В крупный российский город в Поволжье в четверг, 22 сентября, я приехала по журналистским делам — заниматься материалом, который имел отношение исключительно к обычной жизни. И уже на следующий день стала свидетелем экстренной отправки за пределы России человека, который с высокой вероятностью мог попасть под объявленную в стране частичную мобилизацию.
Название города, где живет А., не называю по понятным причинам. По этим же причинам изменено его имя. Молодому человеку — 23. В прошлом учебном году за три месяца до диплома его отчислили из института. Нынешней осенью А. сдавал «хвосты», собирался восстановиться и доучиваться заочно по той же специальности, только на коммерческой основе. Планировал работать и оплачивать обучение.
Буквально в один день планы поменялись кардинально. Решение семьи о выезде А. из страны было не столько эмоциональным и паническим, сколько неизбежным именно в этом конкретном случае. Вариант отъезда и раньше если не проговаривали вслух, то рассматривали еще с конца февраля. Ситуация осложнялась тем, что все ближайшие родственники семьи живут в Западной Украине.
В день отправки — и на другой, когда общалась с матерью А., — все происходящее с ним еще казалось чем-то из ряда вон выходящим.
С наступлением следующей недели и уже в Москве стало понятно: слишком много вокруг подобных историй, чтобы считать их исключением или паникой отдельно взятой семьи.
— Сегодня проводили К. в Грузию, еще двое из нашего близкого окружения уехали в Киргизию и Армению.
— У нас Т. уезжает в Казахстан, пока берет академ, а на месте будет решать, как дальше. Еще трое, точно знаю, — на низком старте.
— Рассматриваем Турцию, главное, чтобы уехал в ближайшее время.
— Есть у нас родственник в деревне под Саратовом, пока отвезли сына туда. Дальше будем думать. Ящик почтовый с забора на всякий случай сняли…
— Путевку в Турцию сдали, авиабилеты пропадут, видимо. Всей семьей собирались. Но как сейчас ехать, если забрать могут прямо на границе.
Это реальные высказывания совершенно конкретных людей, услышанные мною всего за один день. Они теперь как-то сразу фиксируются в голове.
Весь вечер, ночь и утро, пока А. переправлялся через границу, его мать сообщала нам лишь отрывочные детали (мы — несколько человек, знавших о ситуации, — просили держать в курсе). Сам он на всем пути следования был на связи. По мере возможности рассказывал, как продвигается. Подробно с мамой А. мы поговорили, когда он был уже в Казахстане.
Женщины во время проводов призывников в рамках частичной мобилизации. Фото: Дмитрий Ахмадуллин / ТАСС
— Вроде по всем параметрам А. не должен был попадать в эту волну мобилизации. Что-то конкретное подтолкнуло к экстренному отъезду?
— Да, все пришлось решать достаточно быстро. ЭТО (мысль об отъезде) сидело в голове давно. А тут я поняла, что больше не могу переживать, что в любой момент постучат-позвонят-заберут. Решение, долго назревающее, было принято спонтанно. Эмоционально… в какой-то мере.
Мы просто все поняли: либо сейчас-сейчас, либо уже никак. Потому что пошли разговоры очень настойчивые, что закончится референдум, и всем военнообязанным закроют границу на выезд.
Тут ведь еще сложность в том, что он всю свою жизнь ездил туда, в Украину. У нас там все родственники самые близкие с моей стороны. У мужа — по материнской линии, и отец у него, собственно, оттуда. С двух сторон много родственников получается. Там и друзья, и какие-то знакомства всегда были. Последний раз мы ездили в Украину всей семьей в 2019-м. Сын прекрасно понимает, что за люди там живут. Добрые, искренние, нормальные. Чтобы русскоязычных не воспринимали как людей — нет такого.
— Но вы все-таки приезжали к близким…
— …Думаете, мы необъективны? Но мы же ездили по другим городам, знакомились с новыми людьми, и во Львов после 2014 года приезжали. Мы говорим на украинском, но по привычке между собой общались на русском. И нам местные жители отвечали на русском языке — никаких проблем не возникало. Сын видел, как относятся к русскоговорящим. И когда все началось, он сказал, что не понимает людей: как они могут так нелогично рассуждать и так оправдывать все, что происходит? А теперь он пойдет против бабушки и дедушки, против своего двоюродного брата, против дяди и тети?
— Решение об отъезде вы всей семьей приняли?
— Да, с утра, в субботу, я встала и говорю: мне кажется, ему надо ехать. Посидели с мужем, подумали и решили, что мы готовы морально, что это произойдет. Обсудили с сыном, сказали: подумай. И он ответил: да, наверное, я все-таки поеду. Изначально планировали ехать через Оренбург на Актобе. Потом решили, что ближе будет на Уральск. От нас есть туда прямой автобус. Хотели вечером накануне взять билеты, поехали на автостанцию. Но все билеты до 1 октября были раскуплены. Поскольку на вокзал приехали уже подготовленные (рюкзак, в котором лежали документы, каких-то вещей минимум), прямо с автовокзала решили ехать на машине в сторону Уральска.
— То есть отец повез?
— Да, из города они выезжали часов в пять вечера. Посмотрели по картам — пробка из машин на КПП с нашей стороны была где-то километров пятнадцать. Когда подъехали, пробка уже выросла до 19 км. В нормальное время можно было добраться за 2,5–3 часа…
— До границы между двумя странами?
