Последние несколько лет я занималась помощью людям с тяжелыми и редкими заболеваниями. За моими плечами больше сотни благотворительных текстов, большинство из которых было привязано к денежным сборам на лекарства. Иногда — на космические суммы.
Эти сборы удавалось закрывать благодаря нашим неравнодушным читателям. Даже в самые сжатые сроки. В самые темные времена.
Теперь о помощи прошу я для своей семьи.
Мы объявляем о приостановке сбора — необходимая сумма на второй курс химиотерапии для Марины Михайловны Манучаровой собрана. Около 1,4 млн рублей и почти 2 тысячи долларов. Манучаровы от всей души благодарят всех, кто помогал в это тяжелое для семьи время.
Маму моего мужа зовут Марина Михайловна Манучарова. Ей — 55 лет. Она педагог, русский язык и литература. Умная, интеллигентная, чуткая. Заботливая мать и жена. Невысокая, но статная, со скромной улыбкой, в очках с бордовой оправой.
Последний раз мы виделись с ней в Ереване, куда мы с Жорой уехали после начала спецоперации в Украине. В конце марта по Москве поползли тревожные слухи о возможной мобилизации, в них тогда мало кто верил. Не верили и родители мужа, но не противились нашему экстренному отъезду, хоть и переживали это событие тяжело. Они — бакинские армяне — не понаслышке знают, что такое бежать от преследований.
Армения была для нас стыковочным пунктом на пути в США, где мы планировали запросить политическое убежище. Нас ждал сложный и опасный путь. За несколько дней до отправки у нас случилась незапланированная и потому очень скромная свадьба.
Без платья-мечты и дорогого костюма — вместо них снятые в аренду армянские таразы (впрочем, теперь я бы их ни на что не променяла).
Без моих родителей, которые покинули Россию до того, как моего 19-летнего брата успели призвать.
Без Аркадия Георгиевича, папы мужа, — ему запретили летать по медицинским показаниям. Церемонию венчания в церкви крошечного села Мргашат он смотрел по фейстайму со слезами на глазах.
Почти без друзей.
Из самых близких смогла приехать только Марина Михайловна. Одетая в элегантное черное платье с пайетками, со стильной укладкой и в неизменных очках с бордовой оправой. Она решила попрощаться с нами еще раз. Потом она скажет: «Как чувствовала».
Уже несколько месяцев ее тревожили боли в животе. За несколько месяцев она прошла много разных специалистов и в России, и в Армении. Никто до последнего не предполагал ничего серьезного.
Фото из семейного архива
Когда мы улетели в США, запросили убежище и, по правилам, стали невыездными до получения официального статуса, Марине Михайловне поставили точный диагноз.
Рак яичников.
Третья стадия.
Множественные метастазы по всей брюшной полости.
Необходимо срочное лечение.
Марина Михайловна обратилась в подмосковную бюджетную клинику по месту жительства, но там не было в наличии всех препаратов, необходимых для лечения. Поэтому было решено пойти к частному врачу в Москве, лучшему в своей области специалисту — и потому дорогому. Первый курс химиотерапии оплатили друзья семьи, за что им бесконечное человеческое спасибо. Онкомаркеры стремительно снижались. Следом прошла операция: хирурги успешно удалили метастазы.
А потом начались осложнения.
Появилось воспаление, онкомаркеры снова пошли вверх. Врачи предложили пройти второй курс химии — с более агрессивным и тяжелым препаратом. Марина Михайловна стойко согласилась. Впрочем, у нее и не было другого выбора.
Во-первых, потому что мы обязательно должны встретиться, и не раз: если не здесь, в США, то в любой другой безопасной стране, подальше от смертей и тревоги. Во-вторых, мы обещали, что она обязательно увидит внуков.
Недавно маме сделали еще одну операцию — из-за растущих опухолей появилась непроходимость кишечника. Сейчас Марина Михайловна готовится возобновить химию. Но чтобы понять, сработает новый импортный препарат или нет, требуется поставить как минимум 3‒4 капельницы.
Каждая из них стоит около 300 тысяч рублей.
Таких денег у нас уже нет.
И я молю вас помочь.
Скрыты. Необходимая сумма собрана.
