Вновь заговорили о возвращении памятника Дзержинскому — того самого, что снесли с Лубянской площади 22 августа 1991 года. Правда, сейчас его решено установить не напротив здания ФСБ, а «всего лишь» напротив стадиона «Динамо». Утверждают, что уже подписан соответствующий указ.
Сейчас Дзержинский по-прежнему в «Музеоне», в парке, куда в свое время свезли со всей Москвы ставшие ненужными (смешными, обидными) памятники — два десятка Лениных, Сталина, Брежнева, деятелей масштаба поменьше. Содержатся они хорошо, и это, я считаю, правильно. Кто хочет возложить цветы — пожалуйста. Остальные могут прийти, чтобы ужаснуться прожитому.
Но — Дзержинский! Какой многострадальный памятник! По всей Москве его таскают, места не найдут…
Памятник первому председателю ВЧК был вычеркнут (казалось) из нашей жизни навсегда — вместе со скульптурными изображениями первого «президента» РСФСР Свердлова, сменившего его Калинина, еще дюжины первостепенных деятелей Октябрьской революции. Ни слова о них с тех пор — как не было. Чего ж о Дзержинском копья ломаются с середины 90-х? Даже пару лет назад референдум запланировали в Москве провести: кого вы, дескать, хотите видеть на Лубянской площади, дорогие жители столицы? Дзержинского или, например, Александра Невского? Кстати, чем Александр Невский был связан с Москвой, кто-нибудь подскажет?
В общем, мысль была ясна и проста: не мытьем, так катаньем протащить Феликса Эдмундовича на прежнее место. Чтобы, так сказать, флаг продемонстрировать, чтобы основоположник органов всегда перед глазами наследников был, чтоб в окно выглянешь — стоит. Хорошо!..
Но с референдумом не получилось. В смысле — никак; ни того, ни другого москвичи не захотели, а все было так подготовлено, референдум на несколько дней растянули, чтоб уж наверняка. И все равно. Пришлось кампанию срочно свернуть:
мол, мнения резко разошлись, а памятники должны не раскалывать общество, а, наоборот, объединять его; неглупая мысль, кстати.
Поэтому референдум и был «прерван» — на самом интересном месте. И никто не возмутился, никто с протестами вроде бы не выступал.
22 августа 1991 года. Снос памятника Дзержинскому. Фото: Андрей Соловьев / Фотохроника ТАСС
Хотя «они» памятник, скорее всего, все равно, увы, вернут, хотим мы этого или нет. Но ни о чем это уже свидетельствовать не будет. Единственная группа населения, настойчиво его пробивающая, — это сотрудники ФСБ, и возведение на прежнем месте памятника Дзержинскому будет говорить только о росте их влияния на жизнь страны. Но это и так, к сожалению, вполне заметно.
Даже хорошо, честнее: отказались притворяться, будто восстановление памятника Дзержинскому — лишь выполнение воли одумавшихся сограждан, наворотивших незнамо чего в годы упадка гражданского чувства. И наплевать, что все, кто способен, видят: НИКОМУ, кроме разросшейся до предела армии госбезопасности, этот памятник НЕ НУЖЕН, оскорбителен. Пусть! Все равно — поставим! И пионерам у его подножья будем галстуки повязывать, и присягу воинов принимать перед отправкой куда-нибудь, и героев чествовать будем, и «уроки мужества» для школьников всех классов проводить…
Но тут есть, мне кажется, повод для некоторых сопутствующих размышлений.
Мне нравится идея, что
памятники ставят не тому, кто, собственно, изображен, а тем, кто их ставит. Посмотрите вокруг себя — в окружении каких персонажей вы вдруг оказались?
22 августа 1991 года. Фото: Wojtek Laski / East News
И уже как-то смолкли разговоры о непреходящей художественной и исторической ценности возводимого.
Так что — почему Дзержинский?
Я уже, в основном, ответил на этот вопрос, но раз уж повод выдался, грех не сказать больше; тема позволяет, к сожалению.
Прежде всего, на этапе обострения борьбы за подлинную историю, которую знать должен каждый гражданин, хорошо бы определиться, наконец, с Октябрьским переворотом, важнейшим, как мы недавно учили, событием века. Послужил ли он на благо страны — или? И не слишком ли высокую цену за эту великую победу заплатила Россия, и материальную, и демографическую, и какую угодно? И последствия этой победы — каковы?
