— Мы ездим вечером по отелям и подбираем россиян без жилья, сидящих в лобби, расселяем в нашей церкви и по домам, — Женя сам недавно перебрался в Норвегию, у него рабочий контракт. Тем, кому он помогает сейчас, жилье и зарплата светят вряд ли — получить статус беженца в Норвегии сложнее с каждым годом, устроиться с туристической визой на работу тоже, естественно, невозможно.
Уехавшие из-за частичной мобилизации оказались здесь, в городке Киркенес на границе с Россией потому, что здешний пункт пропуска — единственный наземный путь в Шенгенскую зону, открытый сейчас для граждан РФ с визами типа С. После запрета на въезд россиян в страны Балтии, Польшу и Финляндию — это единственное окно в Европу (не считая, разумеется, самолетов, билеты на которые стоят теперь запредельно).
В Киркенесе живет не больше 4 тысяч человек. До границы километров десять. Вывески дублируются по-русски.
Первая волна русской эмиграции пришла сюда в 90-х, когда мурманчанки массово искали женихов в Норвегии.
Находили — тогда у соседей был демографический кризис, женщин в стране проживало намного меньше, чем мужчин, так что русских невест (равно как и, например, уроженок Таиланда) в стране принимали с распростертыми объятиями. Женское население, правда, протестовало, но не против собственно невест, а против дам, регулярно посещавших приграничные кемпинги с водкой, сигаретами и любовью на продажу. Тогда в северных районах в рост пошел ВИЧ, да и пьянства стало намного больше.
В Киркенесе вывески дублируются на русском языке. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»
Следующая волна российской экспансии пришлась на середину 2000-х, когда в Киркенесе фактически прописались российские моряки.
В рыболовецких флотах тогда образовалось много «незаходных» судов — по отечественным законам в случае ремонта судна в зарубежном порту по приходе в порт приписки владелец должен заплатить огромный сбор за растаможку. Не говоря уже о покупке траулера за границей. В ответ судовладельцы перестали заводить суда домой. К тому же практика показала, что разгружаться и бункероваться в дорогой стране Норвегии в разы дешевле и быстрее, чем на родной земле. А ежели какой ремонт — судоверфь «Кимек» под боком, в последние годы она обслуживает в основном российский флот. Поэтому у причальной стенки Киркенеса уже много лет исключительно суда под триколором.
Экипажи приезжают на смену из Мурманска на автобусах.
Ограничений для моряков не делали даже в пандемию, когда граница была закрыта для всех остальных. Нет их и сейчас — Норвегия единственная из стран Европы по-прежнему пускает российские суда в свои воды. Дело в деньгах, но не только в них.
Губерния Финнмарк и российский север не просто соседи, скорее историческая общность. Долгие века здесь была свободная торговля, поморы и скандинавы даже говорили на собственном общем языке — подобии суржика, который назывался руссенорск. Государственная власть в Арктику не очень-то простиралась. Коренное население на приграничных землях даже было двоеданным — платили и царю, и конунгу. Только бы ни тот, ни другой не трогали.
Вот и сейчас Норвегия не спешит закрывать границу. Правда, облегченный визовый режим с РФ, который действовал много лет, отменили: визы подорожали, мультивизы невозможны. Но вот те, кто успел их получить раньше — обычный туристический шенген, — по-прежнему могут пересекать границу. Они и пересекают.
Российское судно в порту Киркенеса. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»
Киркенес — самый короткий путь в Европу, но самый малоизвестный для Центральной России. «Это для своих», — шутили мурманчане, отвечая на вопрос, почему на этой границе все еще нет очередей, когда на Верхнем Ларсе, на границе с Грузией, люди уже стояли сутками. И, что важно, до некоторых пор самый дешевый: билет до Мурманска из Москвы или Питера можно купить от полутора до 15 тысяч рублей. Маршрутка до Киркенеса — еще 2500 (всего-то 250 км).
