ОБЗОРКультура

Басинский, Козлов, Данилов…

Книжные новинки, на которые стоит обратить внимание

Басинский, Козлов, Данилов…
Иллюстрация: Анна Жаворонкова / «Новая газета»

Руслан Козлов. Stabat mater

«Это книга, которую мне нужно было написать. Не хотелось, не вдохновение снизошло, а просто нужно», — часто повторяет автор. Вошедшая в шорт-лист «Большой книги» Stabat mater — это текст, который нужно не только написать, но и прочитать. По крайней мере для того, чтобы хоть немного понять время, в котором мы живём.

Это роман не только о хосписах и неизлечимо больных детях, хотя в первую очередь о них. Не только о боли вообще, хотя и о ней. И даже не только о милосердии, как гласит его смелый подзаголовок. Это роман о том, что очень чётко сформулировано в другой — тоже абсолютно христианской — книге: «Счастье можно найти даже в тёмные времена, если не забывать обращаться к свету». И в этих поисках света больной пандемией равнодушия мир в романе Козлова возвращается к началу своей истории, чтобы вспомнить о себе что-то важное, а дети из хосписа оказываются похожими на первых христиан, сражающихся со страхом и болью за веру и надежду. Stabat mater, по словам Козлова, — «это попытка найти вакцину» от эпидемии очерствения душ. И самое время сейчас нам этой вакциной привиться.

Изображение
цитата

«Солнечный поток гаснет, заслонённый чьей-то тенью — из палаты кто-то выходит, может быть, врач или сестра… Вжимаюсь в стену, не зная, куда бежать. Натыкаюсь на какую-то дверь. Толкаю её спиной, валюсь в темноту, закрываю дверь и, стоя на коленях, держу её изнутри, держу изо всех сил… Крик обрывается… Секунду… две… три… тихо… Меня трясёт как в лихорадке, к горлу подкатывает тошнота… Господи, я больше так не могу! Я скажу им, скажу отцу Глебу, скажу всем — скажу, что болен! Да-да, тоже болен! Это не трусость, не малодушие. Это настоящая болезнь. Алгофобия — невыносимая, паническая боязнь боли. Психическое расстройство под кодом «F40», жирно написанным на моей медкарте, прямо на обложке, — мой приговор на всю жизнь!.. Боже, мне так стыдно! Кто мне поверит, кто поймёт, кто захочет влезть в мою шкуру — здесь, где бессилие перед болью — мука для всех!.. Ох, как же мне взять себя в руки? Как успокоиться, если вся моя жизнь — бесконечный, не отпускающий страх, который я пытаюсь удержать в себе — так же судорожно и отчаянно, как держу сейчас эту дверь!»

Дмитрий Данилов. «Саша, привет!»

Казалось бы, на тему приглашения на казнь уже всё сказано. Да и про жанр антиутопии — тоже. И тем не менее Дмитрию Данилову удалось сказать то и так, что и как до него ещё не говорили. С ровной, ироничной интонацией и почти дословно воспроизводя обычные повседневные диалоги со всей их бессодержательностью и рассеянностью, автор говорит о любви и смерти, о преступлении и наказании, о человеке и государстве, — короче говоря, обо всём том, над чем рассуждает вся русская литература с начала своего существования. И оказывается, что сегодняшние мы нуждаемся в новых ответах на старые вопросы.

Изображение
цитата

— Понимаете, советская литература была таким коллективным мороком. Что-то писалось, люди работали, даже иногда создавались выдающиеся произведения. Даже, может быть, великие. Но в целом это было какое-то такое, понимаете, блуждание в темноте.

Кто-то из студентов тянет руку:

— Сергей Петрович, а можно вопрос? А правда, что вас к смертной казни приговорили?

Серёжа кладёт указку на стол.

— Да, правда.

Серёжа выходит из аудитории и слышит, как ему вдогонку звучат аплодисменты».

Павел Басинский. «Подлинная история Анны Карениной»

Многие классические произведения читаются и считываются как детективы, хотя в этом жанре задуманы не были (вспоминаем школьную программу: «Преступление и наказание» Достоевского или «Драма на охоте» Чехова). Но «Анну Каренину» как детектив прочитал, кажется, пока только Павел Басинский: жанр его новой книги находится на грани фикшена и нон-фикшена и лучше всего определяется как филологическое расследование. Роман Толстого и его творческий метод расследуются, расшифровываются и объясняются, как говорится, на пальцах — так, как Шерлок Холмс растолковывал Ватсону самые запутанные тайны. И вновь оказывается, что сегодняшние мы остро нуждаемся в новом способе разговора на тему, по которой, казалось, добавить больше нечего.

Изображение
цитата

«Эта книга писалась сама собой. Я выступаю в ней не столько как писатель, сколько как преданный читатель романа «Анна Каренина». На протяжении многих лет я перечитывал его раз десять. И каждый раз возникало странное ощущение, что я читаю другой роман. Скажут: обычное дело. С возрастом мы иначе воспринимаем те же книги. Но это не тот случай. Было время, когда я перечитывал «Анну Каренину» каждый год, проводя лето на даче. И каждый год чувство, что я читаю другой роман, меня не покидало. Едва ли за один год я сильно взрослел. Видимо, дело не во мне — но в самом романе. <…> Вот только один забавный пример… При перепрочтении романа я иногда обнаруживал, что у графа Вронского вдруг отрастала… борода. То, что этот красавец рано начал плешиветь, я замечал и до этого, но откуда взялась борода? Она то была, то её не было. Вронский между моими чтениями романа жил какой-то своей жизнью, не зависимой не только от меня, но, кажется, и от самого Толстого. Когда хотел, отращивал бороду, когда не хотел, не отращивал или сбривал к тому моменту, когда я открывал книгу.

Но борода Вронского — это мелочь в сравнении с тем, что я каждый раз по-разному понимал мотивы поведения почти всех героев этого романа. Они всегда оказывались другими и всякий раз противоречили прежнему пониманию. Я не знаю случая, чтобы какой-нибудь роман оставлял во мне такое же впечатление».

Георгий Кизевальтер. «Репортажи из-под-валов.

Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная интервью с её героями»

Этот сборник, являющийся хронологическим продолжением книги «Время надежд, время иллюзий. Проблемы истории советского неофициального искусства. 1950–1960 годы: Статьи и материалы», — бесценный материал для изучающих андеграунд 70–80-х и абсолютная находка для интересующихся. Его основа — бесчисленное множество материалов из американских и европейских газет, журналов и записей радиопередач. Необъятный, плохо изученный мир советского андеграунда — то, что автор называет легендарным, но туманным периодом с очень нечёткой «картинкой», — предстаёт здесь сфокусированным и обозримым благодаря точке зрения извне. И так же — извне — мы, читающие «Репортажи из-под-валов», видим современную нам Россию.

Изображение
цитата

«Christian Science Monitor, 8 декабря. „В статье Шарлотты Зайковски «Искусство из „подвала«» описывается поистине удивительное событие: в выставочном зале Клуба художников на Кузнецком Мосту открылась выставка модерниста Аристарха Лентулова. Книга отзывов, как всегда, блистала перлами зрителей типа «Кому нужна такая профанация искусства?» или «Как прекрасно, что его картины извлекли из подвалов музея! Они должны принадлежать народу!».

Михаил Майзульс. «Воображаемый враг.

Иноверцы в средневековой иконографии»

Ещё одна новинка нон-фикшен, способная объяснить нам, кого мы назначаем на роль врага, как его себе рисуем и что из этого выходит. Более того: эта книга, вдумчиво прочитанная гражданином страны, развязавшей спецоперацию может вскрыть механизмы превращения «другого» в «чужого» и дать понять, что со времён Средневековья эти механизмы, в общем, не изменились.

Изображение
цитата

«Взглянем на миниатюру из роскошной рукописи, которая была заказана для французского короля Карла V (1364–1380). В середине центрального регистра изображена католическая месса. Она противопоставляется идолопоклонству (слева) и иудейскому культу (справа). Язычники молятся перед алтарём, на котором установлены золотые истуканы. Евреи приносят жертвенного агнца к ковчегу, из которого разворачивается пустой свиток, символизирующий Писание — голос Господа. Католический священник гладко побрит, а на его непокрытой голове видна тонзура. Языческий жрец и еврейский первосвященник бородаты и одеты в шапки похожих конструкций, напоминающие корону с тремя зубцами. Только у язычника у этой короны низкая тулья, а у иудея в неё вставлен высокий колпак. Выше, на небесах, престол Бога окружают славящие его ангелы, святые и души избранных. Среди них есть несколько бородатых старцев без нимбов и в таких же шапках, как у язычников и иудеев. Вероятно, они означают ветхозаветных праведников. В нижнем регистре миниатюры демоны тащат в пасть ада грешников, в том числе христианских епископов в высоких митрах. За такой игрой с символами скрывалось представление о едином фронте иноверия, в котором иудеи, магометане и еретики строят общие планы по ниспровержению Католической церкви. Ведь они все «неверные» — infideles. Гравюра Бургкмайра представляет идеальную картину мироздания, в котором господствует единая Церковь. Папа и император, её верные сыны, не сражаются за «первородство», а вместе повелевают душами и телами».

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow