— Девчонки, не идите с ними! Они не имеют права вас трогать, — почти кричал старший брат Борис. Схватив одну из четырех младших сестер за руку, он не давал их увести. Сестры плакали и испуганно жались к брату и друг к другу. Сотрудники НКВД заметно нервничали: они не привыкли к сопротивлению — большинство арестованных уходило из дома безропотно, даже не спрашивая, за что уводят.
В 1937 году в Свердловской области была «вскрыта» шпионская ячейка «Польской организации войсковой» — одна из самых крупных в СССР. В рамках расследования деятельности иностранных шпионов были расстреляны и брошены в лагеря многие уральцы. После смерти Сталина стало известно, что история о польских шпионах и диверсантах в уральской глубинке оказалась традиционным мифотворчеством НКВД.
«В озлоблении за арест отца, матери…»
Екатеринбурженка Маргарита Герасимова родилась 1927 году в индустриальном Свердловске в многодетной семье Елизаветы и Якова Романюк, в которой росли пятеро детей: сын Борис и дочери Любовь, Галина, Маргарита и Тамара. Борис работал на железной дороге. Отец, Яков, трудился выбойщиком на государственной мельнице, и семья его мало видела — с утра до ночи пропадал на работе. А мама, домохозяйка, весь день проводила в домашних хлопотах и занималась детьми.
— Наш район в Свердловске назывался «Новый поселок», — рассказывает Маргарита Яковлевна. — Мы только построились, даже обжиться толком не успели, когда за папой пришли. Я тот вечер хорошо помню, мне тогда почти десять было, уже в школу ходила.
Герасимова Маргарита Яковлевна. Фото: Изольда Дробина / «Новая газета»
Вечером 26 октября 1937 года семья ждала отца с работы. В комнате тускло светила керосиновая лампа, мама хлопотала по хозяйству, а четыре дочери слушали, как старший брат негромко наигрывает на балалайке популярную мелодию. Время близилось к полуночи. Вдруг раздался стук в дверь — громкий, резкий. Брат пошел открывать.
— Как только Борис отщелкнул запор, в комнату ворвались трое вооруженных мужчин, — вспоминает Маргарита Герасимова. — Мы все страшно испугались. Маму забрали…
Папу, как мы узнали спустя годы, арестовали еще днем, на работе. Нас оставили дома под охраной вооруженного человека. Он следил, чтобы мы не убежали. Через некоторое время за нами приехал черный воронок.
Брат заступался за нас, скандалил. Вооруженные люди и его чуть не забрали. На Борю составили какой-то акт, нас все-таки вырвали у него силой и увезли в детский приемник.
«Доносим, что при проведении операции у Романюка Я.Я. по ул. Милицейской, 90 сын гражданина Романюка — Борис Я. 17 лет упорно не допускал нас к работе, — написали 26 октября 1937 года в рапорте оперативные сотрудники НКВД. — При изъятии сестер (четыре человека) Борис также упорно настаивал и уговаривал их никуда не трогаться, что предлагал и матери после ее ареста. Имел ряд выкриков «Кто вы такие?», «Зачем вы пришли ночью?», «Мы отсюда никуда не уйдем» и т.д.
В процессе работы … в квартире Романюк мы убедились, что их сын Борис в озлоблении за арест отца, матери и изъятии сестер способен на любую диверсию и пакость, о чем и доносим».
— Брата я больше никогда не видела, — продолжает Маргарита Яковлевна. — Судьба его мне неизвестна. Но Борю вроде даже не арестовали. Он успел создать семью и родить ребенка. Пропал Боря без вести то ли накануне войны, то ли в ее начале. Все мои попытки найти его оказались безуспешными — как в воду канул.
Казенный дом
— Где-то здесь он был, — торопится по улице Маргарита Яковлевна. — Помню, нас водили в общественную баню. По пути мы видели церковь — Свято-Троицкий храм.
Пожилая женщина вглядывается в каждое здание, но все не то. Она приехала в центр Екатеринбурга, чтобы найти дом, куда октябрьской ночью 37-го привезли ее и сестер.
— Вот он, наш детраспред, — эти слова она произносит почти шепотом, — сюда нас привезли.
На Гоголя, 42, в главном жилом доме старинной усадьбы Рейнфельд (сегодня это офисное здание). Усадьба внесена в список памятников архитектуры, поэтому и устояла в центре Екатеринбурга. Четыре сестры Романюк прожили здесь почти месяц до распределения в детский дом.