Правда, нужно понять, что делать дальше: страна дорогая, в отелях долго не проживешь, снять жилье весьма затруднительно. Российская кредитка, понятно, здесь просто кусок пластика. Евро и доллары не принимаются, обменного пункта нет. А поди сыщи норвежскую крону в российских банках.
«Я решаю все проблемы», — говорит мужчина, который в 6 утра подъезжает к дому моей знакомой. В руках пачка денег. Это меняла — в Мурманске их по-прежнему много, но большинство в рабочее время стоит на пятачке недалеко от центральной площади. Этот — мобильный, приезжает в любое время дня и ночи с любой суммой и хорошим курсом.
В первые дни после объявления частичной мобилизации трафик на Печенгской дороге, ведущей к Киркенесу, не менялся: несколько машин в день да пара маршруток.
Тогда единственное, что удивляло тех, кто пустился в этот путь впервые, — количество КПП на российской стороне. Паспорта тут проверяют трижды до границы и один раз после.
Первый чек-пойнт в Титовке, недалеко от мест, по которым в 40-х проходил рубеж обороны советских войск. Это самый удивительный КПП — посреди ничего. То есть никакой погранзоны или, упаси боже, территории ЗАТО за ним не начинается. Но паспорта проверяют, машины досматривают. В каждой смене несколько человек, и шутки ради мы с коллегами как-то подсчитывали, в какую сумму обходится месячное содержание этой «будки с экипажем». Вышло, по нашим прикидкам, хорошо за миллион.
За КПП — важная точка на карте: единственный на протяжении этих 250 км туалет. Рядом заведение, где готовят бутерброды с форелью.
Дальше — город Заполярный или поселок Никель — в зависимости от выбора маршрута. Там последние на российской стороне заправки. Но вот в канистру наливать уже нельзя — присоединившаяся к санкциям ЕС Норвегия запретила ввоз с территории РФ топлива в любых емкостях, кроме того, что уже находится в бензобаке автомобиля. Раньше норвежцы регулярно ездили сюда за бензином — намного дешевле.
После Заполярного — еще один КПП, снова проверка паспортов и наличия виз, тут начинается погранзона. Затем третий — перед самим погранпунктом. Погранконтроль в здании, построенном на норвежские деньги, — после падения железного занавеса тут были какие-то смрадные будки, и соседи помогли возвести что-то человеческое. Но со временем тут все равно завелся устойчивый запах, который царит в любом российском казенном доме — в полиции, например.
Штампы ставят относительно быстро, машину досматривают от и до. Дальше дьюти-фри, где нельзя покупать по дороге в Норвегию крепкий алкоголь (все из-за тех же санкций), новая проверка паспортов на предмет наличия выездных штампов, два шлагбаума и ворота. Раньше шлагбаум был один. С началом СВО возвели второй, а железные ворота стали закрывать после каждой проехавшей машины.
Норвежский полицейский закрывает ворота на границе — КПП работает до 16 часов. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»
Норвежский погранпункт намного веселее: пахнет кофе, цветные занавесочки. Но теперь от гостей требуют наличия приглашений или брони в отеле (раньше пускали всех по паролю «one day shopping»). Вот, собственно, и все.
Через три дня после нашего въезда все билеты на автобусы из Мурманска раскупили до середины октября, а еще через пару дней за место в микрике до Киркенеса стали брать по 70 тысяч. На границе мужчин уже опрашивали на предмет отношения к воинской обязанности. Спустя неделю в Титовке (тот самый бессмысленный КПП) целый блокпост оборудовали сотрудники неких правоохранительных органов.
Всех едущих в сторону Никеля они проверяют по своим базам, ищут уклонистов. Проверяют медленно, поэтому очередь, в которой несравнимо меньше людей, чем на любой дороге в Казахстан, тут же стала многочасовой.
В итоге знающие люди теперь советуют стартовать из Мурманска в 4 утра (граница работает только с 9 до 16 по Москве).
