оставаться под властью <…>, поставили крест на всей прежней жизни и уехали. Другие, оставшиеся, рискуя свободой, пытаются что-то сделать или просто скрипят зубами от безысходности. А те, кто помогал режиму или кому все по фигу, никакой вины за собой не чувствуют.

Я к чувству вины отношусь так. Если оно тебя деморализует и ты только покаянно ерзаешь на коленях да посыпаешь голову пеплом — тебе грош цена. Это я про тех, кто хнычет: «Нам, русским, надо просто заткнуться» 

(и, видимо, спрятать голову в песок). Если же чувство вины (а мне больше нравится слово «ответственность») побуждает человека не «затыкаться», а действовать, то это хорошее и правильное чувство.

— Что делать нам, тем, кто по разным причинам не может уехать из России или не хочет?

— Ой, давайте я не буду отвечать, а то мне сразу скажут (каждый день говорят): «Свалил, так не советуй». На самом деле все отлично знают и понимают, что надо делать.

— Во время перестройки и во времена Бориса Ельцина были открыты архивы, изданы книги, которые ранее были запрещены, снимались фильмы, показывающие чудовищность преступлений сталинского режима. Почему все эти уроки пошли не впрок?

— Потому что империя еще не сгинула. Сталин по-прежнему жив. Только когда с имперскостью будет покончено, Сталина окончательно закопают, и он больше не воскреснет… Тут все очень просто. Наивысшего в своей истории могущества империя достигла в середине ХХ века. Каков главный триумф? Взятие Берлина и собственная атомная бомба. А кто был у руля? Иосиф Виссарионович. Так как же можно демонизировать величайшего в имперской истории правителя? Погодите, скоро еще начнется реабилитация сталинских репрессий. Потому что «тогда иначе было никак нельзя» — и окажется, что сегодня тоже нельзя. Ведь вокруг сплошные «иноагенты» и «враги народа».

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow