Чулпан Хаматова представила в лондонском театре Табернакль новую пьесу Ивана Вырыпаева. В читке принимали участие сам автор, польская актриса Каролина Грушка и, собственно, российская звезда, на имя которой слетелся, съехался, сошёлся русский Лондон.
Чулпан, стократ объявленная на родине предательницей, участвовала в этом событии, чтобы собрать средства для фонда. В России он всем известен как «Подари жизнь», в английском варианте — Gift of Life. Все трое провели эту акцию без копейки гонорара ради детей, больных раком. Театр был набит до отказа, деньги собраны.
Пьеса называется «Единственные самые высокие деревья на земле». Сюжет в ней отсутствует, но есть предлагаемые обстоятельства: две женщины, Сэнди и Дороти, всецело поглощённые «постижением такой волнующей всех вещи под названием жизнь», просто разговаривают. Потом к ним присоединяется мужчина.
«Единственные деревья…» закончены за полгода до 24 февраля, а потом только слегка, за один день, по признанию автора, откорректированы.
Вырыпаев на обсуждении после читки скромно сказал, что это самая сложная пьеса в мире. Честно говоря, знаем и посложнее, но вот если прямо сейчас, «в моменте», — да, непроста.
Всё почти, о чем идёт речь, уже произошло. Исходное событие — гибель в реке сына Бена. Река, Бог, смерть — начала, о которых без конца говорят Сэнди и Дороти. И о том, как это Бен смог выжить, жениться и так далее…
Люди разговаривают, просто разговаривают, а тем временем гибнет цивилизация, летят в тартарары гуманитарные ценности, а вера в «величие людей утрачена» целиком. Герои как бы висят над бездной. На почве, взрастившей некогда целое драматургическое направление «рассерженных молодых людей», этот текст тотального отрицания заходит целиком.
Впрочем, дело в контексте; он сейчас таков, что пьеса о катастрофе (человека и планеты) — лишь бледная тень реальности.
«Почему ваши герои живут в Нью-Йорке?» — не раз спросили слушатели на обсуждении после читки. Да не в Нью-Йорке они живут, а на Земле. Среди миров, в молчании светил, так сказать; у героев нет биографий, нет социума, и невозможно определить, кто они по роду занятий.
Перед нами голые люди на голой планете, мыслящий и гибнущий в этих мыслях тростник. Что-то в героинях есть от чеховской Раневской, что-то — от Сары Кейн, а что-то — от макбетовских ведьм. Жестокие и беспристрастные, утончённые и примитивные, цепляющиеся только за оценки и обличения, они совершают свой интеллектуальный товарообмен почти без интонаций, вторя друг другу. Две звезды, русская и польская, лишь намечают краски диалога (обаятельный акцент Каролины Грушки здесь на удивление к месту). Но за этим диалогом вырастает картина планетарного финала.
Чулпан Хаматова, Каролина Грушка и Иван Вырыпаев. Фото: Валентина Корабельникова
Когда-то Вырыпаев написал пьесу «Бытие номер два», где, если совсем попросту, шла речь об отношениях человека с Богом. И вот сейчас это своего рода «Бытие номер 2022», где речь о том, что у Бога и человека больше нет отношений.
Уйгуры и прочие народы, исчезающие «ради того, чтобы мы могли созвониться». Искусственные свиньи и новые смыслы. Пережиток прошлого с ядерной бомбой, который вот-вот «закроет весь этот культурный проект», оцифрованный мозг и мусульмане, которые «думают, что они есть, а на самом деле их тоже нет» — лишь малая часть слоистого тела пьесы.
В нём очень много мата. Чёрного мата, который неразрывно слит с метафизикой, поэзией и отчаянием текста.
Автор языком за гранью говорит о явлениях за гранью, предельная лексика предельных состояний.
Временами это кажется излишним, избыточным и — отталкивающим.
«Чулпан, вы же могли бы играть Стоппарда и Шекспира, вы понимаете, что это очень плохой текст?» — задал после читки вопрос из серии «прямее не бывает» один респектабельный зритель.
Но Чулпан — опытный боец, смогла ответить, никого не обидев. Впрочем, Вырыпаев давно выше обид. Он этакий принципиально неприкаянный странник, который давным-давно вышел из Иркутска и обошёл «путём всея земли», сумел соединить в своей мысли о жизни дилетантство и высокий запрос, создал собственный стиль, поднял много неподъёмных вопросов. И напомнил всем о том, что
драматургия есть прежде всего большая идея, в её поисках иногда приходится спускаться в ад.
…К двум женщинам вдруг приходит Бен — тот самый, немыслимую, невозможную, непонятную жизнь которого они всё время обсуждают. Прощаться, он навсегда уезжает. И напоследок хочет оставить им дар — стержневое понимание всего и вся. Долго мнётся (в словах) на одном месте, а потом выдаёт свою истину:
«Единственные самые высокие деревья на земле находятся внутри нас».
Иван Вырыпаев. Фото: Валентина Корабельникова
Вырыпаев сегодня на уровне текста отрицает всё: интеллект, душу, форматы, смысл. Но не стихию слова. Он поэт, пусть даже использующий грязную, обсценную речь. И философ. Слегка доморощенный, но отважный.
Так что, по мнению Бена и автора, «Сад нашей всегда и никогда не меняющейся новой любви», как до грехопадения, состоит из высоких деревьев-людей.
Завершая обсуждение, Чулпан сказала: сорок процентов жертвователей её фонду отписались от донатов. Из-за несогласия с её позицией.
Сорок процентов благотворителей выбрали оставить детей умирать.
«Единственные самые высокие деревья на земле» — и об этом.
