— Сын, 25 лет. Ребенок маленький у него. Работает на заводе «Салют», оборонном, государственном, — мы думали, бронь будет. Повестку на улице вручили — у подъезда караулили. — Мужчина стоит у металлического ограждения, выставленного у театра Романа Виктюка. Здесь сегодня драма вне репертуара — театр закрыт, афиши сняты, внутри — военкомат.
Музеи и театры Москвы стали мобилизационными пунктами в одночасье. Согласно многочисленным сообщениям, военкомы должны были обосноваться в музее Москвы, Дарвиновском, музее Героев России и СССР, а также в театре Виктюка.
Почему именно там? Официальное объяснение: для удобства москвичей. О символическом смысле происходящего вряд ли подумали.
В Дарвиновском пункте призыва уже начали монтировать все необходимое (ранее это подтвердила СМИ директор учреждения Анна Клюкина), как вдруг передумали, решение отменили. В музее Героев по телефону вовсе отвечают, что ничего о призывном пункте не слышали, предлагают прийти посмотреть экспозицию.
А вот с торцевого входа в музей Москвы висит основательная табличка: «Мобилизационный пункт». На входе рамки металлоискателей, полиция. Из рамок выходит растерянный человек, комкая в руках повестку:
— Из Чувашии я, там прописан, а живу в Москве. Позвонили, сказали явиться в любой ближайший военкомат. Пришел — дали повестку. Вот пойду военник восстановлю — и на Украину. Ну а что вы хотите? Идет <спецоперация>.
Мобилизационный пункт в музее Москвы. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»
Следом появляются двое довольных мужчин за 50:
— Если Родина в опасности, значит, все идем на фронт. Под мобилизацию мы не подходим, мы добровольцы. Пришли, сначала беседа, если все нормально, свои данные предоставляете, рассматривают кандидатуру, потом ждете повестку. И потом отправка. Сначала в учебку, там зависит от специальности, но мы-то уже старички, нас подольше подержат в учебке.
Если здоровье позволяет, если одобрение получим, то поедем. Семьям мы еще не сказали. Но, думаем, они одобрят.
Если в музее под мобилизацию отведена лишь часть здания, а экспозиции работают в обычном режиме, то театр Виктюка закрыт целиком (на сайте учреждения написано — «по техническим причинам»). Спектакли с 24 сентября по 9 октября отменены, зрителям предлагают вернуть деньги за билеты. Вчера со стены театра сняли огромный баннер с рекламой спектакля «Мертвые души», решив, очевидно, что такому слогану не место над вратами военкомата. Тем паче что с ним активно фотографировались прохожие, наблюдая за мобилизацией культуры.
Театр Романа Виктюка. Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»
Теперь на стене у входа закреплено световое табло: указано, что в здании работают военкоматы Измайловского и Преображенского районов. Территория вокруг перегорожена металлическими ограждениями, стоят полицейский пазик, машина Росгвардии. Вокруг на тротуарах очень много полиции: от гаишников до людей в синем камуфляже и балаклавах. За ограждением толпятся люди, которые пришли провожать мобилизованных. На тротуаре из-за выставленных загородок места нет, стоят на проезжей части. Все смотрят на выход, отгороженный еще одним забором, — в этом загончике курят мужики с одинаковыми пакетами в руках — те, кто уже прошел комиссию и ждет отправки. В пакетах сухпай. Женщины пытаются за спинами полицейских рассмотреть своих, снимают на телефоны.
— Друга провожаем, 48 лет, — закуривает мужчина рядом.
— Почти 49, — поправляет второй. — Рядовой запаса.
— Медкомиссия — годен, не годен — прямо здесь, — продолжает первый. — Кто заявляет дополнительно о каких-то хронических заболеваниях, обещают дополнительную комиссию. Всех, кто старше 35, везут в <…> [место, где расположен пункт приема личного состава]. Здешний полковник говорит, что есть вариант, что оттуда просто развернут и отправят по домам, типа «мы формируем людской резерв».
Я интересовался у человека, который за сухпайки отвечает, он говорит, что за все время сорокавосьмилетних еще не забирали.
Фото: Татьяна Брицкая / «Новая газета»
Из динамиков в это время начинает звучать музыка: «Россия — это гордость моя! Россия, я с тобой навсегда», — разносится по площадке у театра-военкомата. Мужчин выводят из боковых дверей и сажают в пазик. Они озираются, пытаясь разглядеть в толпе своих. Мои собеседники машут своему другу — бородатый мужик залезает в автобус.
У заборчика плачет девушка, с ней пожилой мужчина. Он тоже вытирает глаза:
— Сына забрали, а меня нет. А я бы сам лучше пошел вместо него.
— Господи, что же это творится?! — прохожая останавливается, начинает снимать на телефон. — Куда же забирают людей?
— Дайте пройти, пожалуйста, — нас невозмутимо расталкивает бабушка с палками для скандинавской ходьбы.
У главного входа парень лет 20 с небольшим запихивает в спортивную сумку пачку печенья. Вокруг родственники, мать рыдает.
— Спасибо вам, что вы нас не снимаете, пожалуйста, не надо, — оборачивается она.
Репертуар в динамике меняется: «Мы покорим интеллектом, мы обаяем душой. Мы будем целиться метко, идти дорогой прямой», — обещает неведомый певец. Пазик тем временем начинает движение. Люди расступаются. Затем музыка стихает, загородки снова устанавливают на прежние места, подъезжает новый автобус.