Исходя из ответа на этот важнейший вопрос, перейдем и ко второму: к роли тех, кто внес в победу Октября наиболее весомый вклад.
И от ответа на этот вопрос будет зависеть еще один, в сущности, второстепенный: кто из них заслужил памятника за содеянное?
И уж потом вызывать Церетели или Салавата Щербакова.
Или Вучетича воскрешать, если возвращаться к монументу на Лубянской площади.
Москва. Май 1990 г. Площадь Дзержинского. Фото: Андрей Соловьев / ТАСС
Есть у меня замечательная книжка — «Чекисты. История в лицах» — шикарно, на мелованной бумаге отпечатанная «Союзом ветеранов госбезопасности» в 2008 году (без указания тиража). «Издание основано на материалах альбомов, подаренных Ф.Э. Дзержинскому сотрудниками центрального аппарата ГПУ в день 5-й годовщины Всероссийской чрезвычайной комиссии при СНК РСФСР».
«Полученный опыт противоборства, — пишет в предисловии президент Союза В. Тимофеев, — привычно подсказывал им упрощенное решение вопроса, «революционным путем», крайней мерой по отношению к противникам: шпионам, террористам, диверсантам, «малосознательным» рабочим, «несознательным крестьянам» и, конечно, к членам «антисоветских» партий… Вглядитесь внимательно в их лица. Они нам говорят о гордости за принадлежность к ведомству безопасности, о вере в правоту дела, которому они служили…»
Вглядимся же в лица. Молодые, двадцать — двадцать пять лет, сорок — уже старик…
А вот — первоначальная коллегия, утвержденная Лениным и впоследствии практически неизменная. Дзержинский, Аванесов, Зимин, Кедров, Корнев, Ксенофонтов, Лацис, Манцев, Медведь, Менжинский, Мессинг, Петерс, Ягода.
Самому председателю и сменившему его Менжинскому «повезло» — умерли сами. А остальные?
А эти все — с молодыми лицами? С чувством гордости за принадлежность?
В большинстве своем — расстреляны. Все!
При случае нынешние руководители органов бьют себя в грудь: дескать, сами пострадали. И не раз! Каждая смена большого начальника (Ягоды ли, Ежова ли, Берии, Меркулова, Абакумова…) вызывала цепную реакцию — головы начальников поменьше летели без счета. Хочется только успокоить: из каждой кадровой передряги «органы» выходили только окрепшими, готовыми выполнить любой новый приказ «партии и правительства».
Алексей Тепляков, историк:
«Большое влияние на историографию репрессий оказала дезинформация руководителей КГБ СССР Бобкова и Чебрикова, заявивших, что в годы террора было репрессировано якобы больше 20 тысяч самих чекистов. На самом деле эта цифра завышена почти на порядок…
Многие опубликованные мемуары чекистов представляют собой скорее, выражаясь языком спецслужб, так называемые «активные мероприятия» с целью дезинформации общества.
В двухтомнике «Личное дело» бывшего председателя КГБ Крючкова сочинена целая легенда о героических омских чекистах, которые якобы поплатились жизнью за сопротивление сталинским репрессиям:
«В 1937 году, например, был расстрелян практически весь состав Омского управления НКВД за отказ участвовать в репрессиях. Состоялся скорый суд, и судьба сотрудников управления была решена»… На деле расстреляли только начальника управления Э. Салыня, который со своей командой успел до лета 1937 года подвергнуть репрессиям тысячи людей. Всего же было арестовано по обвинению в заговорщической деятельности 11 омских чекистов — из 320. Их изощренно пытали, но в 1939 году освободили»…
Оговорюсь по поводу термина «чекисты». Как вы лодку назовете, так она и поплывет. И то, что вплоть до сегодняшнего дня «наследники Дзержинского» так сами себя с гордостью называют, говорит о многом.
Компартия когда-то учила: все сделанное надо оценивать по конечному результату. Результат — налицо. Сотни тысяч расстрелянных, миллионы отсидевших по тюрьмам да лагерям. Не с кем на земле сравнивать, в Китае одном, говорят, больше жертв, да в Камбодже (здесь в процентном ко всему населению отношении, правда). Других примеров нет, что бы ни говорили о репрессиях в отношении к «нашим единомышленникам» на Западе, о «маккартизме» и других неприятных вещах.