— Да. Ну, это в нормальное время. А сейчас они ведь до границы не доехали, остановились за 19–20 километров до нее. К восьми вечера муж и сын приехали к хвосту этой пробки. Продвинулись километров на пять, а дальше все встало мертво. И тогда мы сказали: давай бери вещи и топай пешком.
Таких «топай пешком» перед границей было огромное количество. Кто-то один оставался за рулем, а остальные выходили и шли.
И мужчины шли, и целыми семьями. Где-то в начале одиннадцатого сын добрался до начала следующей очереди — уже пешей.
— Сколько же он прошел до нее?
— Ну, километров пятнадцать. Когда дошел до КПП, позвонил отцу. Тот сидел в машине, ждал дойдет-не дойдет, чтобы в чистом поле-то парень не оставался. После этого уже поехал домой.
— А. в это время перешел границу?
— Нет! Сын сказал, что пеших в очереди на пропуск было порядка 150 человек. Там он простоял до пяти утра. Периодически звонил-говорил: очередь практически не двигается, запускают маленькими партиями, непонятно, что происходит, какие-то группы пропускают вне очереди. Но до драк не дошло, к счастью. Я предупредила: ни в какие конфликты не влезать и свой пыл юношеский умерить. Где-то в половине шестого утра отзвонился, сообщил, что на нашей стороне проверку прошел и сейчас идет полтора километра до казахстанской границы. Сказал, что посмотрели паспорт, на фотографию, на лицо и пропустили.
Пробка из машин на границе России и Казахстана. Фото: AP / TASS
— Цель выезда не спрашивали?
— Нет, ничего не спрашивали. До казахстанской границы добрался около шести утра. И уже в шесть с копейками позвонил, что все нормально, границу прошел. На ней тоже ничего не спрашивали, посмотрели документы (он проходил по российскому паспорту), и все — он на той стороне.
— Знакомые хоть какие-то к тому времени уже находились в городе?
— В Уральске был его друг. Когда перешли границу, там уже куча такси стояла. Он скооперировался с ребятами, и поехали в Уральск.
— Без регистрации сколько он там может находиться?
— 30 дней, если я не путаю. С регистрацией — 90.
— С регистрацией есть проблемы? А. узнавал?
— Есть проблемы. Надо найти человека, который согласится зарегистрировать у себя.
— А продлить срок пребывания на месте можно?
— Надо пересечь границу в обратную сторону и все пройти по новой. Может, и есть другой путь, но он не узнавал пока. Не до того было.
— Вопрос с проживанием решился?
— Да. Устроились в хостеле. На тот момент их было четыре человека в комнате.
— Сколько это стоит?
— Писал, что с одного 9 тысяч в месяц, рублями.
— А какой-то денежный запас есть у него и в каком виде? Догадываюсь, что вряд ли на карте.
— Наличка, и очень маленький запас. Сколько на тот момент было свободных средств, столько взял.
— Карту на месте открыть нет совсем никакой возможности?
— В их окружении кто-то сделал карту «Мир». У этого же человека можно было «снять» деньги, как я поняла. Ему отсюда отправляют, а он на месте снимает и отдает ребятам наличкой. Но есть еще такая система (это уже сами казахи подсказали): «Золотая корона», через которую переводы денежные отправляются. Там уже карта не нужна, через номер телефона. Может, получится воспользоваться.
— Будущая профессия сына — это что-то связанное с IT?
— Ну, это связано с информационными технологиями. Только направление специфическое.
— Есть возможность, если сын вам об этом говорил, устроиться работать временно, без особых формальностей?
— Я так поняла, что с работой пока большие проблемы.
— На месте есть какие-то сообщества, куда за информацией можно обратиться?
— Дали, конечно, контакты людей. Сын уже общался с человеком, который из нашего же города уехал туда неделей раньше. Он алгоритм — что и как — подсказал. А делать, говорит, уже будешь сам.
— Каков план ваших ближайших действий, пока А. находится в Казахстане? Если о планах сейчас можно говорить в принципе.
— Конкретно наши планы?.. Я спрашиваю постоянно, чем мы можем помочь. Главное — отследить и как-то помочь получить регистрацию на 90 дней. Не так все просто. Нужно либо найти человека, а это пока не выходит. Либо пойти другим путем, как и у нас в России, когда регистрируют мигранта за деньги. У сына нет заграничного паспорта. Возник вопрос, как сделать? А это, похоже, совсем нереально сейчас. Я постоянно читаю информацию в пабликах. Пишут те, кто уже на месте, либо в пути. Информация разная: одни говорят, загранпаспорт не нужен, другие утверждают — нужен и обязательно. Я не знаю этих тонкостей.
Решение об отъезде по большому счету было принято спонтанно, какие-то схемы мы не прорабатывали. То есть фактически никакой подготовки документальной, моральной, денежной у нас не было.
— Дальше из Казахстана, я так поняла, А. не планирует двигаться?
— Да, двигаться никуда пока не планирует. Я думаю, что это даже больше связано с тем, что у них там сложилась небольшая группа: помогают как-то друг другу. Так все-таки легче. Сложно мне говорить об этом, потому что информации у нас очень мало. Я могу о чем-то догадываться. Какие-то вещи он говорит сам: да, все нормально, я живой-здоровый, жилье нашли, пристроились компаний, теперь пытаемся сделать регистрацию. Что-то мне говорит, что-то — папе. Папа чего-то мне не договаривает: ну, из разряда «маму не надо волновать». Сестре младшей ничего не сказали — зачем ей лишняя информация. И мы пока в ожидании, что будет здесь…