В Киркенесе всего два больших отеля и пара маленьких. Мест неделю назад не было ни в одном, хотя прежде такое случалось лишь раз в год во время Киркенесской конференции — самого крупного трансграничного политического форума Баренц-региона. Кстати, именно на прообразе этого форума в 1993 году была подписана Киркенесская декларация — документ, создавший этот самый регион. Сам термин ввел в оборот Торвальд Столтенберг — покойный глава норвежского МИД, отец нынешнего генсека НАТО Йенса Столтенберга.
Главными принципами сотрудничества в Арктике тогда были названы содействие устойчивому развитию региона, двустороннему и многостороннему сотрудничеству в области экономики, торговли, науки, экологии, инфраструктуры, образования, культуры… Добрососедство стало определяющим фактором для жителей Норвегии и России, а затем и примкнувших к этому объединению Швеции и Финляндии. Тогда все говорили об общем будущем. Эти принципы сдерживали процесс взаимного отторжения и после 2014 года…
Баренцево сотрудничество фактически прекратилось лишь в начале марта, когда норвежский МИД от лица также Финляндии, Дании, Исландии, Швеции и ряда стран Европейского союза официально заявил о приостановке сотрудничества с Россией в рамках совета Баренцева/Евроарктического региона.
Но низовое, на уровне народной дипломатии и просто человеческой дружбы сотрудничество осталось. И уже на второй день после того, как в Киркенес поехали мужчины призывного возраста с российскими паспортами, местные кинули клич: едем по гостиницам и разбираем людей на ночлег.
— Мы заходили в отель, по испуганным глазам определяли русскоязычных и спрашивали, есть ли им, где остановиться, — рассказывает Евгений. — Селили по семьям и в церкви. Тем, кто привез близких, а сам не успел вернуться в часы работы погранпоста, покупали бензин, тоже давали где переночевать. Через меня одного прошло человек 25, и нас таких немало.
Сейчас поток немного снизился, или, наверное, просто наладилась координация в чатах и логистика. Но я сегодня выглянул в окно и понял, что Киркенес выглядит как призывной пункт: на улицах группы мужчин 20‒25 лет, которых тут никогда не было, ведь после школы отсюда все уезжают учиться, население в основном пожилое.
Женя вспоминает самую трогательную историю этих дней: к нему на работу вечером заглянул уставший человек с подростковым велосипедом. Врач-онколог из крупной московской клиники, он добрался на машине до Заполярного, там купил велик и на нем приехал в Киркенес, но опоздал на самолет. Спросил, где можно переночевать (хотел проситься в полицейский участок).
Когда ему ответили, что жилье есть, и бесплатно, и предложили пока выпить кофе, мужчина заплакал.
Приезжающие мужчины вечерами болтаются в холлах отелей в надежде, что кто-то подберет их на ночевку (аэропорт в городе не круглосуточный, опоздавшим на вечерний рейс идти некуда).
Главное, чего опасаются власти — что приехавшие останутся в городе. Волну беженцев Киркенес пережил в 2015-м, когда тем же маршрутом сюда прибывали сирийцы. Россияне тогда на них неплохо наживались: за доставку от Мурманска к границе просили 50‒70 тысяч с человека. По иронии судьбы ровно такую же таксу теперь требуют со своих. Сирийцев было более 5 тысяч, все просили убежища, получила примерно половина. Сейчас до открытия лагерей беженцев пока не доходит, через границу с 21 февраля прошло всего 2000 россиян, причем в это число попали и те, кто, как мы, приезжал по делам, а не навсегда.
На днях министр юстиции и чрезвычайных ситуаций Норвегии Эмили Мель заявила, что при необходимости королевство может быстро — за несколько часов — закрыть границу для российских туристов. Однако сдерживает ситуацию близость зимы: министр опасается, что люди побегут через тундру с риском для жизни. Пока в Норвегию проникли только четверо российских нелегалов, нашли их с помощью патрульного вертолета, который теперь постоянно дежурит на севере.
Киркенес