Главный жилой дом старинной усадьбы Рейнфельд. Фото: Яна Старцева / Википедия
— Нас [детей «врагов народа»] в детском распределителе было очень много, — рассказывает Маргарита Герасимова. — Было тесно, а новых все привозили и привозили. Мы все страшно переживали, не понимали, почему нас разлучили с родителями. Детки плакали или молчали. Через месяц нас распределили в детский дом в город Чистополь. Повезло, что в детдом нас вместе отправили, не разъединили.
С детдомом сестрам тоже повезло — директор хорошо к детям относился, жалел. На территории был свой огород, ребята ухаживали за растениями, выращивали овощи. В свободное время играли — жили почти обычной жизнью. К детям «врагов народа» воспитатели относились по-доброму.
— Нам было неплохо, но мы все равно были несчастны, — говорит Маргарита Яковлевна. — Даже то, что директор детдома меня очень любил, жалел, как родную дочь, не могло заменить общения с родителями.
Сестры Романюк в детдоме. Фото: из семейного архива
В детдоме меня дразнили «любимица-кормилица». Директор меня и в школу провожал, и встречал (детдомовские дети ходили в обычную городскую школу. — И. Д.). Даже хотел удочерить, но я не была сиротой.
«Маме я не нужна была»
— Мама сидела в тюрьме девять месяцев, — продолжает Маргарита Герасимова. — Каждую ночь ее поднимали и вели на допрос, спрашивали: «Как ты помогала своему мужу? Где и что вы делали? Все рассказывай». А что она могла рассказать, если не было ничего? Жили, как все, детей растили и работали. Через 9 месяцев ее выселили из Свердловска.
Елизавету Романюк, уроженку Свердловской области, сослали на два года в Асбест, где она поселилась у родной сестры. Детей из детдома забрать не разрешили. Первого июля 1940 года женщину освободили из-под надзора, и ее родня занялась возвращением детей. Сначала мама забрала младшую и среднюю сестру, а Рита со старшей Любой остались в Чистополе. Перед войной Люба поступила в институт, а Риту так никто из детдома и не забрал.
В 1941-м, летом, всех воспитанников детского дома отправили в колхоз, где они работали до осени. В сентябре Маргарита с Любой самостоятельно отправились на Урал. Трех дочерей мама забрала к себе в Асбест, а Маргариту оставила у жены брата.
Романюк Яков с женой и сыном Борисом. Фото: из семейного архива
— Вот в качестве няньки для племянницы и помощницы для снохи меня и оставили в Свердловске, — вздыхает наша собеседница. — На этом моя жизнь в родной семье, можно сказать, закончилась. Сестры жили с мамой, потом разъехались кто куда, вышли замуж. Образования я не получила — как окончила в детдоме пять классов, так больше и не училась. Меня оставили, как говорится, сохранять дом. Потом племянница подросла, и я пошла работать. Мне к тому времени 15 лет исполнилось. Устроилась в детский сад нянечкой. Там всю жизнь и проработала. Так получилось, что маме я не нужна была, она меня и в маленьком возрасте, еще до ареста отца, отдавала на время в семью своего двоюродного брата. Почему так, не знаю.
«Папу сразу расстреляли»
— Папу расстреляли через полтора месяца после ареста, — говорит Маргарита Яковлевна. — Официально мы узнали об этом через десятилетия, но мама нам при первой же встрече сказала, что папу расстреляли. Она видела его один раз через дверной глазок. Они в одной тюрьме находились. В той, что возле церкви (сейчас ИК-2 на ул. Репина в Екатеринбурге. — И. Д.). Там информация быстро разносилась.
В 90-е сестры Романюк нашли в свердловском архиве дело отца. Яков Романюк, украинец, родился в деревне Порубы Яворовского уезда в Польше в 1897 году. Из крестьянской семьи. Как отец оказался в Свердловске, наша героиня не знает, но был он гражданином СССР. Яков не получил даже школьного образования, всю жизнь физически много работал.
Через месяц после ареста, 27 ноября 1937 года, многодетный отец был приговорен к расстрелу за участие в организации одной из крупнейших в СССР шпионских ячеек поляков. Вины не признал.
Романюк Яков Яковлевич. Фото: из семейного архива
13 декабря 1937 года Романюка расстреляли. В апреле 1958-го приговор был отменен в связи с отсутствием состава преступления, а осужденный реабилитирован — посмертно.
— Мы не знали, что по всей стране в эти же дни арестовывали сотни, тысячи людей, — говорит Маргарита Яковлевна. — Хотя помню, незадолго до ареста моих родителей забрали нашего соседа. Я считала, что это какая-то ошибка, потому что в нашей семье все было хорошо. Посторонние люди к нам не ходили, даже намека на какую-то тайну в поведении родителей не было. Мой отец — уроженец Польши, видимо, поэтому из него и «слепили» шпиона, по национальному признаку. Кто виноват в том, что случилось с моей семьей? Говорят, Сталин, но я на него не грешу. Я думаю, это посредники виноваты в том, что с моими родителями произошло. Может, он (Сталин) и знал об этом, а может, и нет. У него же свои дети были. Сын в плен попал, это же тоже родительское горе. Не мог он так с людьми поступать. Я больше на Берию и остальных соратников думаю.
Справка о реабилитации Романюка Якова Яковлевича
Приказ № 00485
В августе 1937 года нарком внутренних дел СССР Николай Ежов подписал оперативный приказ № 00485 о борьбе с польскими шпионами. В частности, речь шла об организации «Польска организация войскова» (ПОВ). Этот приказ запустил массовую ликвидацию поляков и связанных с ними лиц на территории страны.
По данным переписи 1937 года, всего в СССР проживало 636 220 поляков. В РСФСР больше всего их было в Ленинградской и Московской областях, в Западной Сибири и на Урале. Именно в этих регионах приказ № 00485 исполнялся особенно интенсивно.
В октябре 1937 года Ежов расширил действие приказа с самих «шпионов и диверсантов» на их жен — аресту подлежали супруги осужденных «по польскому делу», причастность или непричастность их к «контрреволюционной деятельности» мужа значения не имела.
Аресты ждали и детей старше 15 лет, если их признают «социально опасными и способными к антисоветским действиям». Жен отправляли в лагеря на 5–8 лет, подростков старше 15 — в лагеря, колонии или детские дома особого режима. Младших детей распределяли в ясли и детские дома.
Вскоре выяснилось, что исполнение директивы от 2 октября сталкивается с техническими трудностями — поток жен арестованных поляков оказался гораздо больше ожидаемого, в тюрьмах и детских домах не было столько мест для «шпионов». Было решено жен не сажать, а выселять из домов и квартир за пределы крупных городов.
Как писали в своем исследовании «Польская операция» Н. Петров и А. Рогинский, «Приказ 00485 создавал принципиально новый в практике ОГПУ — НКВД процессуальный порядок осуждения. После окончания следствия на обвиняемого составлялась справка «с кратким изложением следственных и агентурных материалов, характеризующих степень виновности арестованного». Отдельные справки каждые 10 дней надлежало собирать и перепечатывать в виде списка, который представлялся на рассмотрение комиссии из двух человек — начальника НКВД — УНКВД и прокурора (отсюда — «двойка»).
Приказ НКВД СССР № 00485
В задачу «двойки» входило отнесение обвиняемого к одной из двух категорий: первой (расстрел) или второй (заключение на срок от 5 до 10 лет). Затем список отсылался на утверждение в Москву, где его должны были окончательно рассматривать и утверждать Нарком внутренних дел и Генеральный прокурор, то есть Ежов и Вышинский. После этого список возвращался в регион для исполнения приговоров. Этот порядок осуждения в переписке НКВД вскоре стали называть «альбомным» — вероятно, потому, что машинописные списки заполнялись на листах, расположенных горизонтально, сшивались по узкой стороне и внешне напоминали альбом».
Весной 1938 года «национальные операции» приобрели катастрофические масштабы, в Москве не успевали обрабатывать поступающие с мест «альбомы», иногда приговоренные к расстрелу ждали подписания своих дел (а значит, и казни) месяцами.
Первоначально на осуществление «польского» приказа отводилось три месяца — операция должна была начаться 20 августа и закончиться 20 ноября 1937 года. Но срок этот постоянно продлевался.
По «польскому» приказу были рассмотрены дела 143 810 человек, осуждены 139 835, приговорен к расстрелу 111 091 человек.
