7 октября, сразу после получения известий о присуждении «Мемориалу»* Нобелевской премии мира, Тверской районный суд Москвы обратил ранее принадлежавшее ему помещение на Каретном Ряду площадью около тысячи квадратных метров в собственность государства РФ. Это помещение, где многие из нас бывали, было приобретено 17 лет назад совершенно законно на средства от крупных и мелких пожертвований тех, кто понимает важность сохранения архивов и коллекций «Мемориала», и уникальным образом для этого оборудовано.
Теперь представьте, что вам столько лет, сколько мне, вы задумались, что будет с вашей квартирой, и решили подарить ее дочке. Ваша кончина, увы, стала не вполне естественной — допустим, вас расстреляли, но квартира, слава богу, уже у дочки. Но прокурор предъявит иск, и суд признает сделку притворной, потому что вы же подарили квартиру дочке, а не чужому дяде.
Ровно так, если кратко, и выглядит иск Генпрокуратуры об изъятии помещения у РОО «Научно-информационный и просветительский центр «Мемориал» — фактической «дочки» МОО «Мемориал», которой последнее «осознавая последствия ликвидации юридического лица» передало помещение почти за год до «смерти», но которую по недосмотру не «расстреляли» вместе с «мамой».
Довод прокуратуры о том, что РОО «Мемориал» якобы существует лишь на бумаге, не выдерживает критики, как, впрочем, и доводы об «устойчивом пренебрежении законом и противостоянии действующему правопорядку» со стороны МОО «Мемориал». Но с последним аргументом в рамках закона уже нельзя спорить — он закреплен в решении Верховного суда о ликвидации.
Однако про конфискацию имущества в решении о «расстреле» ничего сказано не было. Все же его принимал Верховный суд, а по закону у него так не выходило: иск о ликвидации — административный, а иск об изъятии имущества — гражданский. Пришлось провернуть то же самое, но в два хода, как бы в двух разных логиках и на разных площадках.
Суд по отъему жилища у «Мемориала». Фото: Александр Миридонов / Коммерсантъ
Такие квазиюридические практики, методики и приемы мы и должны различать за ширмой симулируемой «законности» как подлинную реальность. Задача ставится на другом — политическом — уровне, а судьи, прокуроры, следователи, налоговые инспекторы, пожарные, а в необходимых случаях и какие-то доброхоты или активисты — это сборная команда, которая всякий раз собирается со скамьи запасных под решение конкретной задачи. Тот, кто, оставаясь за ширмой, выносит реальный приговор, «любит, чтобы было красиво», предпочитает, чтобы действия частей механизма, тем более если это суды, выглядели как правовые, хотя, если результат в этих рамках не достигается, правом можно и пренебречь.
Так арсенал политических репрессий обогащается за счет решений, которые внешне выглядят как вынесенные по поводу собственности, в логике, регулируемой Гражданским кодексом (ГК РФ). Жульничество основывается на том, что один и тот же субъект из-за ширмы может манипулировать всеми зависимыми от него агентами, формально выносящими решения как в уголовной и уголовно-процессуальной, так и в административной и гражданско-имущественной сфере.
Например, обыск в квартире — формально всего лишь проходное процессуальное действие, и вам говорят: «Ну это же не приговор!» Но ваша дверь уже выломана, компьютеры и телефоны куда-то на неизвестный срок увезены, как и документы, без которых вы никуда не денетесь.
Вас не «ликвидировали», а пока что просто лишили ресурсов для продолжения вашей деятельности.
Так получается, что совокупно разные агенты власти действуют в рамках некоего единого «Уголовно-административно-гражданско-налогово-земельно-семейно-пожарно-процессуального и т.п. кодекса», что значительно расширяет их «законные» возможности.
Дело ЮКОСа, на котором был впервые опробован этот хитрый «закон», имело целью не столько обращение собственности компании в пользу лояльных режиму лиц, сколько демонстрацию нелояльным, что так будет с каждым, кто возомнит себя политическим, а не только «хозяйствующим» субъектом. В деле «Мемориала» также мы видим, как комбинированием инструментов как бы административного и как бы гражданского права достигается политическая цель — исключить из публичной повестки тему сталинских репрессий. Квазигражданский суд очень удобен и для того, чтобы парализовать жертву, например, лишить объект уголовного преследования элементарных средств на оплату работы адвокатов, как это ярче всего проявилось в деле Шестуна.
Это и есть террор: одновременное задействование всех, в разной логике, средств «легитимного насилия», включая его неприменение к тем, кто еще нужен или просто симпатичен власти, и под прикрытием каждый раз разного — какой пригодится и если получится — «закона».
Собственность — важнейшая, если не главная, опора любого общественного строя. Путинская «стабильность» основывалась в первую очередь также на отношениях собственности, но регулируемых в двух разных режимах:
- «понятийном» в плане непрозрачного перераспределения финансовых потоков (прежде всего бюджетных),
- более или менее правовом в той части или стадии, где эти потоки успевали превратиться в объекты:
- недвижимость,
- вклады на счетах,
- предметы роскоши и просто предметы.
Оба режима до сих пор играли для единого Режима без преувеличения государствообразующую роль.
Распространение произвола на законно приобретенную собственность заставит не только НКО и не только оппозиционные вспомнить такую песенку: «Если у вас нету дома, пожары ему не страшны…» Государевы опричники с разнообразными шевронами, которых каждый день показывает нам телевизор, конечно, еще страшны, но уже не настолько. До сих пор лояльные режиму собственники возвращаются к состоянию «пролетариата», которому «нечего терять, кроме своих цепей».
* Признан «иноагентом» и ликвидирован решением суда