Все это имеет прямое отношение к вопросу о памятнике Дзержинскому. Создатель, хочешь не хочешь, а отвечает за то, что наделали им созданные. Следует еще и учитывать, что и при нем «органы» вели себя как в завоеванной стране.
С нетерпением жду, когда сделается возможным проведение пешеходной экскурсии по центру Москвы — «Здания ВЧК (ОГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ) как символ страны, поднявшейся с колен». Целый город, растекшийся по улицам и переулкам вокруг «Детского мира». И чтобы экскурсовод назвал даты, чтоб стало ясно, как росли наши «внутренние органы», как мужали, как обустраивались. Как все больше не хватало им места для неусыпной деятельности — на благо народа, конечно. А страна, нищая, голодная, напрягаясь из последних сил, все отдавала им — самое последнее.
А «чекистов» при этом окружала неизменной любовью… И сейчас пытаются одеть их в одежды героев.
Москва. 1924 г. Феликс Эдмундович Дзержинский в своем рабочем кабинете. Репродукция ТАСС
Для этого и секретят каждый их шаг начиная с самого начала. В обстановке секретности любого Дзержинского легко ангелом представить.
Посмотрите, все меньше и меньше документов мы можем получить в архивах ФСБ. Совсем недавно можно было взять необходимое в бывших братских странах: Грузии, Молдове, в странах Балтии… В Украине… Теперь и там ничего не получишь.
Так, до сих пор не обнародованы даже регламентирующие инструкции, согласно которым в СССР осуществлялись казни. Только в недавно опубликованных документах МВД Грузии указан официальный способ: «путем выстрела в правый висок»…
В Минусинске казнимых добивали ломом… Одного пьяные палачи пытались взорвать с помощью электродетонатора… Осужденный в 1939 году начальник оперсектора Алексеев в жалобах на необоснованность приговора указывал, что им лично арестованы 2300 «троцкистов», из которых 1500 расстреляны. Власти этим весомым аргументам вняли, в январе 1941 года Алексеев был освобожден из заключения и остался работать в системе ГУЛАГа…
Евгений Савостьянов. Фото: Анна Артемьева / «Новая газета»
Обращаюсь к Евгению Савостьянову, человеку удивительной судьбы, горному инженеру, на волне демократических преобразований неожиданно ставшему после августа 1991-го на три года заместителем директора ФСК, начальником Московской службы, генералу ФСБ:
— По поводу агентов, стукачей, сотрудников, имена которых надо, оказывается, до сих пор сохранять в тайне — всех… Справедливо ли это?
— Ответ прост. Закон предписывает — всех. Давайте сначала поменяем законы… Еще раз повторю: очищение органов, спецслужб, не может опережать очищения государства, особенно его верхних слоев. Если общество проявит волю и заставит государство открыть архивы, если государство — под настоянием общества, повторю, — заявит: мы больше не наследники СССР, мы не имеем с ним и его преступлениями ничего общего, тогда — другое дело… Пока же… Чего вы хотите? СССР гордился всеми годами своей истории, в том числе, и тем, от чего человечество содрогается в ужасе…
Что во всем мире считается преступлениями, у нас до сих пор в лучшем случае именуют «отдельными ошибками».
Даже сейчас мы — гордимся. И даже соответствующую статью в новую Конституцию вносим…
Разговор, обращаю внимание, трехлетней давности. Сейчас говорить об этом просто нелепо.
«…Еще 2 октября 2006 года руководитель Федерального архивного агентства В. Козлов заявил, что до 2010 года рассекретят документы советского периода. В 2015 году председатель Совета при президенте по содействию развития институтов гражданского общества и прав человека М. Федотов утверждал, что достаточно соблюдения законов, чтобы иметь доступ к документам КГБ уже сегодня. …Карьеристы и чиновники, начальники и начальнички сверхбдительны, когда речь идет об агентурном аппарате, силах и средствах органов безопасности. В общем, как правило, засекречивают то, что секретным быть не должно и уже не является. Так, межведомственная комиссия по засекречиванию государственной тайны 12 марта 2014 г., не являясь юридическим лицом, выдала заключение № 2-с, продлившее еще на 30 лет сроки засекречивания сведений относительно органов госбезопасности за период с 1917 по 1991 год, как бы составляющих государственную тайну. Был оставлен на секретном хранении ряд приказов ВЧК 1919 года, даже тех, которые не имеют грифа «секретно»…
Кто же это понаписал? Иностранные агенты, это-то ясно, но давно пора сорвать маски с их, с позволения сказать, лиц…
Оказывается, нет. Не агенты. Вот она, книга, — «Расстрелянная коллегия Феликса Дзержинского», вполне лояльная к «чекистам», стр. 408. Авторы — А.М. Плеханов и А.А. Плеханов. 2019. Тир. 500 экз.
- Первый: доктор исторических наук, профессор, полковник в отставке. Служил в военно-учебных заведениях МВД-КГБ СССР, ФСБ и ФПС России. Один из учредителей Общества изучения истории отечественных спецслужб. Почетный член Союза ветеранов госбезопасности… Имеет 17 правительственных и ведомственных наград, знак «За службу в контрразведке» II степени, лауреат премий ФСБ и «Золотой венец границы».
- Второй: кандидат исторических наук. Работал на различных должностях в учебных и научно-исследовательских учреждениях МВД СССР, ФСБ и ФПС России. Ответственный секретарь Общества изучения истории отечественных спецслужб и член Союза ветеранов госбезопасности. Лауреат премий ФСБ и «Золотой венец границы».
Люди то есть проверенные. И даже для них ясно: насколько нелепы, абсурдны, вредны (добавлю от себя) запреты «тайн» более чем столетней давности.
Что же произошло за минувшие три года? Почему и тогда (вполне очевидное) «несекретное» вдруг стало — еще более секретным?
Почему, несмотря на ясно высказанную волю москвичей, на улицы их города вновь тащат поверженного истукана?
Да, не на Лубянскую площадь, к этому и сегодня они не готовы… Но ведь тащат!
На фото, которое я сделал в начале 90-х в московском «Музеоне», Сталин (с отбитым носом) еще лежит. Позднее его поставят. Фото: Павел Гутионтов
Замечательный историк Олег Будницкий, когда я несколько лет назад обратился к нему по поводу установления очередного памятника Сталину (в Новосибирске), обращал мое внимание, что вектор-то движения обозначен ясно, ссылался на памятник Жертвам репрессий, только что наконец открытый в Москве… Президент его открывал, памятник…
Что сейчас скажете, Олег Витальевич? Про вектор?
За минувшие годы со всей торжественностью, с участием официальных лиц открыты десятки памятников Сталину и его соратникам, таким как кровавый прокурор Роман Руденко, чья подпись стоит под ДЕСЯТКАМИ ТЫСЯЧ расстрельных приговоров «тройки» в Донбассе (да нет, не под «десятками тысяч» приговоров, СПИСКАМИ осуждала «тройка»). И после Донбасса славно поработал на благо страны Роман Руденко — согласно постоянно меняющейся воле партии. Так что медаль, специально учрежденную, имени Героя Социалистического Труда Руденко, Генеральная прокуратура России вручает именно теперь лучшим своим сотрудникам.
Сколько уничижительных слов с самых высоких трибун прозвучало в адрес В.И. Ленина, одарившего несуществующую Украину не принадлежащими ей «исконно русскими территориями»! Тем удивительнее кажется, что первое, что делают освободители, это восстанавливают порушенные украинцами памятники «вождю мирового пролетариата». Не возникает ни у кого робкого вопроса: почему?
В 1996 году на Волге я увидел круизный теплоход, арендованный для своего мероприятия «Всероссийским дворянским собранием». Никогда не догадаетесь, как теплоход назывался — «Феликс Дзержинский»!
С каждым годом мне все больше кажется, что это — символ.
Куда должен звать Дзержинский Феликс Эдмундович, чему учить? Понимаю, что вопросы задаю — риторические. Но ответов хотелось бы — конкретных. А не ссылаться на советские учебники и рассказы «о чекистах» в детских книжках.
Будем называть вещи своими именами. Нам пытаются восстановить памятник органам госбезопасности.
